Читать интересную книгу Игра на опережение - Фридрих Незнанский

— Наблюдаем, — ответил самый молодой из троих находившихся в машине сотрудников отдела, которым руководил Агеев. Все трое были одеты в милицейскую форму. — Уж нашего Мишу мы ни с кем не спутаем.

— Ты мне другое скажи, Витя. Он вас не видит?

— Да нет, кажется. Как нас тут увидишь? Мы из машины не вылезали, и он тоже. Сидит себе и ждет у моря погоды… Ага, вот завел движок! Всем внимание!

Они тоже завели мотор и стали смотреть в сторону машины Рощина, фиксируя каждое его движение.

Издали увидев приближавшийся «вольво» самой последней модели, по всем признакам — той самой, ожидаемой, Рощин выехал на середину мостовой, встал поперек и выключил зажигание. Мотор чихнул, будто выстрелил, после чего заглох.

Рощин, громко, на публику, чертыхаясь, выбрался из «Москвича», не без труда открыл капот, после чего погрузился в созерцание его внутренностей.

Ну и машины у нас делают, подумал он. Уж какой тут патриотизм. Совсем от него ничего не остается, если каждый день мучиться с такой рухлядью.

Он покосился взглядом в сторону приближавшегося к нему «вольво». Можно представить, с каким пренебрежением они сейчас на него смотрят! И он даже знал, что они скажут, когда вылезут и подойдут вплотную.

«Вольво» остановился и сделал несколько коротких гудков.

Рощин медленно, держась за поясницу, выпрямился над капотом, растерянно развел руками и заискивающе улыбнулся тем, невидимым за тонированными стеклами в машине. Он знал, что их там трое. На заднем сиденье должна находиться некая девушка из Дагестана, с ней двое братьев-чеченцев, ее охранявших, один из них за рулем. Они ее похитили здесь, в Москве, и ее надо освободить. Причем оба очень опасны, прошли войну, настоящие отморозки, поэтому ни о каком задержании не может быть речи. Только оказание сопротивления при задержании, при попытке к бегству и все такое… Ее родственники пообещали хорошее вознаграждение, сказал Федор Колобов, не добавив, правда, сколько именно, в какой валюте и как будем делить. Поди, себя не обидит.

Из машины вышел парень кавказского, скорее даже горского обличья, настороженно огляделся, подошел к незадачливому водиле.

— Ты что, дорогой, другого места не нашел, как здесь свою тачку чинить? — спросил он с акцентом. Он до сих пор ни разу не удосужился взглянуть на чайника — владельца ржавой консервной банки. Он все еще явно нервничал и оглядывался по сторонам.

— Извините великодушно. — Рощин постарался ссутулиться еще больше, чтобы выказать бухгалтерскую осанку, затем поправил очки на переносице. — Вот случилось что-то, я в этом мало что понимаю, может быть, подскажете? Или поможете?

— Артист! — восхищенно прокомментировали происходящее в милицейском «форде», который медленно подъезжал к месту события. — Андрей Семенович, вы слышите? Такой кадр, а? Неужели не жалко…

— Стукач он, вот кто, — хрипло ответил Агеев. — А не артист. На всех нас настучал, а тебе жалко.

Только сейчас чеченец, вылезший из машины, обратил внимание на этого чайника, перегородившего им дорогу, и сразу проникся к нему брезгливостью.

Он обернулся к «вольво».

— Имали! — крикнул он и затем сказал что-то по-чеченски.

Имали тоже выбрался из машины и вразвалку подошел к «Москвичу». Он был мало похож на брата. Практически никакого сходства. Первый был сухощавый и повыше ростом.

— Ну что тут у вас? — недовольно спросил он по-русски, и брат снова ответил ему на родном языке.

Теперь они уже вдвоем, переговариваясь по-своему, смотрели под капот.

Ну вот, с некоторым разочарованием подумал Рощин. Как все, оказывается, просто и хорошо складывается. Он сделал шаг назад, выхватил из-за спины пистолет, бывший у него под курткой за поясом, и сделал два выстрела в два склонившихся над мотором затылка. Кровь брызнула ему в лицо, и одновременно он услышал рев автомобильного двигателя и почти одновременно визг тормозов. К нему вплотную стремительно подкатил милицейский «форд». Еще Рощин увидел и услышал, как панически закричали прохожие, бросившись на тротуар или разбегаясь в разные стороны.

— Бросай пистолет, руки вверх! — крикнул выскочивший из машины невысокий крепыш, в котором Рощин узнал бывшего старшего лейтенанта ФСБ Виктора Шатохина, одетого в форму майора милиции.

— Вить, ты чего… — растерянно пробормотал Рощин, протянув ему свой «Макаров». — Не узнаешь, что ли?

И он мгновенно все понял, когда другой «милиционер», в котором он узнал бывшего капитана Полосухина, уволившегося из отдела, руководимого Агеевым, выхватил из кармана одного из братьев, лежавшего на асфальте, пистолет и тоже направил в его сторону.

— Не надо, ребята… Это я… — От неожиданности капитан Рощин мгновенно растерял все свои бойцовские навыки и, словно обычный человек, которого убийцы загнали в угол, выставил перед собой руки ладонями вперед.

— Федор Андреевич! — отчаянно выкрикнул он, призывая того, кто еШе мог бы остановить, разрешить это недоразумение. Он в это верил до последнего момента своей жизни.

Капитан Полосухин выстрелил в него дважды, затем, оглянувшись, наскоро вытер рукоять пистолета и сунул его в руку мертвого телохранителя.

Девушка, которую они вытащили из машины, кричала, плакала навзрыд…

— Люда, ничего не бойтесь, вас ведь Людмилой звать, да?

Она, дрожа и всхлипывая, кивнула.

— Ну вот видите! Ради бога, успокойтесь, — увещевали ее. — Мы за ним следили и все знаем: этот человек убил ваших телохранителей, чтобы вас похитить. Оставаться здесь опасно, сейчас мы отвезем вас в безопасное место, и скоро вы снова увидите ваших родителей, только ничего не бойтесь.

Они какое-то время петляли по переулкам, внимательно слушая по милицейской рации про план «Перехват». Наконец, в одном из дворов в районе Плотникова переулка они оставили свой «форд» и пересели в джип «чероки», покорно ожидавший их там с включенным мотором и водителем за рулем. Заплаканная девушка, немного успокоившись, беспрекословно пересела туда же.

Через полчаса они благополучно выехали за Кольцевую автостраду и помчались по Минскому шоссе, выставив на крышу кабины проблесковый фонарь.

Затем свернули на Можайское шоссе и долго ехали по проселочным дорогам, пока не стемнело. Наконец они остановились в лесу возле «заимки», где их встретила Аня.

После получения информации из «заимки», что все прошло наилучшим образом, «товар» доставлен по назначению, Колобов решил не звонить Агееву. Пусть позвонит первый. Сейчас ему это важнее.

И Агеев позвонил, не заставил себя ждать.

— Ну что, Федя, доволен? Как мои ребята, не подкачали?

— Нормально, — спокойно отозвался Колобов. — Только они давно не твои. И не забывай о возникающих осложнениях. Миша, в отличие от них, работал в твоем отделе.

— Он работал на тебя.

— …И теперь прокуратура с полным на то основанием затребует это дело себе, — продолжал Колобов.

— Какие еще у них основания! — воскликнул Агеев.

— Миша везде наследил. Слишком любил баб. Отсюда его прокол с этой хохлушкой, которую он отбил у бывшего уголовника Севрюги. Даже фотографию невесты следователя милиции Озерова Миша заляпал своими пальцами… По ней его в прокуратуре вычислили и без труда поняли, чем он занимался. Миша был обречен. Сейчас в «конторе» начнется служебное расследование, встревоженное начальство начнет тебя таскать на ковер, пойдут проверки. Станут писать в газетах и выяснять, на каком уровне у тебя политико-воспитательная работа. И как, мол, ты дошел до жизни такой, расхваливая своего лучшего оперативника, который оказался убийцей и похитителем людей? Ты готов к такому обороту?

— И что мне делать? — спросил Агеев после паузы.

— Я как-то говорил тебе: иди сам навстречу опасностям и неприятностям. На твоем месте я бы не ждал разбирательства, а подал рапорт об отставке. Только по собственному желанию, ты понял? Тогда тебя, может быть, будут уговаривать остаться в «конторе» и заступить на какой-то другой пост. Если не предложат, тем более надо уходить.

— А ты меня возьмешь к себе?

— Посмотрим…

— Федя, ты мне одно скажи. — На этот раз взятая Агеевым пауза была еще более затянувшейся. — Почему ты не предупредил меня заранее?

— Такие вещи надо понимать сразу, — вздохнул Колобов. — И самому.

— То есть ты все это заранее запланировал и предусмотрел, да? — Голос Агеева стал визгливым. — Чтобы избавиться от него и от меня одним махом?

— Андрей, успокойся. Возьми себя в руки. А то наговоришь лишних слов, о которых потом придется пожалеть. Или сделай, как я советую, или ни о чем больше не спрашивай.

— Ладно… — отрешенно проговорил Агеев. — Ты, как всегда, прав. Завтра же подам рапорт. Всего хорошего.

— Будь здоров, Андрей. И удачи.

Посмотрев на себя в зеркало, висевшее напротив, и оставшись недовольным там увиденным, Федор Андреевич набрал номер Забельского.