Найденные тела убитых тогда же и там же в лесу были закопаны. Их перезахоронили в одном гробу на городском кладбище с воинскими почестями уже после освобождения Людинова.
В те же первые числа ноября были арестованы две партизанские семьи — Лясоцких и Рыбкиных. Кроме уже взятых ранее Александра и Марии Лясоцких, полицаи отвели в тюрьму их отца Михаила Дмитриевича, мать Матрену Никитичну; сестер: шестнадцатилетнюю Нину, четырнадцатилетнюю Лидию, шестилетнюю Зою; восьмилетнего брата Николая и двухлетнюю дочь Марии Тамару. В доме Рыбкиных полицаи схватили жену партизана Екатерину Николаевну и сына-подростка Володю. Словно чуя приближение беды, Рыбкина отнесла накануне трехлетнюю дочку Веру к бабушке, но девочку и там разыскали всезнающие полицаи.
На следствии Иванов утверждал, что арестовал семьи Лясоцких и Рыбкиных по прямому приказанию Бенкендорфа. Возможно, это и правда. Но Бенкендорф никак не мог знать, что в этих семьях только трое взрослых, все остальные — подростки и дети, в том числе совсем малолетние, к примеру он не мог, разумеется, знать, где находится трехлетняя Вера Рыбкина, если вообще подозревал об ее существовании. Но все это прекрасно знали Дмитрий Иванов и его ищейки.
Допускаем, что приказ расстрелять семьи поступил от Бенкендорфа, но почти наверняка — в общей форме. В любом случае, Иванов, заговори в нем чуть-чуть совесть и слабое желание, мог спасти хотя бы двух-трехлетних детей, «не разыскать» у бабушки ту же Веру Рыбкину… Нет, он лично ночью с отделением палачей — шесть человек, старший Михаил Доронин, дошел почти до самого места казни, дождался выстрелов, принял доклад Доронина, а затем велел ему пересчитать трупы. Их должно было быть одиннадцать — к девяти членам семей присоединили Марию Лясоцкую и Володю Рыбкина.
Доронин, командовавший расстрелом, из пяти, кроме него, участников преступной акции, смог припомнить только одного Павла Птахина. Позднее стали известны фамилии еще двоих — Носов и Николай Растегин.
Утром с заданием пересчитать трупы (очень волновал его этот момент!) Иванов послал к месту казни еще и следователя Хаброва. Когда убитых пересчитали, то одного не хватало — трупа Володи Рыбкина. За его поимку Иванов — не Бенкендорф! — назначил премию.
Как происходила чудовищная расправа, рассказал на суде чудом спасшийся сам Володя Рыбкин:
«В ночь с 5 на 6 ноября[31] меня вывели из КПЗ во двор, где была моя мать и сестренка. Там же была семья Лясоцкого из 8 или 9 человек. Нас охраняли полицейские. Затем нас повели по направлению к железнодорожной станции Людиново. Из числа полицейских помню Доронина.
До железнодорожного моста вместе с полицейскими шел и Иванов Дмитрий Иванович.
Иванов остался На мосту, а нас повели дальше. Когда нас отвели метров за 250 от моста и мы проходили мимо разрушенного подвала, раздались выстрелы. Я в тот момент нес на руках свою двухлетнюю сестренку Веру. Сестренка была убита у меня на руках. Я машинально упал в подвал. Там уже было несколько трупов. Сверху на меня стали падать еще трупы. Я затаился. Полицейские еще несколько раз выстрелили в подвал. Кто-то из них говорил, что нужно бросить в подвал пару фанат, однако вместо этого они бросили сверху две половинки от ворот и ушли.
Через несколько минут я выбрался из подвала, посмотрел, увидев, что полицейские были на мосту, подождал, а затем отполз в лес и пошел в город Людиново к своей бабушке Потаповой, ее звали Анна Павловна.
Я прятался несколько дней у родственников в городе Людиново, а затем ушел в лес к партизанам. У партизан я был дня три. В начале декабря 1942 года в штабе партизанского отряда мне приказали пойти в Людиново вместе с партизаном Посылкиным Афанасием и Щербаковым Семеном.
Мы пошли. На окраине Людинова меня и Щербакова Семена задержали полицейские. Посылкин остался в лесу, за городом, он велел нам зайти в больницу, пояснил, что Щербаков знает зачем…»
Ни партизаны, ни сам Володя Рыбкин не знали, что его ищут, что за его поимку назначена награда. Именно поэтому Володю не только опознал, но и задержал с удовлетворением вместе с его спутником Семеном полицай Фирсов Петр, за что и получил вожделенную награду, а именно — козу…
В полиции Иванов допросил Рыбкина, выяснил, как тому удалось спастись от расстрела. Потом стал допытывать, где располагается партизанский отряд, расстелил перед подростком карту-километровку и потребовал указать на ней стоянку партизан. Рыбкин не отрицал, что был в отряде, но сказал, что показать базу на карте не может, так как в картах не разбирается…
С Щербаковым дело обстояло иначе. При обыске у него нашли несколько записок. Одна из них была адресована медсестре городской больницы Марии Ильиничне Беловой. Писала ее племянница, партизанская медсестра Капитолина Калинина. Семилетний сынишка Калининой Мища оставался в городе на попечении Беловой.
В записке содержалось также указание командира отряда, уже знавшего об арестах в городе, Клавдии Азаровой немедленно уходить в отряд. Так как Белова никак не могла знать псевдонима Азаровой «Щука», Золотухин вынужден был проставить ее инициалы — К.А.
Другая записка вроде бы предлагала уходить в отряд и обоим военнопленным врачам — Соболеву и Евтеенко.
На одном из допросов Иванов категорично заявил, что найденные у ребят записки он отнял, а самих партизанских связных отпустил подобру-поздорову.
Писарь полиции Василий Машуров на допросе показал:
«Иванов и Посылкин [полицейский Сергей Мих. Посылкин — однофамилец Афанасия Ильича] обыскали подростков и нашли у них записки к врачам. От них узнали о связном Посылкине. Иванов и Крейцер устроили операцию…»
Снова лопается, как мыльный пузырь, очередная ложь Иванова.
В самом деле: если Иванов порвал записки, никому ничего не сказав, то откуда о них знал Машуров? Откуда он знал о врачах? Почему, в таком случае, все же были арестованы Азарова и Белова? Почему вышли на след связного Афанасия Посылкина? К тому же, как известно, ни Рыбкин, ни Щербаков не были отпущены, вернее, их до этого использовали, чтобы поймать Посылкина.
Клавдия Антоновна Азарова была арестована ночью 9 декабря на своей квартире. Тогда же полицейский Егор Сухоруков арестовал в ее доме на улице Молотова[32] и Марию Ильиничну Белову.
Примечательно, что Иванов на допросах выдавал себя за спасителя Олимпиады Зарецкой, в присутствии которой (напоминаем, они были соседками по квартире) и была арестована Азарова.
Это вообще абсолютно неправдоподобно. Иванов никак не мог отпустить Зарецкую хотя бы потому, что никогда ее не задерживал.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});