— Ладно, ладно, — сказала она. — Я слишком остро реагирую. Это потому, что я потеряла мой корабль и должна компенсировать это, покрыв себя триумфом. Я расстроена, так как не в состоянии снова собрать команду вместе и сделать ее действующей, не могу воздействовать даже на человека, который, как я думала, уважает мои решения, я должна делать то, что скажет он. Да, я со странностями. Я знаю это. Может быть, я придаю слишком большое значение вещам, которые воспринимала бы иначе, будь я мужчиной. Становишься чувствительным, когда снова и снова тебя постигает неудача и тебе надо быть вдвое лучше, чтобы получить работу.
Ты не согласен с моим решением идти наверх. Ты возражаешь, выдвигаешь свои контраргументы. Ты говорил, что любишь меня. Я не думаю, что ты продолжаешь меня любить, мне жаль, что все так обернулось. Но я приказываю тебе ждать здесь пока я вернусь и не говори мне больше об этом ничего.
Губы Билла были непреклонно сжаты. Потом он сказал:
— Я не хочу, чтобы ты шла потому, что я люблю тебя.
— Боже мой, Билл! Я не хочу такой любви! «Я люблю тебя, поэтому стой смирно, пока я не привяжу тебя». Какую боль ты причиняешь этим. Если ты не можешь понять меня как женщину, не в состоянии позволить мне принимать собственные решения и позаботиться о самой себе, то ты вообще не можешь обладать мной.
— А какая должна быть любовь?
Сирокко почувствовала, что готова заплакать, но знала, что не заплачет.
— Я сама хотела бы это знать. Наверное, не такая. Наверное, один должен проявлять заботу о другом, это не значит, что я предпочла бы найти мужчину, который зависел бы от меня, потому что иначе я не могу. Не лучше ли просто заботиться друг о друге? Я имею в виду, что когда слаб ты — я помогаю тебе, когда слаба я — ты поддерживаешь меня.
— Похоже, ты никогда не бываешь слабой. Ты только что сказала, что можешь позаботиться о себе сама.
— Каждому человеку свойственно быть слабым. Если ты думаешь, что я не слабая, то ты не знаешь меня. Я сейчас как малое дитя, задаюсь себе вопросом, позволишь ли ты уйти мне, даже не поцеловав на прощание и не пожелав мне удачи…
— Проклятье, не хватало еще этих слез! — Сирокко быстро вытерла глаза, не желая использовать свои слезы как оружие. — Как победить в этой безвыигрышной ситуации? — Независимо от того слабой или сильной она была, она всегда оборонялась.
Сердце у Билла дрогнуло, он притянул ее и поцеловал. Когда они оторвались друг от друга, казалось мало что уже можно было еще сказать. Сирокко не могла сказать, какая у него была реакция на ее сухие глаза. Она знала, что ему больно, но не стало ли ему от этого еще больнее?
— Возвращайся как можно скорее.
— Хорошо. Не волнуйся слишком обо мне. Я слишком слабая, чтобы убить.
— Не знаю.
— Два часа, Габи, поднимаемся.
— Знаю, знаю. Не говори мне об этом, ладно?
Цеппелин выглядел даже большим, чем раньше. Он сидел в долине к востоку от города титанид. Обычно цеппелин никогда не спускается ниже верхушки деревьев. Было необходимо погасить все огни в городе, чтобы уговорить его приземлиться.
Сирокко оглянулась на Билла, стоявшего на костылях возле соломенной подстилки, которую титаниды выносили для него на улицу. Он помахал ей рукой и Сирокко помахала ему в ответ.
— Меня мутит, Роки, — сказала Габи. Зубы у нее стучали. — Разговаривай со мной.
— Спокойно, девочка, спокойно. Открой глаза, смотри, куда мы идем. Ооп!
Внутри желудка цеппелина стояли в очередь с десяток животных, они были похожи на пассажиров подземки, спешивших попасть домой. Толкаясь, они выскакивали наружу, Габи сбили с ног.
— Помоги мне, Роки! — отчаянно попросила она, рискуя лишь разок поднять глаза на Сирокко.
— Разумеется, сейчас. — Она швырнула свой ранец Калвину, который был уже внутри с Джином, и помогла Габи подняться. Она была такая крошечная, и такая холодная.
— Два часа.
— Два часа, — с трудом повторила Габи.
Послышался быстрый стук копыт и появилась Волынка. Она схватила Габи за руку.
— Вот, моя маленькая, — пропела она, — это поможет тебе, — и она подала Габи бурдюк с вином.
— Откуда ты знаешь… — начала было Сирокко.
— Я увидала страх в ее глазах и вспомнила услугу, Которую она оказала мне. Я поступила правильно?
— Ты изумительна, дитя мое! Спасибо тебе за нее.
Сирокко не сказала Волынке, что специально для этой цели у нее в рюкзаке имелся бурдюк с вином.
— Я не буду опять целовать тебя, так как ты сказала, что вернешься. Удачи тебе и пусть Гея вернет вас нам!
— Удачи!
Отверстие медленно закрылось.
— Что она сказала?
— Она хочет, чтобы ты напилась.
— Я уже пила. Но сейчас, когда ты напомнила…
Сирокко стояла около нее, пока Габи пила вино, пока не очутилась на грани бессознательности. Когда Сирокко убедилась, что с Габи все в порядке, она присоединилась к мужчинам в передней части гондолы.
Они были уже в воздухе. Водный балласт все еще выплескивался через отверстие, расположенное около носа цеппелина.
Вскоре они уже скользили над поверхностью каната. Посмотрев вниз, Сирокко увидала деревья и пространства, поросшие травой. Частично канат был полностью заросший. Он был такой большой, что был похож на плоскую ленту земли. Пока они не достигли крыши, им не грозила опасность упасть.
Постепенно начал угасать свет. Через десять минут они находились в сумерках оранжевого оттенка, которые переходили в сплошную ночь. Сирокко с грустью смотрела на уходящий свет. Она проклинала его, за то, что он никогда не кончался, но в конце концов, это был свет. Какое-то время ей не доведется видеть его.
А может быть, она уже никогда не увидит света.
— Здесь конец линии, — сказал Калвин. — Он опустит вас немного ниже и высадит на канат. Удачи вам, безумцы! Я буду ждать вас!
Джин помог Сирокко натянуть на Габи упряжь, затем пошел первым, чтобы поддержать ее, когда она приземлится. Сирокко наблюдала за ними сверху, потом получила прощальный поцелуй от Калвина, натянула стремена парашюта и шагнула наружу.
Она спускалась в сумеречную зону.
Глава 19
Приземлившись на канат, они почувствовали, что стало светлее, они находились примерно на середине пути — приблизительно в сотне километров от центра ближе к Гее и, соответственно, на сто километров дальше от земли. Гравитация упала от почти одной четверти земной до менее одной пятой. Рюкзак Сирокко начал весить почти на два кило меньше, а ее собственный вес стал меньше на половину.
— Еще сто километров до того места, где канат соединяется с крышей, — сказала Сирокко. — Мне кажется, склон здесь где-то тридцать пять градусов. Для этой ситуации это довольно несложно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});