Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все было грязное и серое, и даже ибисы как будто утратили блеск своего красного оперенья, словно мир ярких красок, который несколько месяцев назад сверкал под слепящим светом, выцвел подобно старой фотографии, превратившись в замусоленный дагерротип, где едва можно различить очертания.
Пробившись сквозь толстый слой туч, свет доходил до земли уже таким утомленным, что не извлекал отблеска из металла или водной поверхности, а воде не удавалось служить зеркалом пальмам, потому что у нее никак не получалось успокоиться хоть на мгновение по вине дождя.
В такое время в душе царила больше меланхолия, чем печаль, и молчаливая и грустная Айза часами сидела, обняв колени, под крохотным брезентовым навесом (который к тому же начал пропускать воду), погруженная в мысли о родных, ведь они, как она себе представляла, волновались намного больше, чем она сама.
Она не испытывала страха. Ее не пугал Рамиро Галеон и не беспокоило, что он собирался продать ее Кандидо Амадо, однако она не могла чувствовать себя в безопасности, когда дело касалось Гойо Галеона. Ведь, по словам Селесте Баэс, под внешней оболочкой уравновешенного человека скрывался настоящий психопат-головорез, который без колебаний убивал людей за деньги, однако зачастую делал это и ради собственного удовольствия.
— Некоторые утверждают, что кровь его опьяняет, — рассказывала Селесте однажды вечером за ужином. — При виде ее он впадает в буйство, и ему становится безразлично, кого — женщин ли, детей ли — он убивает.
Айза сумасшедших обходила стороной.
Она чувствовала, что они ее отвергают, и вспоминала, что при встрече с ней Тинин Микроцефал, слабоумный из Уги, пускал пузыри изо рта, завывал и бросал в нее камнями, хотя обычно вел себя как бедный безобидный дурачок. Позже другой псих, кочегар с андалузского торгового судна, которое было вынуждено подойти к берегу в Плайа-Бланка, начал без видимых причин осыпать ее оскорблениями, и лишь усилиями четырех членов команды удалось затащить его в шлюпку и доставить обратно на корабль, где капитану пришлось запереть его, пока он не утихомирился. Она, укрощавшая животных и привлекавшая мертвых, страшно не нравилась сумасшедшим и теперь боялась встречи с самым опасным из известных ей безумцев.
Рамиро Галеон не слишком много рассказывал о своем брате, однако всякий раз, когда это делал, чувствовалось, что он испытывает безграничное восхищение и поэтому находит оправдание всем его поступкам: мол, виной всему обстоятельства.
— Если ты родился сыном буфетчицы и залетного отца, в здешних краях у тебя нет выбора. Или ты становишься чьим-нибудь псом и питаешься хозяйскими объедками, или натачиваешь петушиные шпоры — и в бой, а там либо ты их, либо они тебя.
— И надо было столько убивать?
— В этом деле хуже всего не то, что много убиваешь, а то, что тебя убивают лишь однажды.
— А почему бы ему не бросить? Денег, как я слышала, у него куры не клюют…
— Потому что он — Гойо Галеон и останется им до конца. Тигр есть тигр, он даже после смерти пахнет тигром. Я попытался с этим завязать ради Имельды Каморры… и, как видишь, жду, когда хозяин кинет мне объедки, и лаю от его имени. — Он прищелкнул языком. — А когда я захотел укусить, мне влепили дюжину выстрелов.
— А почему, вместо того чтобы похищать меня, вы не похитили Имельду Каморру?
— Имельду? — удивился Рамиро. — Да ее только попробуй тронь! Как-то раз хотел я ее поцеловать против ее воли, и вот гляди — шрам от зубов. Не женщина, а бой-баба, и уступит только в обмен на имение с двумя тысячами голов скота.
— И вы надеетесь ими обзавестись, продав меня?
— По крайней мере, Гойо увидит, что я пытался.
Гойо! Порой казалось, что в голосе Рамиро Галеона слышалось не восхищение, а страх, словно он говорил о слишком суровом отце или строгом учителе, и Айза спрашивала себя, что это за человек, если ему удается держать в страхе даже Рамиро Галеона.
Плавание затянулось до бесконечности. Сплошная сырость и скука, и ни конца этому, ни края, потому что после впадения в Арауку изменилась ширина реки, но только не однообразие пейзажа. Разве что чаще на глаза стали попадаться стада скота, пасущегося в саванне, да по обеим сторонам реки то здесь, то там появлялись какие-то постройки, что позволяло сделать вывод, что они плыли по одной из самых важных водных артерий равнины. Наконец их взору предстало то, что Рамиро Галеон наверняка надеялся встретить уже давно: внушительных размеров домина, перед которым находилась вытащенная на берег пятиметровая широкая куриара с мощным мотором.
При виде ее косоглазый тут же пристал к берегу, удостоверился в том, что никто еще не заметил их присутствия, и куском веревки от навеса связал девушке руки.
— Сиди здесь и держи рот на замке! — приказал он ей. — Мне не до тебя.
Затем взял свою винтовку, проверил, заряжена ли она, взвел курок и начал осторожно подкрадываться к дому, стараясь, чтобы склон берега его скрывал.
Айза следила за ним взглядом, пока он не исчез внутри дома, и спустя несколько секунд услышала выстрел. Наступила тишина, и, когда Рамиро Галеон появился вновь, он тащил мешок и небольшой бидон бензина. Погрузив все это в куриару, он, не торопясь, пришел за ней.
— Идем, — сказал он. — Теперь будем путешествовать с удобствами.
Айза последовала за ним, села в лодку и, в то время как он сталкивал ее в воду, услышала рыдания, доносившиеся из дома.
— Вы способны кого-то убить только ради того, чтобы путешествовать с удобствами? — с ужасом спросила она.
— Всего лишь прострелил хозяину ногу, — ответил Рамиро, не глядя на нее. — Только потому, что он сам напросился.
Он запрыгнул в лодку и запустил мотор, пока течение уносило их все дальше. Айза, не сводившая с дома взгляда, заметила, что из дверей вышли негритянка с девочкой и стали смотреть им вслед. Она показала им, что у нее связаны руки, и они с негритянкой смотрели друг на друга, пока Рамиро Галеон не вернул ее к действительности.
— Теперь все будут знать, с кем ты плывешь и в какую сторону, — только и сказал он. — Думаешь, это сослужит службу твоим братьям?
— Надеюсь, что нет, — ответила она. — Надеюсь, они не станут вмешиваться, и трагедий больше не будет. Меня не беспокоит, что они столкнутся с Кандидо Амадо, другое дело — ваш брат.
— Гойо тебя пугает?
— Почти так же, как вас.
Рамиро Галеон расхохотался и подмигнул ей, наклонив голову набок в знак восхищения.
— Ай да чертова девка, рожденная охмурять! — воскликнул он. — Я начинаю думать, что ты слишком уж умна для меня, и чувствую себя как пума, которой на ужин попался дикобраз: то ли ложиться спать натощак, то ли с исколотой мордой. — Он жестом потребовал, чтобы она вытянула руки, и, освобождая ее от пут, спросил, вглядываясь ей в лицо с близкого расстояния: — Что навело тебя на мысль, что я боюсь Гойо? Он ведь мой брат, с какой стати я должен его бояться?
— Вы хотите, чтобы я за три дня выяснила то, что вы не сумели выяснить за все годы? — спокойно ответила девушка. — Вы ведете себя как мальчишка, который в чем-то провинился и пытается заслужить отцовское прощение… — Она помолчала, а потом сурово добавила: — Я — ваш подарок.
— Подарок? — удивился косоглазый. — О каком подарке ты говоришь? Пятьдесят тысяч боливаров — это вовсе не подарок.
— И кто, по-вашему, вам их заплатит? Кандидо Амадо? — Айза перевела взгляд на берег, который нисколько не изменился. — Вы пошли на это вовсе не затем, чтобы вручить меня Кандидо Амадо в обмен на деньги, которые он вам никогда не заплатит. Вы везете меня своему брату в качестве трофея.
— По крайней мере, Гойо — мужчина.
— Он всего лишь животное, каким бы настоящим мужчиной вы его ни считали. — Айзе было трудно выдержать взгляд косоглазого. — А Имельда Каморра? — поинтересовалась она. — От нее вы тоже откажетесь ради брата?
— Это другая история.
— Нет, не другая, та же самая, — возразила Айза, укладываясь на носу куриары и давая понять, что разговор закончен. — Это вечная история восьмерых братьев Галеонов, которые совершили всевозможные преступления, чтобы переплюнуть подвиги девятого… — В ее голосе звучало глубокое презрение. — Бедные дурачки!
Это был их последний разговор, потому что они как будто уже высказали друг другу все, что следовало, и Айза знала, что Рамиро Галеон не передумает, намереваясь во что бы то ни стало предстать перед братом вместе с ней.
В тот же день они достигли широкого русла огромной Ориноко, и косоглазый, ни секунды не раздумывая, направил лодку вверх по реке, борясь с течением, чтобы добраться до места слияния с Метой, которое находилось в двухстах километрах южнее.
Пейзаж изменился: из однообразно равнинного он превратился в однообразно лесной. Казалось, будто земля исчезла, уступив место зеленой стене непроходимых зарослей, в которых гигантские деревья, лианы, вьющиеся растения и колючие кусты договорились между собой сплести кольчугу из живой материи.
- Чочара - Альберто Моравиа - Современная проза
- Крокодил - Альберто Моравиа - Современная проза
- Сожженная заживо - Суад - Современная проза