Игорь напрягся. По спине скользнул нехороший холодок.
— Минуточку. — Голос просел, Коротин откашлялся. — Я… вы хотите сказать, что ребята должны были… — Он не решился сказать.
Но Данько взглянул ему прямо в глаза, и как-то само собой все сказалось:
— …должны были убить того человека?
Данько разомкнул губы в жесткой усмешке:
— Почему должны? Убили.
Время назад
…Поддатый Михеич покачивался на стуле, рыгал для важности и учил жизни:
— …я, мать твою, всегда… как только какая сволочь хайло разинет, так сразу — в рыло! И он, сука, сразу с копыт долой. Ну, вы малолетки еще, не помните ни хера, только слыхали… А я в те времена!.. Весь город меня знал. Только скажи: Михей! У-у, мать твою… Всех вот так держал! За километр обходили. А почему? Да потому — жизнь знал. Себя поставил — и хер на всех ложил! Никому жопу не лизал. И никакая сука вякнуть рядом не могла!..
Саша смотрел на этого пьяного урода, пытаясь вызвать в себе холодное презрение и стальную решимость… Да куда там! Было страшно, смешно и гадко.
Он украдкой взглянул на друзей. Юра сидел с каменным лицом, смотрел точно в никуда. Сергей кусал губы. Глаза бегали. Наверное, дрожали руки, но он спрятал их под стол.
Михеич в очередной раз мерзко отрыгнулся.
— Н-ну, молодняк, чего замерзли? Наливай!..
— Сейчас, — сказал Юра пустым голосом и встал.
Сердце Саши забилось так, что он испугался. «А ну, кондрашка схватит…» — мелькнула глупая мысль.
Юра вернулся, поставил бутылку на стол.
— А-а, — возрадовался Михеич. — Давай!
Юра шагнул ему за спину. Сергей сильно побледнел.
Саша моргнул — и все стало точно не с ним, хотя ничего никуда не делось. «Вот он я весь! Сижу, вижу, слышу. Я здесь. Но разве это я?!»
Лицо Юры жутко изменилось. Исчезла детская мягкость черт. Кожа как будто обтянула череп, он предсмертно оскалился, глаза налились безумием, а в руках неизвестно откуда взялась веревка, многопрядный, плотно скрученный линь.
И время как бы утонуло в гиблой пелене. Медленно, очень медленно Юра стал заводить левую руку за дурную голову Михеича, еще медленнее, словно преодолевая внезапно возникшую вязкость среды, правая рука стала подниматься… провисший линь стал натягиваться… натянулся — да так, что Саше почудилось: вот-вот, и он услышит его звон, как звон струны. И…
И — разрыв гиблой ткани!
— Хватай! — диким шепотом рявкнул Юра.
Сергея и Сашу сорвало с мест. Оба схватили концы веревки, захлестнувшей грязную дряблую шею.
— Х-х-х-ы-ы-ы!.. — страшно захрипел Михеич, выкатив мертвые, как у Вия, глаза.
Зажмурившись, Саша изо всех сил дернул линь. И тут же раздался тонкий режущий визг. С перепугу Саша открыл глаза. «Башку оторвали?!» — чуть не опрокинула его дурная мысль.
Но это визжал Сережа. Он бестолково схватил жертву за грязные космы, а другой рукой не столько душил, сколько тянул веревку вниз. И визжал, визжал, визжал — уши отрывало напрочь.
«Услышат…» — как-то вяло, и скучно, и ничуть не боясь, подумал Саша.
— Заткнись! Заткнись, идиот! — Юра схватил руку Уварова с веревкой, сильно рванул вверх.
Визг не прекращался. Юра тычком, без взмаха, сунул Сереже кулаком в зубы. Есть! Заткнулся.
Тут мозг отключился. Саша вздрогнул — и увидел, что Юра держит его за плечо.
— Все, Саня, — тихо сказал он. — Очнись! Все. Готов.
Саша отпустил линь. Тело мягко, с какой-то противоестественной грацией повалилось на пол.
— Серега… где? — спросил Саша.
— В ванной, — сказал Юра. — Блюет.
— Истерик, — зло скривился Саша.
И тут в комнату шагнул Он. Ребята невольно подтянулись.
Он без улыбки посмотрел на труп, потом на парней.
— Мужская работа, — кратко молвил Он. — Одобряю. Сейчас вы этого еще не осознаете. Но через день-другой, поверьте мне, почувствуете, как изменился мир. Он непременно подчинится вам. Вы ничего не будете бояться. Можете для проверки пройтись по самым темным, самым опасным районам. Ночью. Ничего не будет! Никто не сунется. Эти двуногие почуют силу, исходящую от вас. — Вот здесь Он улыбнулся: — Я поздравляю вас с новым рождением!
Возвращение
Игорь долго молчал. Потом тихо выговорил:
— Ну, и что было дальше?
А что дальше? Убийство произошло на квартире, специально подготовленной для этого. Лом снял ее в каком-то почти развалившемся бараке…
Игорь перебил:
— Ломов как-нибудь называл этого субъекта? Хотя бы псевдоним, кличка что ли…
Нет. Данько и тут помотал головой. Нет. Он — и все. Толян и ребят-то этих по именам не знал, хотя и видел их тайком. Он показал ему их. А они о нем — ни сном ни духом. Вообще ничего не ведали. Он держал его в секрете и называл джокером. Лом этим страшно гордился.
— …Хотел было я ему, дураку, сказать, что и его тут за лоха держат… да он и слушать не стал. Правая рука! Джокер — и все тут! Ну, чего с дурака взять… Да, вот еще что.
И Валентин сообщил, что, по словам Лома, этот великий и ужасный уничтожил труп Михеича, растворив в кислоте. Он на эту трущобу и согласился-то потому, что там была какая-то очень удобная душевая что ли… Ну, короче говоря, там старый гопник и окончил свой сраный земной путь, исчезнув бесследно юридически и почти бесследно физически. «Ни хрена менты не найдут!» — мстительно заключил Лом.
— Но и это еще не все, — вдруг сказал Данько.
Оказывается, вождь приготовил своим адептам новое испытание.
На этот раз он приказал двоим из тех ребят убить третьего. Тот, третий, оказался слаб духом. На словах рвался горы свернуть, а как дошло до дела — скис. И Он решил, что те двое должны пройти вторую фазу превращения человечьей личинки в подлинную личность — убить друга.
Лом рассказывал это Валентину с той самой улыбкой превосходства, а рассказав, сделал многозначительную паузу…
— …Но я и сам уже догадался, сам все понял! — Воспоминания всколыхнули толщу лет, прошлое беспощадно вернулось. Данько разволновался, лицо, плешь пошли красными пятнами. — Убьют они того третьего, а потом…
А потом сам игрок и его джокер уберут тех двоих. А потом придет черед джокера. Только он еще этого не знает.
Виктор украдкой взглянул на Игоря. Тот был внешне спокоен. Лишь бледнее, чем обычно.
Валентин начал раскачиваться в кресле:
— Говорил я ему! Говорил! Толян, говорю, да ты что, куда ты влез?! Ведь он же псих, это же ясно. Вали от него, пока не поздно!.. Да, видать, уже поздно было. Заладил свое, и ничем не прошибешь.
Это все было утром 26 октября. Валентин не сумел убедить Толяна Ломова в том, что тот дурак и влип в какую-то безумную историю… они разругались, и Лом ушел, оставив официанта в тягостных чувствах. Валентин почти кожей ощутил дыхание опасности — как нечто темное, зловещее бродит где-то совсем поблизости, он, Валентин, чует его вкрадчивые шаги… И надо бы притихнуть! Данько очень, очень ясно осознал это. Инстинкт самосохранения оказался сильнее жадности.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});