Потом наступило отрезвление. Гитлер крайне болезненно пережил отступничество «верного дуче»:
«Теперь я убедился в том, что англичане были прекрасно осведомлены о предполагаемом демарше Муссолини. В противном случае они бы уже давно заняли более жесткую позицию и поддержали поляков. Увы, результаты прямо противоположны моим ожиданиям…»
Гитлер был потрясен, но старался держать себя в руках. Он предположил, что Великобритания напрямую увязывает вопрос выступления на стороне Польши с позицией итальянцев. Я отправился в военное министерство для консультаций с генералом Томасом по поводу наличия стратегического сырья и возможности скорейшей отправки первой партии итальянцам.
Во второй половине дня последовал новый вызов в рейхсканцелярию. Гитлер пребывал в еще более взвинченном состоянии, чем во время моего утреннего визита.
Я едва успел переступить порог кабинета, как фюрер разразился длинной тирадой. Он только что получил срочную депешу пресс—секретаря министерства пропаганды Дитриха, из которой следует, что Англия уже сегодня намеревается подписать пакт о взаимной помощи с Польшей. Подтверждения из министерства иностранных дел еще не поступало, но дипломаты всегда работают медленнее телеграфных агентств, поэтому он не сомневается в достоверности депеши. Необходимо немедленно приостановить выдвижение войск — ему нужно выиграть время для новых переговоров, хотя на Италию полагаться решительно нельзя.
По моему приказу Шмундт принес план—график, на котором были расписаны все мероприятия военно—политического характера ОКВ, ОКХ и ОКЛ до дня «X» включительно. 23 августа Гитлер отдал приказ начать наступательную операцию против Польши на рассвете 26.08. Таким образом, войска уже вторые сутки выдвигались на исходные позиции с тем, чтобы в ночь с 25 на 26 августа выйти к государственной границе рейха. Фюрер распорядился: «Приостановить выдвижение войск. Отменить начало операции вплоть до особого распоряжения. Немедленно вызвать в рейхсканцелярию Браухича и Гальдера».
Браухич прибыл через полчаса. Гальдер находился в тот момент на командном пункте ОКХ в Цоссене. Отдав приказ о приостановке передислокации войск, генерал выехал в Берлин. Затем я присутствовал на длительном обсуждении ситуации с господами из ОКХ. Фюрера интересовал анализ возможных последствий остановки передвижения войск, кроме того, он потребовал активизировать контрразведывательное обеспечение операции и соблюдать режим строжайшей секретности. В заключение фюрер сообщил, что 26.08.39 он назовет окончательную дату дня «X».
26 августа, в первой половине дня, меня снова вызвали в рейхсканцелярию. Представшая моим глазам картина напоминала растревоженный муравейник: возбужденные, снующие взад—вперед по коридорам военные и штатские. Фюрер беседовал с фон Риббентропом в зимней оранжерее, в то время как Аттолико ждал его в музыкальном салоне. С минуты на минуту ожидали приезда британского посланника в Берлине Невилла Гендерсона.
Фюрер заметил меня и произнес:
«Риббентроп принес телеграмму из лондонского посольства: вчера ночью Англия и Польша подписали пакт о взаимопомощи. Разве я не говорил вам вчера, что во всем виноваты итальянцы? После того как Италия заявила о своей позиции в германо—польском конфликте, англичане ратифицировали пакт. Немедленно прекратите все передвижения армейских частей — мне нужно время для переговоров. Вызовите ко мне Браухича и Гальдера, а сами идите в музыкальный салон. Аттолико доложит о полученном из Рима ответе».
Отдав необходимые указания, я отправился в салон, где уже находились Гитлер и Риббентроп. Фюрер молча протянул мне текст письма с перечнем требующегося итальянцам сырья. Я откровенно потерял дар речи. Между тем фюрер обратился к Аттолико и заметил, что, по всей видимости, произошла ошибка при передаче текста или же банальная описка, поскольку указанные цифры фантастичны. Итальянец принялся уверять, что цифры подлинные — потребности итальянской промышленности в сырье действительно велики. Фюрер приказал мне связаться с нашим военным атташе фон Ринтеленом и еще раз уточнить цифры у генерала Каваллеро, начальника итальянского генштаба («Командо Супремо»).
Гитлер высказал предположение, что итальянцы умышленно указали заведомо нереальный тоннаж требующегося им сырья, чтобы мы отказались от обязательств, а дуче с «чистой совестью» умыл бы руки.
Поступившая от фон Ринтелена информация подтвердила аутентичность итальянских запросов, которые Германия была просто не в состоянии удовлетворить.
Главнокомандующий сухопутной армией и начальник генштаба уверили Гитлера в том, что передислокация немецких войск к польской границе осталась незамеченной неприятелем — маскировка не нарушена. В ответ фюрер назвал окончательную дату операции — 31.8.1939. Соответствующий приказ в войска поступит 30.08, не позднее 17.00.
В последующие дни я находился в рейхсканцелярии с утра до позднего вечера, однако беседовал с Гитлером только трижды, поскольку он проводил одно политическое совещание за другим.
Первая беседа состоялась в зимней оранжерее, когда Гитлер зачитал мне список политических требований немецкого правительства:
1. Вольный город Данциг возвращается в состав германского рейха.
2. К нему через коридор прокладывается экстерриториальная железная дорога и экстерриториальная автострада.
3. В состав рейха возвращаются не менее 75 % земель, заселенных фольксдойче.
4. Под контролем международных организаций в отторгнутых областях необходимо провести референдум о возвращении в состав рейха.
Гитлер спросил, что я думаю по этому поводу; я ответил, что требования более чем умеренные и абсолютно справедливые.
Во второй раз я встретился с Гитлером 30.08. Он сказал, что у него нет ни минуты свободного времени для меня, поскольку как раз сейчас он собирается диктовать ответ Даладье. Тот взывает к чувству фронтового братства и призывает не допустить развязывания войны. Искреннее и доброе письмо фронтовика—окопника — пример того, как относятся к проблеме войны за коридор во Франции.
Третий раз я встретился с фюрером на совещании вместе с Браухичем и Гальдером во второй половине того же дня. Гитлер в очередной раз перенес день «X» — теперь на сутки, на 1.09 (1939). Он объяснил, что вплоть до 31.08 включительно намеревается ждать появления полномочного представителя польского правительства или наделения соответствующими полномочиями польского посланника в Берлине Липского. 1.09 — последний срок начала операции; если Варшава не примет ультиматум, день «X» переноситься не будет.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});