— Меня? — удивился Ранульф. — Господин, но ведь эта огромная честь подобает знатному лорду. Я же всего-навсего простой рыцарь с небольшим поместьем, и, несмотря на все значение Эшлина для английских королей, у меня даже титула нет, хотя я и обещал поклясться вам в верности.
Блестящие серые глаза пристально смотрели на Ранульфа.
— Ты считаешь себя недостойным такого поручения, но я выбрал тебя именно по тем причинам, которые ты перечислил. Я желаю, чтобы моя семья прибыла в Англию тихо и без всякой помпы. Знатному лорду такое не по плечу, и, кроме того, любой барон посчитает, что, получив под свою опеку моих жену и сына, он тем самым приобретает власть надо мной. Я такого не допущу! Ты же человек честный. Я знаю, что могу тебе доверять, Ранульфде Гланвиль. Королева должна всюду появляться рядом со мной. Как только она и мой сын будут здесь, я сумею их защитить. Но путешествие крайне опасно. Когда я через несколько дней вернусь в Нормандию, ты поедешь в кортеже моих рыцарей и станешь одним из многих. Никто ничего не заподозрит, тем более что всем известно о болезни короля Стефана. Подумают, что ты открыто перешел на мою сторону теперь, когда власть короля слабеет. — Но тут герцог, заметив расстроенное лицо Ранульфа, участливо спросил:
— Что-то случилось?
— Моя жена Элинор всего два дня назад разрешилась нашим первенцем. Она гостила у друзей в монастыре Святого Фрайдсуайда, когда настало ее время. Я заехал туда по пути к вам, господин, навестить ее и нашего сына и обещал, что сам заберу их домой, в Эшлин. Если я поеду с вами, как сдержать данное жене обещание?
— Разве у тебя нет оруженосца, который мог бы проводить даму с ребенком? — с некоторым раздражением осведомился герцог.
— Господин, я уже говорил, что владения мои весьма невелики. Пока я не женился, у меня не было средств содержать оруженосца. По-моему, куда меньше бросится в глаза, если я отправлюсь в Нормандию один, и никто не обратит на меня внимания. Подумаешь, очередной рыцарь, желающий попасть в милость к будущему государю.
— Это ваш первенец, говорите?
— Да, — невольно улыбнулся Ранульф. — Симон Хыоберт. Родился в День святого Хьюберта, как сказали добрые монахини. Элинор показалось, что это имя пристало настоящему мужчине.
— А ты любишь жену, Ранульф де Гланвиль? — хмыкнул герцог. — Я страстно влюблен в Алиенору. Она была французской королевой, но Людовик, с его монашескими повадками, сумел дать ей всего двух дочерей, а потом добился развода на основании якобы близкого родства. Глупец! Лишился таких богатых поместий! А его новая жена, Констанция Кастильская, родила ему третью дочь, в тот же год, как моя Алиенора принесла сына. Я обожаю ее! Ты любишь Элинор?
— Да, господин, — тихо признался Ранульф, хотя и не той особе, что похитила его сердце. — Она должна была стать монахиней, но брат ее умер и оставил Эшлин. Она само совершенство, господин мой. Никогда не думал, что такой старый, закаленный в битвах воин, как я, женится, да еще на такой чудесной девушке.
— Меня уверили, что Стефан протянет это лето, — заметил герцог Генрих. — Даю тебе месяц уладить дела, а потом отправляйся в Нормандию, ко Дню святого Суитена. Поезжай в Барфлер, а оттуда — в Руан. Я повезу туда жену и сына, чтобы представить матери. Там ты присоединишься ко двору. Рад, что ты любишь жену, Ранульф. Однако позаботься и о моей семье и благополучно доставь ее в Англию. Как только окажешься в Нормандии, мы обсудим, каким маршрутом им лучше ехать.
Ранульф поднялся и низко поклонился будущему королю:
— Готов вам служить, милорд.
— Только никому не говори, кроме разве что жены, если, разумеется, она не из сплетниц, — предупредил герцог.
— Понимаю, — кивнул Ранульф и вышел из маленькой комнаты в коридор. Там никого не было.
Он направился к конюшне, где нашел свою лошадь в просторном стойле. Отстегнув пояс, на котором висел меч, Ранульф отложил его в сторону, лег на вязанку соломы и заснул. Пробудил его узкий луч света, проникавший в крохотную щель на стене.
— Оседлай жеребца через полчаса, — велел он конюху, убиравшему противоположное стойло, вышел во двор и плеснул на лицо воды из лошадиной колоды. Немного придя в себя, он последовал за толпой священников в парадный зал, где уже подали завтрак. На раскладных столах стояли корзины с хлебом и деревянные чаши, которые наполняли элем слуги. Ранульф, вынув небольшой каравай, отрезал ломоть сыра. Ел он торопливо и молча, поскольку кругом не было видно ни одного знакомого лица. Гаррик Талиферро куда-то исчез, но это к лучшему: не придется объяснять, чего хочет от него герцог.
Ранульф съел половину каравая и сыр, сунул остаток в сумку, на дорогу, поскольку не знал, когда представится возможность поесть в следующий раз. Допив эль, он отправился во двор. Лошадь была уже оседлана и привязана у конюшни, но конюх куда-то исчез. Ранульф вскочил в седло и отъехал.
День занимался, когда он выехал на дорогу, ведущую к Эшлину. Солнце поднималось все выше, и Ранульф остановился у быстрой речки, чтобы напоить лошадь. Потом пустил животное пастись и доел хлеб с сыром, утоляя жажду ледяной водой. Освежившись, Ранульф продолжал путь. Стоял июнь, и сумерки наступали поздно. Ранульф обрадовался, когда на вершине холма показался монастырь, в котором он ночевал по пути в Вустер. Добравшись до него, он попросил гостеприимства у привратника.
Он как раз успел к ужину, который подавали посетителям. Слуга подал хлеб, ножку вареного кролика и небольшую чашу с элем. Однако монах, распоряжавшийся странноприимным домом, сжалился над Ранульфом и принес ему еще кусок крольчатины, видя, что рыцарь голоден, что неудивительно для такого великана.
— Куда направляетесь, господин? — полюбопытствовал он.
— В монастырь Святого Фрайдсуайда, — объяснил Ранульф, благодарно кивая монаху. — Моя жена гостила там, когда у нее начались роды. Она принесла сына. — Он неспешно дожевал кусок мяса и сделал глоток эля. — Я был в Вустере, — солгал он, — когда знакомый путник передал мне новости. Теперь я еду за ними, чтобы отвезти домой, в Эшлин.
— Эшлин? Вы хозяин Эшлина? — удивился монах.
— Да, преподобный отец.
— Да ведь это совсем близко от Уэльса, а там, как я слышал, теперь неспокойно.
— Поместье хорошо защищено, отче. Стены высоки, а мои люди прекрасно обучены.
— Ничто не поможет, если урожай сожгут, а скот угонят, — вздохнул монах. — И сделают это ради удовольствия напакостить. Валлийцы — безбожные создания.
— В таком случае попрошу вас молиться за Эшлин и его людей, — расстроился Ранульф. — Вы что-то слышали в последнее время, преподобный отец?