Есть и иная версия признаний Бланта: он по-прежнему любил Гая Бёрджесса, и будь тот жив, из него бы не вырвали ни слова. Однако узнав в 1963-м о смерти друга в Москве, просто облегчил душу…
Один из наиболее цепких следователей МИ-5 Питер Райт множество раз допрашивал Бланта на протяжении целых шести лет (!) — приблизительно каждый месяц, пытаясь поймать его на неточностях. Книга Райта «Ловец шпионов» полна всяческих откровений. Причем таких, что ему было запрещено издавать ее в Британии. Но после выхода в отставку бескомпромиссный борец со шпионами нарушил закон, издав фолиант в 1987 году в Австралии.
Райт уверял, что Блант был на допросах неискренен, выдавал лишь крупицы того, что знал, подсовывал дезинформацию. Райт полагал, что Блант делает это по указке советской разведки, тщательно дозировавшей сведения, которые ему разрешалось разглашать.
Райт ошибался. Конечно же в те годы связи с советской разведкой Энтони не поддерживал, но он и сам знал, что говорить можно, а что — попридержать.
А еще «Ловец шпионов» поведал, что во время расследования дела Бланта произошла его встреча с личным секретарем правящей королевы. Тот сказал Райту, что на допросах Блант может вспомнить о своей поездке в Германию в конце войны, совершенной по поручению короля — и если такое вдруг произойдет, интересоваться подробностями визита не стоит.
Но вот как характеризует неистовый Питер Райт своего собеседника: «Блант — один из наиболее изящных, образованных людей из всех, которых я только знал. Он говорил на пяти языках. Обширные познания Бланта производили невероятное впечатление».
Характеристика достойная. И если уж продолжать эту линию, то стоит хотя бы кратко упомянуть работы академика Бланта в области искусствоведения — это поможет понять весь размах личности Энтони Бланта, всю широту его знаний. Он увлекся литературой. Успехом пользовалась его солидная по объему книга, в которой Блант прослеживал тенденции в развитии литературы и живописи хорошо знакомой ему Франции в период с 1500 по 1800 год. Его привлекало творчество английского художника и поэта Блейка, которому была посвящена очередная книга. Интересовала его и современная живопись. Наверняка неслучайно Блант обратил внимание именно на Пикассо, выделив из всего его творчества знаменитую «Гернику». И, конечно, любимая Франция, из живописцев которой он особо выделял Никола Пуссена, посвятив великому художнику одну из своих книг…
Как бы то ни было, даже после 1964-го Энтони Блант сохранил должность хранителя королевских картинных галерей. Он по-прежнему преподавал, писал книги по искусству, был зван на официальные церемонии.
Все закончилось 21 ноября 1979 года после официального сообщения, сделанного премьер-министром Маргарет Тэтчер. Надо сказать, что обычно англичане умеют держать данное слово. К «Железной леди» это не относится. Прав был аристократ Ким Филби: «не леди». Увы! Судебный иммунитет, обещанный Бланту, был нарушен. Возможно, это произошло и потому, что «разговорился» уже печально знакомый нам Стрэйт. В его книге Блант клеймился советским шпионом. И Тэтчер, со свойственной ей резкостью, пошла на опережение. Не дожидаясь парламентских запросов, она объявила: данные о шпионской деятельности Бланта поступили к британским властям еще в 1964 году: «он сознался, что был завербован перед войной, будучи преподавателем Кембриджа».
Печать разразилась статьями о разоблаченном «четвертом». Королева отлучила его от любимых музеев, где он был трепетным хранителем. Блант сам отказался от рыцарского звания. Его родной Тринити-колледж в Кембридже отобрал у своего выпускника и преподавателя почетную степень профессора, вывел его из членов правления. Британская академия наук отреклась от академика Энтони Бланта, исключив его из своего состава.
Но Блант не сдавался. Вероятно, он искал вдохновения (или успокоения) в любимой работе. Теперь темой его исследований и книг были неаполитанское барокко и рококо, сицилийское барокко. Обратил он внимание и на Россию, посвятив ей один из очерков-обзоров.
Как хватало сил? Ведь еще с послевоенных времен Бланта мучили сердечные приступы. По рассказам, ему приходилось иногда прямо во время встреч со связниками садиться на скамейку, отдыхать, принимать лекарства. Он всегда носил их с собой. Но даже тут Блант выступал в роли утешителя, уверяя перепуганных разведчиков, что вскоре боль отпустит, отойдет, а он привык к таким приступам.
Несмотря на травлю, слабое здоровье, свалившиеся неприятности, Энтони успел написать и издать 20 книг по искусству, бесчисленное количество монографий, сотни журнальных статей.
Он сохранял не только работоспособность, но и мужество. Когда английское правительство официально сообщило, что Бёрджесс — советский агент, Блант не побоялся охарактеризовать своего друга, которого не видел с 1951-го — времени его бегства в СССР, — Бёрджесс, по высказанному и обнародованному Блантом мнению, «был одним из умнейших людей, с которыми ему довелось встречаться».
Я уже рассказал о гравюре, присланной Бланту своему другу Киму Филби в Москву: передать подарок через советское посольство в Лондоне — это требовало присутствия духа и уважения к старому товарищу. Гравюра стала последней весточкой от Бланта, понимавшего, что он на пороге ухода.
Но не все отвернулись от Бланта. Когда после заявления, сделанного Тэтчер в парламенте, в его жизни наступил тяжелейший период — приходилось скрываться от журналистов, а телефон в его доме обрывался от звонков, — Энтони укрыл у себя на квартире коллега-профессор. Затем ему пришлось на время уехать в Северную Ирландию: надо было переждать вдали от Лондона вал обрушившихся на него проклятий, угроз, да и просто отдохнуть от бесконечного преследования прессы. И в Дублине также нашелся соратник по искусству, который приютил у себя опального Бланта.
Удивительно, как при слабом здоровье, непрекращающихся нападках Блант сумел дотянуть до семидесяти шести лет. Он умер 26 марта 1983 года от сердечного приступа. Несмотря на колоссальное количество сообщенного и переданного советской разведке, ему дали умереть в своей британской постели.
В книгах некоторых западных историков разведки приходилось читать, будто «Энтони Блант скончался в социальном вакууме и забвении». Вот уж нет! Его провожали в последний путь не только родственники, но и — пусть уменьшившиеся в своем количестве, однако оставшиеся — ученики и друзья.
А еще было множество венков. Большинство из них — безымянные. Потому что друзья истинные, для которых Блант столько сделал, его не забыли…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});