Читать интересную книгу Зов Ктулху - Говард Лавкрафт

Вскоре Уэст понял, что успех его опытов напрямую зависит от свежести используемого материала, и тогда он освоил гнусное и противоестественное ремесло похитителя трупов. В студенческие годы и после, во времена нашей работы в фабричном Болтоне, я относился к нему с благоговением, однако чем более дерзкими становились его эксперименты, тем сильнее терзал меня страх. Мне не нравилось, как мой друг смотрел на живых и здоровых людей. Затем последовал кошмарный эксперимент в подвальной лаборатории, когда я понял, что человек, лежавший на операционном столе, попал Уэсту в руки еще живым.

Тогда ему впервые удалось восстановить у трупа рациональное мышление, но этот успех, купленный столь ужасной ценой, окончательно ожесточил его. О методах, которые он применял в последующие пять лет, я не решаюсь говорить. Я не ушел от него только из чувства страха и был свидетелем сцен, которые человеческий язык не в силах описать. Я стал бояться Герберта Уэста гораздо больше того, что он делал – тогда мне и пришло в голову, что нормальное желание ученого продлить человеческую жизнь незаметно выродилось у него в мрачное кровожадное любопытство, в тайную страсть к кладбищенским эффектам. Любовь к науке вылилась в жестокое и извращенное пристрастие ко всему уродливому и противоестественному. Он невозмутимо наслаждался зрелищем самых отвратительных монстров, способным повергнуть в ужас любого здорового человека. За бледным лицом интеллектуала скрывался утонченный Бодлер[9] физического эксперимента, томный Элагабал[10] могил.

Уэст не дрогнув встречал опасность, хладнокровно совершал преступления. Он сделался одержимым, убедившись, что может вернуть человеческий разум к жизни, и бросился завоевывать новые миры, экспериментируя на оживлении отдельных частей человеческого организма. У него появились чрезвычайно смелые идеи о независимых жизненных свойствах клеток и нервных тканей, изолированных от естественной физиологической системы. Результаты не заставили себя ждать: использовав эмбрионы какой-то отвратительной тропической рептилии, он получил неумирающую ткань, жизнь которой поддерживалась с помощью искусственного питания. Он исступленно искал ответ на два биологических вопроса: во-первых, возможно ли хоть какое-то проявление сознания или разумное действие без участия головного мозга, только как результат функционирования спинного мозга и нескольких нервных центров; во-вторых, существует ли бесплотная, неосязаемая связь между отдельными частями некогда единого живого организма. Вся эта исследовательская работа требовала огромного количества свежерасчлененной человеческой плоти – вот для чего Герберт Уэст отправился на войну.

Фантастическое, неописуемое событие произошло в полночь, в конце марта 1915 года, в полевом госпитале близ Сент-Элуа. Я до сих пор не могу избавиться от ощущения, что все это мне приснилось в страшном, бредовом сне. В восточном крыле возведенного наспех здания, напоминавшего амбар, располагалась лаборатория Уэста, которую он получил якобы для того, чтобы разрабатывать новые радикальные методы лечения безнадежно тяжелых увечий. Там, в окружении покрытых запекшейся кровью трупов он работал, словно мясник – я никогда не мог привыкнуть к тому, с какой легкостью он отсекал и сортировал различные части тела. Порой он и в самом деле творил для солдат чудеса хирургии, но главные его успехи носили не столь публичный и благотворительный характер. В его лаборатории раздавались самые разные звуки, странные даже средь этой кровавой вакханалии. Там часто звучали револьверные выстрелы, привычные на поле брани, но совершенно неуместные в больнице. Подопытным доктора Уэста не приходилось рассчитывать на долгую жизнь или широкую аудиторию. Помимо человеческой ткани он использовал материал, полученный от эмбрионов рептилии, который он культивировал с необычайным успехом. С помощью этого материала Уэст научился поддерживать жизнь в отдельно взятых частях человеческого организма – именно этим и занимался теперь мой друг. В темном углу лаборатории, над горелкой причудливой формы, выполнявшей роль инкубатора, он держал огромный закрытый чан с клеточной тканью рептилий, которая, отвратительно вздуваясь и булькая, росла, как на дрожжах.

Той памятной ночью, в нашем распоряжении оказался великолепный экземпляр: труп человека, очень крепкого физически и в то же время обладавшего блестящим умом, что свидетельствовало о наличии чувствительной нервной системы. Судьба сыграла с ним злую шутку, ибо именно он ходатайствовал о присвоении Уэсту военного звания. Мало того, в прошлом он тайно изучал теорию реанимации под руководством Уэста. Сэр Эрик Морланд Клапем-Ли, майор, кавалер ордена «За безупречную службу», лучший хирург нашей дивизии, был срочно откомандирован в сектор Сент-Элуа после того, как командование получило сведения о шедших здесь тяжелых боях. Он вылетел на аэроплане, за штурвалом которого сидел отважный лейтенант Рональд Хилл, но непосредственно над местом назначения аэроплан был сбит. Мы в ужасе следили за его падением. От Хилла почти ничего не осталось, но труп великого хирурга почти не пострадал, если не считать полуоторванной головы. Уэст жадно оглядел безжизненное тело человека, некогда бывшего его другом к коллегой. Я с дрожью наблюдал за тем, как, он, отрезав голову, поместил ее в адский чан с пульсирующей тканью рептилий, чтобы сохранить для будущих опытов, и подошел к обезглавленному телу, лежавшему на операционном столе. Уэст добавил в него новой крови, соединил вены, артерии и нервы на обрубке шеи и затянул страшную рану куском чужой кожи, которую взял у неопознанного трупа в офицерской форме. Я знал, чего он хочет: посмотреть, не появятся ли в этом высокоорганизованном обезглавленном теле хоть какие-то признаки умственной Деятельности, которой отличался сэр Эрик Морланд Клапем-Ли. По злой иронии судьбы безмолвные останки человека, некогда изучавшего теорию реанимации, теперь должны были сами послужить во славу науки.

У меня перед глазами и сейчас стоит страшная картина: в мертвенном свете электрической лампы Герберт Уэст вводит оживляющий раствор в руку обезглавленного тела. Подробности этой сцены я описать не в силах – ибо дух безумия витал в комнате, заваленной рассортированными частями трупов, с липким от крови полом, почти по колено усыпанным обрезками человеческой плоти, где в дальнем темном углу над дрожащим голубовато-зеленым пламенем варилось, пухло и пузырилось гнусное месиво из ткани рептилий. Экземпляр, лежавший на операционном столе, обладал превосходной нервной системой, Уэст хорошо это знал и ждал многого. Когда конечности трупа начали слегка подрагивать, в глазах моего друга зажегся лихорадочный интерес. По-моему, он ждал подтверждения своей теории, согласно которой сознание, разум и прочие составляющие личности способны существовать независимо от головного мозга. Герберт Уэст отрицал существование объединяющего, главенствующего начала, называемого духом. Он утверждал, что человек есть механизм, состоящий из нервной материи, каждая часть которого обладает большей или меньшей самостоятельностью. И вот всего один блестящий эксперимент должен был разоблачить тайну жизни, низведя ее до уровня мифа. Вскоре по неподвижному телу пробежала дрожь, мы с ужасом и отвращением наблюдали затем, как оно, судорожно корчась и беспокойно двигая руками и ногами, стало медленно приподниматься. Затем обезглавленный труп в отчаянии простер руки – сомнений быть не могло, это был жест осмысленного отчаяния, блестяще подтверждающий теорию Уэста. Наверняка, нервы майора вспомнили последние минуты его жизни – отчаянную попытку выбраться из падающего самолета.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});