Дорога от ворот шла в горку, и с каждым шагом все большая часть монастырской территории открывалась взгляду. Становилось ясным, что не везде царили мгла и безмолвие; самый дальний край освященной земли, похоже, и среди ночи продолжал жить другой, не свойственной башням жизнью. Яркие ртутные лампы на высоких мачтах освещали громадный прямоугольник строившегося здания, доведенного уже до четвертого этажа и, похоже, еще не собиравшегося остановиться в своем стремлении ввысь, к небу. Если вслушаться, можно было уловить и звук моторов: работали краны, поднимая на верхний уровень новые дозы материалов, и к поднятым платформам тут же устремлялись люди в рабочих комбинезонах и касках — да, то явно не были подрясники и клобуки. Работа кипела. Ястребу захотелось даже остановиться на секунду-другую, чтобы увидеть и запомнить как можно больше — просто так, на всякий случай. Однако сопровождавший его от ворот монах поторопил:
— Здесь нельзя останавливаться, сын мой. А чем оглядываться без пользы, лучше бы молились.
— Расширяетесь? — все же не утерпел Ястреб.
— Возводится новый корпус — с благословения его святости Омниарха.
— Богато живете.
Проводник не сказал больше ни слова — только слегка нажал на плечо, заставляя идти дальше. Ястреб повиновался.
Он рассчитывал, что его примет отец настоятель: как-никак Ястреб оказался здесь с благословения самого Президента Галаксии. Однако здесь шкала ценностей явно не соответствовала мирской. И провели Ястреба всего лишь к отцу библиотекарю, не старому еще мужчине с внушительной фигурой и уверенными движениями; лицо его затенял монашеский капюшон, видны были лишь глаза светло-голубые, пристальные, холодные.
— Ступай к себе, брат! — Это было обращено к проводнику. А к Ястребу: — Благословен твой приход. Мое имя — отец Исиэль, твое мне известно. Садись, сын мой, и изложи дело, приведшее тебя в нашу Обитель. По возможности сжато и конкретно.
Смешение речевых стилей заставило Ястреба улыбнуться но только внутренне, конечно, на лице же он сохранял выражение покорной смиренности. Чтобы изложить дело, ему понадобилось две минуты и не более полусотни слов. Отец библиотекарь выслушал его внимательно, не перебивая. Когда Ястреб умолк, библиотекарь не промедлил с ответом даже секунду:
— Я искренне сожалею, сын мой. Но святая Обитель ничем не в состоянии помочь твоим исканиям.
Тут Ястреб позволил себе выпустить улыбку и на лицо:
— Позволь не согласиться, отец. То, о чем я говорю, хранится именно у вас. Может быть, конечно, об этом известно лишь немногим посвященным…
— Здесь нет ничего, во что я не был бы посвящен, — после секундного молчания ответил монах. — Тем более, если дело касается каких-го текстов, включая и древнейшие, и самые священные. Поэтому могу заявить с полной ответственностью: мы не обладаем формулами переосуществления.
И, не дожидаясь возражений, повторил — уточняя:
— Более не обладаем. И должен сказать: утратив их, каждый из нас испытал чувство облегчения, ибо слишком страшная мощь таилась в них, сила, каковую нельзя было доверять людям.
Подобного Ястреб не ожидал.
— Ты говоришь, отец, что эти тексты были у вас — и исчезли? Украдены? Значит, они сохранились после гибели Куранта пятьсот лет назад? Но ведь тогда должны были остаться хоть копии!
Библиотекарь покачал головой:
— Никаких текстов никогда не было. Это ложный слух.
— Но формулы были!
— Несомненно. Церковь не любит выбрасывать что-либо. Однако существовали они лишь в изустной передаче. В стенах Обители всегда был человек, знавший формулы на память. Живая запись, если угодно. Лишь чувствуя приближение конца, он брал ученика и в течение некоторого времени передавал ему сокровенное знание. Только в это время в Обители существовало два обладателя формул. А потом снова оставался один. Единственный. Так шло веками и тысячами лет. Так оно было еще и совсем недавно.
— Это же был громадный риск — без подстраховки…
— Известно: что знают двое — знают все. Даже если бы у них не возникло ни малейшего желания выдать тайну еще кому-нибудь, они не могли бы удержаться от желания поговорить о ней хотя бы друг с другом. Всякая тайна время от времени требует проветривания, ей начинает казаться, что она залежалась и плесневеет; а любой разговор может быть подслушан — при современном-то уровне электронной слежки…
— Ты неплохо разбираешься в этом, отец?
В глазах библиотекаря промелькнула улыбка:
— Прежде, в миру, я служил в Двойке…
«Вот оно что! — подумал Ястреб. — Ну, здравствуй, коллега!»
— Тогда тем более ты должен знать, — сказал он, — с одним человеком всегда что-нибудь может произойти…
— Посвященный — защищенный, так говорят у нас. Говорили…)тот человек — отшельник даже среди нас. Он давал обет молчания. Никогда не встречался ни с одним мирянином. И его келья проверялась ежедневно — ежедневно, понимаешь? Я сам проводил эту проверку, причем аппаратура была новейшая. А перед тем, как получить благословение на знание, он проходил через заочную проверку — до седьмого поколения.
— И все-таки что-то произошло?
— Увы. Мы лишь предполагаем, а Господь располагает. Все очень просто. Посвященный просто вышел на ежедневную прогулку, после которой, как всегда, уединился в нашей церкви и молился. Но оттуда не вернулся в свою келью, а поднялся на звонницу. Никто не мешал ему: наверху никого не было. Со звонницы он, ни на миг не задерживаясь, просто бросился вниз. Пятьдесят метров — и гранитные плиты внизу. Без причин. Без какого-либо мотива. Еще накануне он был совершенно здоров и в своем уме. Почему он покончил с собой — до сих пор никто из нас не понимает. Мгновенное помрачение ума? Именно с этой звонницы бросился вниз Курант — может быть, и это сыграло роль…
— В результате вы остались без формул?
— Да. И, как я уже сказал, мы испытываем облегчение.
— Вы — может быть, — пробормотал Ястреб. — Только не мир. Скажи, отец Исиэль, а эта ваша новостройка — к ней он не имел никакого отношения?
— Совершенно никакого. Я ведь сказал уже: он не соприкасался с миром. Если не считать участием его присутствие на встрече с человеком, ссудившим Обитель средствами на строительство.
Ястреб насторожился.
— Это был Смоляр, не так ли?
— Его благотворительность воистину не знает пределов.
— На каких условиях он кредитовал вас?
— Он не выдвигал никаких условий.
— Смоляр сталкивался с Посвященным лицом к лицу?
— М-м… Возможно, когда расходились, на миг возникла легкая сутолока. Но только на миг, гарантирую.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});