Нет, пожалуй, более трудной боевой службы, чем служба подводника. Если, например, летчик все же имеет шансы на то, чтобы спастись (или самолет спланирует без мотора, или можно выпрыгнуть с парашютом), то у подводника нет никаких шансов. С глубин более пятидесяти метров нечего и надеяться выбраться из затонувшей лодки. У нас же на Северном театре, даже в Кольском заливе, то есть дома, нет глубин меньше чем 250–300 метров.
Вчера, 13 октября, обнаружили вражеский конвой в районе Кибергнес-Эккерей. Состав конвоя — три транспорта и двадцать один корабль охранения. Нанесли удар авиацией флота. Результат удара: по данным авиаразведки, произведенной непосредственно после него, потоплены два сторожевых корабля, один транспорт водоизмещением шесть — семь тысяч тонн, поврежден один крупный транспорт; по данным радиоразведки, потоплен и один миноносец. Наши потери — восемь самолетов. Из экипажей не удалось никого спасти. Война неумолимо берет свое. В числе погибших два прекрасных летчика-торпедоносца Макаревич и Величкин[44].
Мысли мои опять обращены к новоземельскому конвою. Позавчера он вышел из Иоканки в губу Белушья, хотя шторм продолжается с неослабевающей силой. О том, что происходит на востоке Баренцева моря, можно судить по донесению, которое получено от Гурина вчера утром: в день выхода конвоя из Иоканки, на исходе суток, в двадцать три часа сорок пять минут, волны сорвали руль на транспорте, руль потерян, транспорт не может управляться. Авария произошла в пункте: широта 72 градуса, долгота 49 градусов. Это примерно в ста пятидесяти милях западнее губы Белушья. Сообщив об аварии, командир конвоя высказал опасение, что у кораблей эскорта, если им удастся взять транспорт на буксир и отвести в пункт назначения, может не хватить топлива на обратный путь. Буксировка в штормовых условиях вообще дело нелегкое, в особенности в Баренцевом море, где волны мало чем отличаются от океанских валов. Скорость хода при буксировке, конечно, снизится. Ясно, что нефти в цистернах будет на донышке, когда корабли приведут транспорт в Белушью губу.
Лишь бы взяли на буксир и привели, а тогда мазут найдется на самом транспорте, который они ведут.
16 октября. Выяснив обстановку в районе конвоя, позавчера направил туда тральщики, шедшие к проливу Югорский Шар, а Гурину приказал взять транспорт на буксир. Пусть корабли приведут «Марину Раскову» в Белушью и там получат с транспорта столько нефти, сколько им потребуется на обратный переход. Топлива на транспорте — восемьсот тонн. Одновременно предупредил Гурина о следующем: если положение «Марины Расковой» безусловно критическое и если оба эсминца не в состоянии сами выполнить, что указано им, пусть он немедленно сообщит обстановку и место, где находится конвой; если же уверен, что справятся своими силами, пусть продолжают выполнять задачу, но молча. Пусть конвой идет молча. Незачем привлекать внимание противника.
С тех пор, вот уже полтора суток, Гурин молчит.
Понимаю, что это правильно, что дело с буксировкой идет на лад, и все-таки не могу освободиться от напряжения, вызванного первым известием об аварии транспорта. Молчание Гурина продиктовано целесообразностью и моим приказанием; однако молчание же в самый драматический момент породило худшее из испытаний — испытание неизвестностью. Дело не в моем личном самочувствии. Все, кто в курсе затянувшейся истории с новоземельским конвоем, переживают ее не меньше моего.
Наконец около полуночи принимается краткое донесение от новоземельцев: «Гремящий», за ним на буксире «Марина Раскова» входят на рейд губы Белушья. Замыкает шествие «Громкий».
Как гора с плеч!..
* * *
Что скрывалось за молчанием Гурина, объясняет он сам, возвратясь на «Гремящем» в Архангельск. Для начала шутит, говоря, что генеральную репетицию передряги, в которую попал новоземельский конвой, Баренцево море устроило еще в начале сентября, когда «Гремящий» и «Грозный» вели два транспорта из Кольского залива на восток. Тогда, на подходе к Семи Островам, конвой угодил в первый осенний шторм. Размахи крена «Гремящего» достигали сорока трех градусов, но эсминец выдержал испытание. Зато один из транспортов — танкер «Юкагир» — был вынужден из-за поломки в машине укрыться в Иоканке и отстаиваться там до улучшения погоды.
Тот шторм, однако, не мог идти в сравнение с октябрьской передрягой, в которую попали суда новоземельского конвоя на второй день после выхода из Северной Двины: они оказались в самом центре циклопа и в полной мере испытали на себе его титаническую силу. Ударами волн эсминцы клало на борт по кренометру до 53 градусов, то есть крен был на пределе остойчивости кораблей. Наглухо принайтовленные предметы внутри помещений срывало. Гул шторма и удары волн не могли заглушить непрестанное скрипение корпусов.
Памятуя о прошлогодней аварии и гибели «Сокрушительного», у которого волны оторвали корму, Гурип решил зайти в Иоканку, поставить дополнительные крепления и провести дополнительную балластировку, чтобы увеличить живучесть и остойчивость кораблей. Эти работы заняли около суток, после чего конвой вышел по назначению, несмотря на шторм.
А шторм превратился в ураган.
Только 150 миль оставалось до пункта назначения конвоя, когда на транспорте сорвало руль. Попытки управлять транспортом при помощи машин в такой шторм ни к чему не привели. Беспомощный пароход стал огромной металлической коробкой, гонимой по воле ветра и волн. Нередко волны достигали такой высоты, что транспорт совершенно исчезал в провалах между ними. Время от времени наползал туман и набегали снежные заряды, разобщая корабли охранения и поврежденный пароход. Все это могло быть чревато непоправимыми последствиями, которые угрожали сорвать снабжение Новой Земли.
Решение взять транспорт на буксир, подтвержденное затем мною, Гурин принял самостоятельно, представляя всю сложность буксировки беспомощного парохода. Авария произошла в полночь, до утра нечего было и думать о спасательных работах, важно было не потерять транспорт из виду.
Выждав, когда начало светать, Гурин объявил свое решение: экипажу «Гремящего» подготовиться к буксировке «Марины Расковой», «Громкому» обеспечивать прикрытие, чтобы не допустить торпедной атаки подводных лодок противника и столкновения конвоя с плавающими минами.
Ураган продолжал трепать корабли. Сила ветра достигала одиннадцати — двенадцати баллов. Верхушки волн, иссеченные ветром, превратились в сплошную пену. Перед кораблями вставали валы такой высоты, что «Гремящий» не успевал взбираться на вершину их, и они обрушивались на него. Корпус и верхняя палуба исчезали в бурлящих потоках. Волны непрерывно перекатывались через корабль, заливали вентиляционные устройства. Грохот шторма заглушал все звуки движения, даже бешеное вращение вхолостую винтов, то и дело висевших в воздухе, едва корабль зарывался форштевнем в море. Люди на мостике, чтобы слышать друг друга, должны были кричать в ухо, а люди на юте — артиллеристы, минеры, боцманская команда, возглавляемые помощником командира корабля Васильевым и главным боцманом Речкиным, вышедшие на аврал для подготовки буксира, — половину времени тратили на борьбу с волнами, чтобы удержаться на палубе.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});