Читать интересную книгу Дом толерантности (сборник) - Анатолий Грешневиков

– Что вы так убиваетесь, может, она еще и никуда не пропала… Может, вернется. Подождите плакать, зачем сердце напрасно надрывать?

После этих слов у Ольги Владимировны слезы полились градом, а ноги подкосились, и она тихо-тихо стала падать на колени. Муж успел схватить ее обеими руками, положил на диван, осторожно пропихнул под голову подушку, затем притянул голову жены к себе, пальцами вытирал слёзы и нежно прижимался щекой к ее щеке, слушая, как она дышит.

– Господи, что же нам делать? – завертелся юлой по квартире Алексей Константинович.

В ответ – тишина. Никто не знал, о чем говорить.

– Почему этот подонок Анзор пристал к такой мирной, добропорядочной семье? – снова раздался его крепкий сердитый голос. – Да я башку снесу этому Анзору, если с ней что-то случится.

– Вы зря всех-то не подозревайте, – замахал рукой участковый Акбердин, двигая вверх-вниз плечами, на которых сияли майорские погоны. – Отчего вы решили, что Анзор имеет какое-то отношение к пропаже Елизаветы Николаевны?

– А кто еще в нашем доме способен на всякие подлости, мерзости и убийства? – вскипел, взревел Николай Степанович.

– Да много у вас тут живет плохого народишку, – глубокомысленно заявил майор. – Есть кому подлость совершить и кроме Мамедова.

– Это вы бросьте, – прикрикнул хозяин квартиры. – Народ у нас добропорядочный.

– А еще живут бездельники, алкаши всякие… Да и хапуг, жадных до денег много. Заплатить долги за квартплату и то не хотят.

– Вот вы о чем! О долгах ТСЖ… Но мы не обязаны десятикратную плату вносить таким мошенникам, как Анзор. У них нет ни совести, ни чести, в глазах – одни деньги.

– Правильно. Нынче все деньги зарабатывают. Деньги у нас никто не отменял. Деньги у нас все определяют. Я вам уже говорил о этом…

– Вы говорили, что деньги выше закона…

– Нет уж, это не мои слова.

– Да вас, видимо, деньги тоже одурманили, тянут вниз…

– Деньги не гиря, тянущая вниз, деньги – воздушный шар, который тянет кверху.

– Страшный ты человек, майор, и совсем не нашенский… Такой же чужой, как твой любимец Анзор. Но когда-нибудь ты, майор, сорвешься с этого шара и разобьешь свою голову…

– Зря такими словами разбрасываетесь, Николай Степанович. Пострадать можете…

Нелицеприятная перепалка заметно перешла на повышенные тона и угрозы. Майор часто моргал глазами и пытался унизить хозяина квартиры, насладиться сознанием своего превосходства. У Николая Степановича появилось откровенное чувство брезгливости к оппоненту, с каждой секундой он чувствовал прилив бессильной ярости, но давать волю эмоциям сейчас он не имел права…

Майор попытался задать вопросы о том, куда и к кому могла вечером уйти Лиза. Но в этот момент Ольге Владимировне стало совсем плохо. Она схватилась руками за грудь и мучительно застонала, закрыла глаза, и тело ее съежилось в неестественной позе.

– Врача, Коля, вызови скорей врача, – попросила она торопливо и смущенно.

«Скорая» приехала без задержки. Но пока она мчалась к больной, та уже теряла последние силы. Губы ее бормотали что-то невнятное и вдруг перестали шевелиться, застыли, лицо стало серым, бескровным.

Николай Степанович, глядя на то, как врачи суетливо набросились на тело жены и начали массировано стимулировать работу ее сердца, неожиданно почувствовал, какой болью пронизано сейчас сердце любимой женщины. Его охватывал необъяснимый растущий ужас… «Олечка, любимая, дорогая, только держись!» – молитвенно говорил он сам с собой, высматривая лицо неподвижно лежащей на диване жены. Он метался вокруг врачей, громко стукая ботинками по паркету, но они не замечали его. В потухших глазах не было ничего, кроме необъяснимой тревоги.

В молчаливых комнатах резко запахло лекарствами. Майор Акбердин переминался с ноги на ногу возле стенки, щурился, глядя по сторонам, и соображал, как ему поступить в столь неординарной обстановке. Наконец он, подрагивая мясистыми щеками, решился покинуть квартиру. Его уход никто не заметил.

Горе охватило семью Мазаевых. Все выжидающе смотрели на врачей. Каждый намеревался помочь, кто-то судорожно ходил взад-вперед по комнате, у кого-то ломко хрустели пальцы рук, нервно зажатых в кулак… Лишь один Максим смиренно один-одинешенек сидел в уголку, будто голодный, обиженный и никому не нужный волчонок, и испуганно молчал.

Врачам удалось запустить сердце… И тотчас молодой врач с печально-торжествующим видом громко, решительно скомандовал:

– Срочно в больницу… Оглохли что ли? В больницу!.. Едем!

Двери всех комнат распахнулись перед врачами настежь. Никто не мешал больничным носилкам. Ольга Владимировна лежала неподвижно, в многочисленных шнурах, трубках, закрытая легкой простыней.

Николай Степанович со страхом взглянул на затылок молодого врача.

– Я поеду с вами, – сказал он вдогонку.

– Вам можно.

Едва больничные носилки поравнялись с дверью на лестничную площадку, в комнате взревел голос всполошившегося, напуганного Максима. Подняв возбужденное лицо и увидев, как его едва живую мать увозят в больницу, он почувствовал, что в его жизни наступает что-то трагическое.

– Мамочка, моя мамочка, – запричитал Максим, повиснув на носилках. – Хочешь, я брошу компьютер….

Врач осторожно и быстро отпихнул мальчугана в сторону. И Максим кричал уже вдогонку:

– Брошу компьютер… Я его раздолбаю, только очнись, мамочка, любимая, очнись…. Не умирай.

Первый раз в жизни он рыдал так, будто был охвачен лихорадкой.

Рядом с Максимом сидел Алексей Константинович. Других он к себе не подпускал. Грубо отпихнул руку сестры Гали, пытающуюся погладить его по голове. Огрызнулся, забил руками по коленям, когда ее муж Виктор присел перед ним на корточки. Только старому другу отца он разрешил утешить себя.

Так в углу просторной комнаты, за диваном, он просидел до позднего вечера, ерзал, устраиваясь поудобнее, и наконец заснул.

Алексей Константинович пробыл в семье друга недолго. Смекнув, что детям хочется побыть одним, что после случившейся беды никому не хотелось говорить, он уехал домой.

Хуже всех чувствовал себя Николай Степанович. Жизнь его любимой Олечки таяла у него на глазах. Он сидел угрюмо, запрокинув голову к побеленной стене, у двери операционной… Ждал новостей. Молил Бога о спасении. Просил прощения у жены, будто уже знал, что ей не выкарабкаться из лап смерти.

В операционную торопливо входили и выходили хирурги, не поднимая глаз, не глядя на сгорбленную, жалкую фигуру ожидающего человека.

И вдруг он услышал, как кто-то его окликнул. Перед ним стоял молодой врач. Николай Степанович увидел его дрожащие губы и захотел убежать прочь. Глаза двух людей, встретившись, говорили друг другу о том, о чем страшно говорить вслух. «Все, Оли нет!» – кричал его внутренний голос. «Ваша жена умерла!» – шептали невыразимые слова губы врача.

– Извините… Я сожалею. Мы сделали все, что могли. Ваша жена умерла. Уж очень слабое у нее было сердце!

Последних слов он не слышал, голову затянуло мрачным туманом. Ему поднесли под нос бутылочку с нашатырём.

– Вы как себя чувствуете? – спросила медсестра, склонившись над ним у стены, будто не видела, в каком подавленном, отрешенном он был состоянии. – Подняться можете?

Он встал на ноги. Врач держал его под руки.

– Благодарю, – сказал сухо Николай Степанович. – Я могу к ней пройти?

– Да-да, конечно.

Лучше бы он не видел ее – тихую, безмятежную, прижимающую руки к середине груди.

Он заплакал навзрыд. Вздрагивая сильными плечами, закрывая мокрое лицо руками, он долгое время не мог успокоить себя. Врачи вывели его из операционной, провели в кабинет главного врача, усадили на диван. Слезы неудержимо текли из его глаз… Хирург успокаивал, произносил утешающие слова… На высокой стене Николай Степанович неожиданно рассмотрел картину… Это была известная работа Левитана «Над вечным покоем». Тут его осенила мысль: теперь душа Олечки будет вечно парить в небесах, наблюдать за ним… Он навсегда остается один. И как теперь жить, когда ее нет, когда он привык, что она всегда рядом? Горькие вопросы не имели ответа. Шатаясь, он начал ходить по кабинету, подходил к окнам, но боялся выглянуть на улицу. Мир опустел. Ему хотелось оказаться на месте жены…

Домой его по просьбе врачей отвез старый друг Алексей Константинович. С ним была жена Зоя.

Всю дорогу Николай Степанович молча слушал, как за окном машины свистит, погукивает ветер.

В квартире его ждали дети Галина и Максим.

Виктор ушел вместе с участковым опрашивать жителей дома – не видел ли кто из них Лизу.

Николай Степанович грустно опустился на стул в зале. Повсюду витал душный, неживой воздух. На стене аккуратно висел плед, закрывающий зеркало. Он посмотрел на Галю и подумал про себя, как она догадалась, что в доме покойника всегда занавешивают зеркала.

– Видишь, Галинка, какое горе на нас свалилось, – прошептал он. – Теперь мы одни остались… Навсегда одни, без мамы, без Оленьки…