В переживаниях героини этой сказки Андерсена много личного, им самим прочувствованного. В «Теневых картинах» 14 лет назад он писал:
«Во всем, что живет во мне, есть какая-то удивительная поспешность, она составляет, собственно, едва ли не основную черту моего характера! Чем интереснее для меня книга, тем поспешнее я хочу прочитать ее, чтобы составить о ней полное мнение. И в путешествии меня тоже больше радует не настоящее, а поспешное ожидание чего-то нового, следующего, после чего я опять же стремлюсь к чему-то новейшему. Каждый вечер, когда я ложусь спать, я жду следующего дня. Я хочу, чтобы он уже наступил, а когда он наступает, меня опять занимает будущее, которое еще далеко. Даже в смерти для меня заключено что-то интересное, что-то волшебное, ведь она откроет для меня новый мир. И к чему только так спешит мое беспокойное „я“?»
Сказкой «Ель» Андерсен, по-видимому, хотел задать самому себе тот же вопрос.
Тема смерти имела, по-видимому, для писателя какое-то особенное, завораживающее очарование. Отрицать это было бы бессмысленно. Андерсена впервые прославило уже цитировавшееся стихотворение о смерти ребенка — «Умирающее дитя», эта же тема так или иначе поднимается во многих его сказках и историях, если не является в них главной. Проще, наверное, перечислить те его сказки и истории, где персонажи остаются в живых и не погибают, пусть даже геройской смертью, как стойкий оловянный солдатик. К самым трагическим, не побоимся этого слова, относятся сказки «Русалочка» (1837), «Тень» (1847), «История матери» (1849) и своего рода негативный вариант оптимистического шедевра «Гадкий утенок» — короткая сказка «На утином дворе» (1861).
В этой прозаической миниатюре рассказывается о певчей птичке, свалившейся с крыши на птичий двор и повредившей крыло — за ней охотился кот. Тон среди обитательниц птичьего двора задает важная утка редкой породы по имени Португалка. Очень заносчивая и не ставящая ни во что местные обычаи, она объявила себя покровительницей птички, которая спит у нее под боком. В описываемый день между утками, курами, селезнем и петухом шел обычный салонный птичий разговор. Но вот на задний двор выплеснули кухонные очистки. Португалка отлично пообедала, а птичка, ранее пытавшаяся задобрить ее принесенным зернышком, стала досаждать ей жалобами. Утка на нее разозлилась, птичка на нее обиделась тоже и сравнила ее глаза со злыми глазами кота. Тогда Португалка откусила ей голову. Мораль сказки? И общество, и мир в целом смертельно жестоки.
Лишнее подтверждение тому Андерсен обнаружил, взглянув на капельку воды через микроскоп в июне 1830 года, когда гостил в усадьбе Хофмансгаде у ее хозяина — ботаника Нильса Хофмана-Банта. О том, что он увидел в ней, писатель рассказал через много лет в миниатюре, как значится в его «Примечаниях», «написанной в честь Эрстеда»[187]. Герой «Капли воды» (1848) старик со сказочным именем Крибле Крабле, рассматривая каплю через увеличительное стекло, увидел в ней тысячи крохотных существ, «которые скакали, теребили друг друга и поедали». Крибле Крабле спросил у другого старика, подошедшего к нему, что это такое, дав ему взглянуть на каплю через то же стекло. Тот взглянул и ужаснулся: перед ним был настоящий большой город, обитатели которого поголовно бегали нагишом! Они пинали и толкали друг друга, нижние лезли наверх, верхние — вниз, не оставляя в покое тех, кто хотел отсидеться от всеобщей кутерьмы в уголке. Безымянный старик предположил, что видит перед собой Копенгаген или другой большой город. Но он не угадал! Крибле Крабле с торжеством ответил ему, что это сточная вода из канавы!
В примечаниях к сказке Ханс Кристиан Эрстед (1777–1851) упомянут не случайно. Всякий раз, когда Андерсен затрагивал тему науки, он просто не мог не вспомнить о нем. Этот великий датский ученый, первооткрыватель электромагнетизма, чьим именем названа единица измерения напряженности магнитного поля (эрстед), с самого начала знакомства с пареньком из Оденсе осенью 1821 года (Ханс Кристиан сам пришел к нему, чтобы одолжить книги) вплоть до своей смерти покровительствовал ему и с ним дружил. Он был одним из немногих, чью благожелательную критику писатель чаще всего воспринимал, не восставая против нее, с пониманием и благодарностью, и нередко советовался с ученым по литературным вопросам, выступая перед ним с чтением своих произведений или давая ему читать их «на пробу». Андерсен регулярно в семье Эрстед обедал и даже испытывал одно время «небольшую влюбленность», как он сам выразился, в дочь Эрстедов Софи.
«Открытия и течения современности дают богатую пищу для поэзии, и открыл мои глаза на них Х. К. Эрстед»[188], — признавался писатель. Еще в первой своей фантастической повести «Прогулка на Амагер» он связывал будущее человечества с развитием науки и техники. Странным образом вера в доброго Бога, лучшее в человеке и в науку уравновешивали в его восприятии мира трагические начала, отраженные в сказках, о которых говорилось выше. Восторг перед волшебством жизни и отчаяние перед ее трагедией жили в Андерсене и его творчестве на равных правах. Вместе с тем вера в прогресс человечества подпитывала скептический взгляд писателя на идеализацию исторического прошлого, воспеваемого его старшим другом и коллегой Ингеманом и многими другими европейскими романтиками. Показательно изображение «седой старины» в остроумной и легкой сказке Андерсена «Калоши счастья» (1838). Начинается она с вымышленного светского обсуждения в гостиной статьи уже упоминавшегося Эрстеда о достоинствах и недостатках исторического прошлого и современности. Один из героев сказки, советник юстиции Кнап, восхвалявший порядки Средних веков, уходя домой из гостей, перепутал свою обувь с появившимися в прихожей «калошами счастья» и, надев их, перенесся в столь любезный ему средневековый Копенгаген. Ставшие вдруг грязными и неудобными улицы города, а также царящие на них грубые нравы вселили в советника такой панический ужас, что ему едва удалось унести из прошлого ноги.
Историческая тема не стала любимой в творчестве писателя. Выше уже говорилось о попытке написать роман «Карлик короля Кристиана II», который был начат им еще во время учебы в Слагельсе. После первых успехов на литературном поприще в 25-летнем возрасте Андерсен предпринимает путешествие по Дании, чтобы собрать для романа необходимый материал и побывать в местах, где должно было разворачиваться действие. Тем не менее книга не сложилась, хотя историческая тема свой след в творчестве писателя все-таки оставила.
К ней он обращается в истории-легенде «Епископ Бёрглумский и его родич» (1861), во фрагментарной хрестоматии по истории Копенгагена «Книга крестного» (1868) и в повести «Предки птичницы Греты» (1870) о судьбе Марии Груббе, женщины с необычайно сильным характером и необыкновенной судьбой, реально жившей во второй половине XVII века.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});