Почему они не согласились отправиться за ним уже сейчас?! Я не выдержу этих пяти дней… Этих терзаний!
Мысленно попрощавшись с приятной ночёвкой, я вздохнул:
– Где я могу найти этого Симона?
Дина сжала меня за запястье и растроганно всхлипнула:
– Ты пойдёшь к нему… ради Лешпри?
– У Шилли вырос достойный потомок – авантюрист, заботящийся о благополучии Кулуат Хеля. И было бы кощунственно бросить его в трудный час, – тепло ответил я. – Я постараюсь выспросить у Симона всё, что он знает о карте и предполагаемом маршруте Лешпри, а потом… Спущусь за ним.
От переполнившего её волнения Хельберт задохнулась.
– У этого отброса нет постоянного пристанища, – овладев собой, промолвила Дина. – Симон вечно обретается по всяким захолустным кабакам и подобным им темным притонам. Вчера я отловила его в «Изворотливом Вереске». Он был мертвецки пьян и бубнил, что ни о какой карте и слухом не слыхивал. Мне так и не получилось развязать ему язык и… пришлось уйти.
Хельберт отвернулась – по её щекам вновь заскользили капельки.
– Симон мне врал! Перед своим уходом в потёмки Криды, Лешпри поведал мне, кто всучил ему тот пожелтевший свиток! Я призывала сыночка не валять дурака, не геройствовать, обещала, что мы сведём концы с концами и без этого проклятого богатства, но он всё отнекивался, да отшучивался, а теперь… теперь его нет…
– Не кори себя. Юноши всегда считают себя самыми умными и оттого не воспринимают слова своих родителей всерьёз. Лешпри поступил опрометчиво, да, однако, убиваться нам пока рано.
Сняв с воротника полотняную салфетку, я встал.
– Я в «Изворотливый Вереск». Советую тебе после моего ухода лечь спать. Во сне разум освобождается от скопившегося напряжения, а тело набирается новых сил. И то и то тебе сейчас показано.
– Спасибо, Калеб… Я провожу тебя.
Пошатываясь, Дина сопроводила меня в прихожую. Лик Эбенового Ужаса, прислонённый к вешалке, плотоядно скалился мне из корзины с тросточками. «Недолго же ты отдыхал» – хмыкнул себе я, беря его в руку. Ободряюще подмигнув Хельберт и мягко прикрыв за собой дверь, я вышел из Кулуат Хеля.
На небосклоне ночь расплескала ковш звёзд. В воздухе пахло отгорающим костром и пряными травами. Вдыхая ароматы заснувшего города, я, позёвывая, заторопился в нижнюю часть Роуча, туда, где разношёрстные питейные заведения являлись прибежищем для сонма сомнительных личностей. Длинный бульвар со строем чинных деревьев вывел меня в квартал ремесленников. Его аллеи и возникающие из ниоткуда тупички, замыкающие на себе содружества слепленных домов, в итоге вывели мою, кутающуюся в плащ фигуру на неровную брусчатку. Облупленные ставни приземистых хибар и обшарпанные вывески на их фасадах подсказали мне, что я близок к цели. Притормозив одного праздношатающегося гуляку, я попросил его указать мне адрес «Изворотливого Вереска». Оказалось, что идти осталось чуть-чуть. Надо было завернуть за угол, а там уже, не сбиваясь с курса, двигаться только вперёд. Что я и сделал. «Изворотливый Вереск», замызганное бревенчатое здание, встретило меня ржавыми баками, мусором и грязью на порожках – стало быть, пришли. И, ведь, Дина–то молодец. Не побоялась давеча заявиться в столь злачный кагал.
Стараясь не привлекать к себе внимания, я, надвинув на голову капюшон, причалил к барной стойке. Бармен – усатый дылда с татуировкой на лбу, наклонившись, сипло спросил:
– Что пьём?
– Тоже самое, что и Симон.
Бармен смерил меня взглядом.
– Не знаю никакого Симона. Заказывай или проваливай.
Пряча посох под нишей, я, слегка оголяя меч, хмуро процедил:
– Где Симон?
– Запугивать меня удумал, гнус? С такими как ты, у меня разговор короткий, – злобно отозвался бармен, вынимая пудовую дубинку.
Он резко свистнул – сразу три скучающих детины оторвались от диванчика и, поигрывая мускулами, затопали ко мне. Я между тем, сосредоточившись на навершии Лика Эбенового Ужаса, заставлял его раскалиться. Уловив как за спиной грозное сопение, я резко достал посох из укрытия. Кошмарные провалы–зарницы демонического черепа вспыхнули на Лике Эбенового Ужаса красными углями. Свет, источаемый волшебным оружием, отразился в глазах бармена животным страхом. Он отшатнулся, а вместе с ним и тройка его вышибал.
– Маг… Мне не нужны неприятности! – сдавленным голосом, прокряхтел бармен.
Я сардонически осклабился.
– Тогда повторю свой вопрос – где Симон?
– Он в восьмом номере, это на втором этаже… Привести его?
– Нет. Я сам к нему поднимусь.
Громилы попятились, и я никем не задерживаемый, спокойно взошёл по лестнице. Комната с цифрой «восемь» притаилась в западном крыле «Изворотливого Вереска». Стучать я не стал. Телекинезом нащупав замочную задвижку и отодвинув её, я безапелляционно пихнул дверь. Кавардак из пустых тар, подушек и разбросанной одежды был вместилищем алкогольных паров и чада благовонных курильниц. Посреди беспорядка, на расстеленном ложе, валялся дородный мужик, которого полуобнажённая девица потчевала гроздью рубинового винограда. Мой визит вызвал у присутствующих бурю эмоций. Девица закричала, а предмет её обхаживаний кинул в меня тапочкой.
– Какого рожна ты ко мне вот так вот врываешься?! – завопил мужик, натягивая на пузо одеяло.
– Здравствуй, Симон. Нам есть о чём поболтать, – улыбнулся я, а затем добавил, глядя на «жрицу любви»: – Мадам, вам лучше покинуть нас.
Это предложение пришлось ей по вкусу. Она живо собрала свои вещички и выскочила из номера как ужаленная. Пока я прикрывал за девицей распахнутую настежь дверь, Симон успел разжиться кривым кинжалом. Он неуверенно наставил его на меня.
– Мне не о чем с тобой лясы точить. Давай, дуй отседова по добру поздорову!
– Убери своё шило, пока оно не наделало бед, – растянуто сказал я, подводя к носу Симона Лик Эбенового Ужаса.
Небритые, заплывшие пивной отёчностью щёки трусливо затряслись.
– Мужик, я тебя первый раз в жизни вижу! Чего ты хочешь?!
Вынув из обмякших ладоней кинжал и указав Симону на табурет, я проговорил:
– Для начала сядь и успокойся. Если будешь паинькой, я тебя не трону.
Подобно грузному тюленю Симон брякнулся на видавшую виды седёлку. Его глазки постоянно елозили взад–вперёд, а мясистые кулаки, подпёршие мощный подбородок, сжались до хруста костей.
– Ну и дальше что?
– Я смотрю, ты неплохо гуляешь на золото Хельбертов, – лениво протянул я, поддавая сапогом полупустой кувшин.
– Эти денежки мои! Мальчуган, как его там, Лешпри заплатил мне их за одну… ценную вещицу!
– За карту сокровищ, – участливо подсказал я, позволяя Лику Эбенового Ужаса грозно затрещать. – Она поддельная?
– Нет! Однозначно нет! – проскулил Симон. – Я подцепил её в Криде!
– Конкретнее! – приказал я ледяным тоном.
– Лады, лады! Отодвинь от меня свой посох! Ну, что…
Симон отёр вспотевшие виски.
– Работы у меня нет, поэтому я регулярно нуждаюсь в… э-э-э, финансах. В Криду люди обыкновенно не суются – остерегаются всякого, ну суеверия у них, сечёшь? А в Ольхеле меж этих статуй заплесневелых водится отличная рыбина. Как прижимает мне кошелёк, так я тащусь туда, к ней. Наловленную мною рыбину разбирают, аж за плавники дерутся… Речка–то самая близенькая к Роучу у Клейменда течёт…
– Переходи к главному.
– Да, кхм, рыбачил