гнев суровой дамы — не давать поводов гневаться.
Я поклонился.
— Меня зовут Владимиром. Из княжеского рода Оболенских.
Владычица внимательно изучала мое лицо, а затем, прислонив острогу к стене, медленно спустилась ко мне. Я замер, пока она кружила вокруг меня, а ее шлейф лизал мои босые ноги.
— Оболенский, — задумчиво сказала она. — Не припомню, чтобы кто-то из вашего рода имел с нами сношения. Оболенские — богатыри. Наш народ знает о вас, но мы вам не друзья и не родня… Тем интереснее, как же так вышло, что юный муж из Оболенских обладает даром моря. Как ты объяснишь мне это, гость?
Я напрягся. Положение, прямо скажем, так себе. Эти морские амазонки уж точно смогут меня прикончить, если захотят. Лгать я им не хотел. Но если рассказать, как именно ко мне перешел дар Софии… Надзирательница все же была им родней, как я понял. Пусть и дальней. На их месте я бы своему рассказу не обрадовался.
Но я решил не лгать.
Владычица Нево застыла передо мной, молча ожидая рассказа. И я начал. Почти что с самого начала. Пока рассказывал, заметил, что прекрасная песня нимф стихла и теперь все эти огромные глазищи и маленькие ушки были поглощены моей историей.
— Вот как, — задумчиво проговорила Моряна Нево и неспешно вернулась к трону. Ее длинные тонкие пальцы поглаживали острогу, и мне это ничего оптимистичного не внушало. — Значит, ты готов поклясться, что колдуны и те, кто им служит, извели потомка одной из наших водяниц.
— Я сам закончил ее страдания, — склонил голову я. — И ко мне перешел ее дар. Но я бы не стал отбирать его насильно. Если бы София могла сама… Я бы помог ей выбраться.
Владычица долго молчала, а затем затянула печальную песню. Я не понимал слов — да и не знал, были ли они там. Возможно, язык озерных дев этого и не предполагал. Но песня была печальная, и у меня снова защемило сердце.
Мотив подхватили все девы — слезы на их глазах сверкали, словно алмазы, подсвеченные сиянием озерного трона.
А затем Моряна Нево резко ударила острогой по драгоценному полу так, что выбила из него осколки. Песня тут же оборвалась.
— Слушайте меня, дщери, — голос Владычицы был грозен, но лицо оставалось непроницаемым. — Слушайте и исполните мою волю. Гость, пусть я не рада видеть его из-за печати, что он на себе носит, сказал правду. Тьма нам не друг, ибо Тьма всегда все извращает себе на пользу. Но сейчас этот богатырь из Оболенских душой не кривил. Давно мы договорились не вмешиваться, долго терпели соседство с колдунами, что засыпают наши владения песком и пядь за пядью отнимают у нас владения. Но сейчас пришла пора вмешаться.
Я непонимающе глядел на местную королеву.
— Почему вы колдунов… то есть одаренных не любите? Они вам что-то сделали?
— Потому что они не знают, с чем играют, юнец, — раздраженно ответила Владычица. — Но пока нас это не затрагивало, нам до того дела не было.
— А сейчас затронуло… Все из-за Софии?
Да ну. Может у этого народца, конечно, были особые порядки и традиции. Но не верилось мне, что гибель Софии могла вызвать гнев у Владычицы. В конце концов где они тогда были раньше? Почему ей не помогали?
Нет, здесь точно был какой-то личный интерес. Впрочем, так-то Моряна Нево была хозяйкой Ладоги. Насколько я понимал, она была чем-то вроде духа всего озера. На ее месте мне бы, конечно, тоже не пришлось по душе вынужденное соседство с поехавшим Лазарем и вообще всей этой исправительной шарагой. Особенно с учетом концентрации силы на квадратный километр…
— Не хочу я больше терпеть такое под боком, — заявила Владычица. — Бурями своими рыбу пугают, птиц отпугивают. Они это величают укрощением стихии. Ха! Да только с каждым годом им все мало. Не умеют довольствоваться и благодарить, не ценят то, что имеют. Считают, богами стали. И они ошибаются. Нельзя укротить озеро Нево. Потому что ни одну стихию нельзя укротить. Вы получили дары, но даже не понимаете, зачем они вам достались…
И тут мне в голову пришла, пожалуй, самая нелепая идея, которую можно было вообразить.
— Хотите прекратить соседство, почтенная Моряна? — улыбнулся я. — А если я попытаюсь вам помочь так, что вы особо ничем и не будете рисковать? Только и у меня будет к вам одна просьба…
Глава 23
Озерная владычица прищурила глаза и скользнула по мне снисходительным взглядом.
— Предлагаешь обмен? Услугами? И что же ты можешь предложить мне такого, что я не властна сделать?
Я пожал плечами.
— Выгнать колдунов с острова, например.
— Думаешь, мы этого не можем?
— Полагаю, если бы могли, то уже выгнали бы… Либо вас это соседство не так уж и достало, раз вы ничего так и не делали почти за сотню лет.
За моей спиной раздался возмущенный ропот. Не хотелось быть непочтительным, но у меня и правда было мало времени. Я должен был добраться до суши, позвонить, спасти товарищей… И все эти подводные приключения совершенно не вписывались в мои планы.
Так что разговор будет коротким. Либо договариваемся о сотрудничестве, либо расходимся.
— Твою наглость оправдывает лишь юный возраст, маленький богатырь, — процедила владычица, но было заметно, что моя непочтительность была ей поперек шерсти. Или чешуи…
— Если я выйду на сушу, то смогу сделать так, что колдуны на острове перестанут вас беспокоить. Уж не знаю, кто там из вас сильнее, кто кому надоел и какие у вас конфликты. Мне до этого дела нет. Я просто говорю о том, что смогу с этим помочь. Но при условии, что вы вернете меня на берег.
Пальцы Владычицы крепче сжали драгоценную острогу.
— Ты не вправе просить нас о чем бы то ни было, гость, — прозвенел ее голос. — Мы не помогаем тем, кто принадлежит Тьме. Потому что Тьма поглощает все, чего касается, и делает своим. Ты уже забрал дар, который не должен был тебе принадлежать, юный богатырь. И должен быть благодарным за это. У тебя будет шанс отплатить добром. Но не сейчас. Ты поймешь, когда.
Она ударила острогой по полу — да так сильно, что во все стороны посыпались искры и осколки вымощенного самоцветами пола. Водяные девицы вскрикнули и заметались, мельтеша перед глазами, словно маленькие напуганные рыбки. Я инстинктивно зажмурился — и вовремя: искры становились все ярче, белее… Словно съедали пространство вокруг себя…
А затем кто-то отвесил мне крепкую пощечину…
— Тише ты! — проскрипел надо мной чей-то голос. — Убьешь же.
— Ничего,