Старыгин попробовал пролезть в каменную дыру.
Начал с правой руки. С ней-то было все в порядке, пролезла легко, да еще и плечо. Настал черед головы.
Кажется, в какой-то сказке Андерсена ученый доктор утверждал, что если в узкое отверстие пролезет голова, то и все тело тоже протиснется. Старыгин попробовал просунуть в отверстие голову и решил не рисковать.
А может, это такая средневековая пытка? Человек застревает в узком отверстии и не может вылезти ни вперед, ни назад.
Он представил себе расположение кельи, снова отполз в темноту, и очень скоро узкий темный лаз стал расширяться. Можно было не ползти, а идти согнувшись, и наконец Старыгин совершенно распрямил уставшую спину.
За последнее время с ним столько всего произошло, что он уже ничему не удивлялся. И даже смерть очередного двойника расстроила его только потому, что он так и не успел узнать, что же все-таки нужно сделать, чтобы спасти картину.
Проход закончился деревянной дверью, разбухшей от сырости. Без надежды на успех Старыгин потянул за ручку, и ему повезло – дверь оказалась не заперта. С трудом оттянув тяжеленную дверь, только чтобы проскользнуть, он вышел в тот самый монастырский двор, сам себе удивляясь, быстро нашел дверцу в стене, через которую его не так давно впустил человек, что лежит сейчас мертвый под каменными плитами возле часовни. Никого не было вокруг, часы показывали без двух минут одиннадцать. Старыгин почистился, как мог, и вышел на площадь Сантиссима Аннунциата.
Молодежи на ступеньках было гораздо меньше, чем днем, фонтан тихо журчал, изливая воду из голов мифических чудовищ. Старыгин миновал площадь, стараясь держаться темных уголков, хотя никому, похоже, до него не было никакого дела, и махнул рукой приближающемуся такси.
Портье одарил его красноречивым взглядом, в котором как в зеркале отразился внешний вид Старыгина. Он спросил ключ у портье, но тот ответил, что синьора все еще в номере. Старыгин почувствовал некоторые угрызения совести – все же он обошелся с Катаржиной по-свински – удрал тайком, ничего не сказал…
Катаржина сидела за столом, уставясь на экран портативного компьютера. Ее длинные пальцы быстро летали по клавишам.
– Привет! – сказала она, не повернув головы. – Хорошо прогулялся?
– Да уж, прогулка удалась, – буркнул Старыгин.
Хоть она и не бросила на него взгляд, все равно небось заметила, в каком он виде – всклокоченный, в грязных брюках, а куртка вообще порвана.
Еще в такси он решил: если она спросит, отчего не взял ее с собой, отвечать, что опасался за ее жизнь, хотел уберечь от опасности. Но она ни о чем его не спрашивала, сидела молча, полностью сосредоточившись на работе.
– Что ты делала весь вечер? Никуда не выходила?
– Нет, нужно было разобраться с письмами…
Он поскорее снял разорванную куртку и спрятал ее подальше, причесал волосы и, кажется, стал хотя бы немного похож на нормального цивилизованного человека. Она молчала, так что Старыгин не выдержал первым:
– Отчего ты не спросишь, где я пропадал весь вечер?
– Оттого, что ты сам мне расскажешь, – ответила Катаржина с плохо скрытой насмешкой и подняла на него глаза. – О, дорогой, какой же у тебя нелепый вид!
– Скажи лучше – отвратительный! – проворчал он. – Я и чувствую себя отвратительно. Ну да, я обманул тебя, когда сказал, что ничего не нашел в монастыре Сан-Марко! Я нашел там карту – вот эту! – Он бросил на стол перед ней карту Таро. – Девятый аркан, Отшельник.
– Ты видел его? – спросила Катаржина.
– Да, в девять часов… Я не хотел брать тебя с собой, чтобы не подвергать опасности… – Он постарался, чтобы голос звучал как можно правдивее.
– Ну разумеется, – ответила Катаржина, и он отогнал от себя мысль, что эта женщина способна видеть его насквозь.
– Хватит! – резко сказал он. – Мои поиски ни к чему хорошему не приводят. Тот человек, двойник сержанта Ромбута Кемпа, тоже убит. Я ничего не узнал, только привел к нему убийцу. Он погиб на моих глазах и не успел мне ничего сообщить.
– Так-таки и ничего?
– Бессвязные слова – «нужно собрать всех, кто остался… как можно скорее…» В общем, я уезжаю! – выпалил Старыгин.
– Куда? – На этот раз ему удалось ее удивить.
– Домой! Мне здесь больше нечего делать! – отрубил он. – Может быть, с моим отъездом закончатся все смерти. Все равно я понятия не имею, что теперь делать здесь, в Италии.
– Но как ты можешь все бросить? – вскричала она. – Ведь от тебя так много зависит.
– Откуда ты знаешь? – закричал он в ответ. – Откуда ты знаешь, что я им нужен?!
– Догадаться нетрудно, – процедила она. – Если бы ты не был нужен той силе, что противостоит двойникам стрелков, тебя бы давно убили.
Старыгин, осознав эту мысль, надолго замолчал. Действительно, его вполне мог убить Лойза в подземельях Клементинума либо утопить в Чертовке. И сегодня он мог погибнуть под лесами.
– Это Лойза убил того человека в монастыре! – сказал Старыгин. – Я видел его возле нашей гостиницы.
– Не может быть! – не поверила Катаржина. – Лойза остался в Праге!
– Они следят за нами, им известен каждый мой шаг!
– Тебе нужно выпить, – твердо сказала Катаржина. – Иначе не успокоишься.
– Никуда не пойду! – тут же решительно заявил Старыгин. – Сил никаких нет!
– Я пойду спрошу у портье, может быть, хоть пиво у них в автомате есть! – Она исчезла.
Старыгин рассеянным взглядом скользнул по экрану компьютера и тут же оживился. Что такое? Письмо было написано по-английски, подпись – Борис. Старыгин взглянул на адрес – ну да, письмо от Коврайского, богатого русского коллекционера, которого они посещали в Карловых Варах. Разумеется, нехорошо читать чужие письма, но тут такое важное сообщение… И опять-таки, Катаржина бы не оставила личное письмо на экране…
Коврайский обращался к ней официально – доктор Абст – и сообщал удивительные вещи.
«Мне стало известно, – писал он, – что отыскались те две картины, что похитили у меня несколько месяцев назад вместе с той, что так интересовала вашего коллегу. Обе работы голландских художников второй половины XIX века, Густав Ван Сванельт – «Старый амбар» и Яан Саардикстра – «Пейзаж с мельницей». Картины не то чтобы отыскались, но всплыли совершенно случайно в одной частной российской коллекции. Владелица приобрела их как работы русского художника второй половины девятнадцатого века Евлампия Творогова. Кажется, в России по этому поводу разгорелся нешуточный скандал, что меня, в сущности, не слишком удивляет.
Скажу откровенно, меня больше волнует судьба третьей картины – Херман Ван Свеневельд, «Прощание Гектора и Андромахи», о которой пока никаких известий. Я ценил ее гораздо больше. Но и те две картины все же хотелось бы получить назад. Я со своей стороны приму необходимые меры, а вы поставьте в известность вашего друга, возможно, это облегчит ему поиски».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});