Читать интересную книгу ЧЕРНАЯ КНИГА - Илья Эренбург

Расправа с евреями в местечках была особенно жестокой; людей бросали живыми в огонь. В местечке Шарковщины у людей перед смертью вырезывали языки, им выкалывали глаза, вырывали волосы.

Жестокость немцев выражалась и в том, что евреев заставляли делать не только тяжелую, непосильную, но и совершенно ненужную, бессмысленную работу. Ночью люди носили воду в дырявых ведрах; в Долгинове евреев запрягали в плуги и бороны, так они должны были бороновать и пахать землю.

Слабых женщин заставляли с места на место переносить тяжелые камни, большие ящики с песком, а потом оказывалось, что это совершенно не нужно. Цель была одна: мучить людей. Страшна была участь, которую уготовили немцы евреям; людей, которые готовы были оказать евреям помощь, также ожидала казнь. Хочется с чувством благодарности вспомнить честных и самоотверженных людей, которые, спасая евреев, показали силу и чистоту своей души.

В местечке Бороучина Адольф и Мария Стацевичи скрывали у себя многих евреев из окружающих местечек.

К Стацевичу устремлялись люди со всех сторон, и он помогал им, чем только мог. Стацевич мученически погиб: немцы его повесили в Глубоком.

Евреи в местечках устанавливали связь с партизанами и уходили в партизанские отряды, чтобы там бороться и мстить. Из маленького местечка Ораны ушло в партизаны 40 человек. Партизан Айзик Лев спустил под откос 14 вражеских эшелонов. Он погиб смертью храбрых, память о нем останется в сердце народа. Отважно и смело действовали и другие партизаны из Ораны.

Особенно энергичную деятельность развили еврейские партизаны в Долгинове, где им большую помощь оказал командир отряда ”Народный мститель” Иван Матвеевич Тимчук.

Долгиновские партизаны-евреи участвовали во многих важных операциях: в мае 1942 г. они разбили лесопильный завод, убили 15 немцев, захватили боеприпасы. В ноябре 1942 г. они принимали активное участие в уничтожении немецкого гарнизона в Мяделе; они освободили евреев из гетто и помогли им отправиться за линию фронта. Несмотря на усиленный немецкий гарнизон в Глубоком, партизаны вынесли оттуда шрифт для типографии.

Под руководством Якова Сагальчика долгиновские партизаны уничтожили больше 30 немцев в деревне Литвичи.

Так боролись народные мстители, сыны и дочери еврейского народа.

РАССКАЗ ИНЖЕНЕРА ПИКМАН ИЗ МОЗЫРЯ.

Подготовил к печати Илья Эренбург.

Я родилась в Мозыре в 1916 году. Чертежница. С 1933 г. работала в Минске, была инженером-диспетчером. 25 июня 1941 года я вышла из горящего Минска на Московское шоссе. Оно было забито беженцами. Я прошла около тридцати километров, переночевала, утром снова двинулась в путь. Показались фашистские самолеты, забросали нас бомбами, расстреливали из пулеметов. Жертв было много: старики, женщины, дети. Я спряталась в кустах. Ночью бомбежка прекратилась.

Четыре дня я бродила по лесу без хлеба, без воды. На пятый день я попала в деревню Скураты. Там было много беженцев. Пришли немцы и погнали всех в Минск. Возле города они устроили засаду, задерживали всех мужчин.

Минск нельзя было узнать: повсюду развалины, обгоревшие трупы. На стенах были расклеены приказы: всем мужчинам от 16 до 65 лет немедленно явиться в комендатуру; кто не явится, будет расстрелян.

Мужчин угнали в лагерь. Сначала он помещался на Староржевском кладбище. Там продержали людей двенадцать суток без еды и без воды. Когда привозили бочку с водой, люди кидались навстречу, а немцы в них стреляли. Потом лагерь перевели к реке Свислочь, но запретили брать из реки воду. Евреев отделили от всех, сильно избили. Некоторых взяли как мишень для учебной стрельбы. Я видела, как моего сотрудника, техника-инвентаризатора Берштейна, привязали к столбу и стреляли в него.

Несколько дней спустя был вывешен приказ о регистрации всех евреев и о внесении ими ”контрибуции”. А 15 июля всех евреев переселили в гетто. Объявили, что евреи должны будут построить каменную стену, отделявшую их от мира. Начали строить стену, но тогда пришел приказ оцепить гетто проволокой. Было объявлено, что еврей или еврейка, взрослые или ребенок, обнаруженные за пределами гетто, подлежат расстрелу. Кроме того, евреи обязаны были носить на груди и на спине желтые круги.

В Минске зарегистрировали 75000 евреев. Разместили на нескольких улицах. В каждой комнатушке ютилось пять семейств. Люди слали стоя. Выгоняли на работу, не кормили, ночью избивали.

В гетто я пробыла три недели. Шестого августа я перелезла через проволоку и стала проселками пробираться в Мозырь. Шла я долго — ослабла, наконец, тридцатого августа очутилась я в моем родном городе.

Мой отец, дед, прадед родились в Мозыре. У меня был дядя, гравер-художник Рухомовский. Он жил в Париже. Там на старости лет он написал книгу о своей жизни и с любовью описывал Мозырь. Мы были крепко привязаны к нашему городу.

Мозырь показался мне брошенным всеми. Немцев в городе не было: они прошли на восток. Я встретила старух, назвалась. Они рассказали, что мои родные успели эвакуироваться. Я пошла в наш дом. Он был разграблен: по домам рыскали мародеры. Из еврейского населения в городе остались больные, старики и женщины с детьми.

Меня приютила наша соседка, белоруска, тетя Глаша. 6 сентября, блуждая по безлюдным улицам, я вдруг увидела немецких солдат в маскхалатах. Они шли и стреляли в окна. Оказалось — первый карательный отряд. В тот день были убиты: старик-сапожник Малявский, полька-артистка, приехавшая из Пинска белорусская семья, проживавшая по улице Пушкина, другая семья, тоже белорусы, жившие на Пятницкой, старик Лахман с женой и много других. Тело старого Лахмана собаки таскали по улице Новостроений.

Тетя Гаша мне сказала: ”Уходи. Здесь в доме одна гадюка, она говорит: ”Вот придут немцы, я скажу, что у тебя еврейка”. Я ушла к бабушке Голде Бобровской. Ей было 73 года. Она жила на самой окраине города.

8 сентября я пошла на улицу имени Саэта, там жило много евреев. В каждой квартире валялись трупы: старухи, дети, женщина с распоротым животом. Я увидела старика Малкина. Он не мог уйти из Мозыря, у него были парализованы ноги. Он лежал на полу с раздробленной головой.

По переулку Ромашев-Ров шел молодой немец. Он нес на штыке годовалого ребенка. Младенец еще слабо кричал. А немец пел. И был так увлечен, что даже не заметил меня.

Я зашла в несколько домов — повсюду трупы, кровь. В одном подвале я нашла живых: там прятались женщины с детьми. Они мне рассказали, что старики ушли во рвы близ улицы Пушкина.

9 сентября с утра я слышала выстрелы: расстреливали. На Ленинской улице я увидела больного старика, шапочника Симоновича. Немцы били его прикладами, толкали вперед, а он не мог идти.

Я вернулась к бабушке Голде. Сидела на крыльце и думала, как мне добраться до фронта. Было шесть или семь часов вечера. Вдруг я увидела — по улице Новостроений ведут евреев. У некоторых были лопаты, и я сначала подумала, что людей ведут на работу. Их было около двухсот. Впереди шли бородатые, сгорбленные старики, за ними мальчики 12—15 лет, потом несколько мужчин, которые тащили больных и калек. Один, высокий, худой, вел под руки двух дряхлых стариков. Он шел с непокрытой головой и глядел вверх. Немцы его били прикладами, он ни разу не вскрикнул. Я никогда не забуду его лица.

Их подвели к отвесному склону горы, заставили вскарабкаться. Старики срывались, падали вниз. Их штыками подталкивали наверх. Потом я услышала пулеметную очередь.

Полчаса спустя немцы уже ушли с горы. Они пели.

Люди, которые были на горе, рассказывали, что немцы бросали стариков в яму живыми. Некоторые пытались выползти, им отрубали кисти рук.

Когда фашисты шли с расстрела, я видела, как два солдата тащили наверх двух евреев. Немцы торопились, подгоняли стариков прикладами. Как только они взобрались, раздались выстрелы. Этих не закопали — солдаты побежали догонять своих; и они тоже пели.

Дом, где я ночевала, находился в ста метрах от рва. Всю ночь я слышала стоны. С тех пор прошло больше двух лет, но каждую ночь я слышу, как кто-то стонет.

На следующее утро тетя Гаша встретила меня словами: ”Мы все погибли”. Она сказала, что немцы сгоняют женщин и детей к Припяти, потом сбрасывают в реку, детей подымают на штыки. Тетя Глаша кричала: ”За что детей?.. Звери! Они всех убьют...”

Я вернулась наверх. Голда Бобровская молилась. Под вечер пришли немцы и полицейские. Они спросили меня: ”Где здесь евреи?” Я ответила, что не знаю, потому что нездешняя. В это время они увидели старую Голду. Они набросились на нее, стали бить прикладами. Я выбежала, спряталась в кукурузе. Пришла хозяйка и сказала: ”Сиди здесь. Они тебя ищут”. Был очень яркий закат. Я ждала, когда они придут...

Но они ушли. Переодевшись, я выбралась из города. Я решила пробраться через фронт. В деревне Козенки я встретила водопроводчика, который пришел из Мозыря. Я его видела в квартире Бобровской: он рассказал, что старую Голду закололи штыком, ее тело бросили возле кладбища. Там много трупов стариков, старух и детей. Лежат куски туловищ, головы, руки, ноги.