Но король Артур все равно остался символом отваги, самопожертвования, лидерского таланта и патриотизма.
Так что престижно, конечно, быть его реинкарнацией в наше время. Но и ответственно. И «Друидский король Британии» (титул, который Джон Ротвелл получил на церемонии коронации в январе 1998 года) эту ответственность глубоко осознает. Почему и подвергался арестам и задержаниям не менее тридцати раз. Но не за какую-нибудь уголовщину или мелкое хулиганство, а за свою принципиальность. Например, один раз он попал на скамью подсудимых, а потом и за решетку за отказ платить так называемый «poll tax» — подушный налог, введенный Маргарет Тэтчер для того, чтобы найти средства на нужды местного самоуправления, и вызвавший ярость и ненависть всей левой интеллигенции (и не только).
Возможно, это действительно была не самая удачная форма местного налога (хотя обойтись без него невозможно). В восьмидесятых было очень модно отказываться платить новую подать, и существовала утопическая надежда, что можно будет заставить правительство пойти на попятную. Шли бурные демонстрации, множество людей попало под суд, было оштрафовано и даже лишено свободы. И популярность премьер-министра сильно пострадала.
В итоге был достигнут некий компромисс или его видимость (а это иногда тоже помогает): налог был слегка видоизменен и переименован в council tax, его тоже мало кто любит, но все платят, хотя и ворчат.
Но тогда, в восьмидесятых, «король Артур», конечно же, должен был быть со своим народом или, по крайней мере, на стороне наиболее продвинутой его части. То есть входить в оппозицию превосходящим силам правительства. Из-за чего и угодил в очередной раз на скамью подсудимых.
Вот что поразительно: прямо как кельты в древности, новоявленный «король Артур» вроде бы терпел поражения, которые каким-то образом оборачивались потом победами. И по экологическим делам, и по правам представителей экзотических меньшинств и эксцентриков.
Особенно широкую известность получила десятилетняя тяжба с государственной организацией «English Heritage» («Английское наследие»), занимающейся охраной исторических памятников. «Король Артур» вступил с ней в конфликт из-за того, что организация эта отказывалась разрешить друидам свободный доступ к Стоунхенджу — феноменальному памятнику кельтской дохристианской культуры. Весь мир гадает, как друиды тех времен исхитрились приволочь такие тяжеленные каменные плиты на эти холмы через несколько километров пересеченной местности и устроить здесь свой храм под открытым небом.
Друидов в Англии насчитывается сегодня больше десяти тысяч, религия эта (или языческая секта, как скажут некоторые) возродила древний культ духов природы и Солнца. Главные даты в году для них — дни солнцестояния в июне и в декабре. Много лет добивались друиды от «Наследия», чтобы их свободно и бесплатно пускали в эти праздники к святилищу для коллективных молитв и религиозных церемоний.
Фонд долго сопротивлялся, «король Артур» и его подданные дошли до Страсбургского суда, проиграли там дело, но в конце концов взяли правительство измором. Множество демонстраций, арестов и судов спустя Артур Утер Пендрагон добился-таки своего — доступ к Стоунхенджу в заветные дни друиды теперь имеют.
Небольшого роста, коренастый, похожий на актера Пуговкина, если бы тот отрастил седую гриву на голове и окладистую бороду, «король» всегда и всюду носит с собой святую воду и письмо на бланке Crown Prosecution Office — прокуратуры. В письме подтверждается, что его не станут преследовать, если он будет просто носить с собой меч (подразумевается, видимо, что меч нельзя обнажать и тем более пускать в ход — за это могут и привлечь).
Дома, за шкафом, у него имеется маленькое секретное помещение, мини-тронный зал. Там он восседает на своем королевском троне, верша друидские дела и судьбы.
Но неужели этот человек всерьез верит, что он — реинкарнация короля Артура? Неужели это не шутка? Играет и вошел в роль? Или выжил из ума? Но на другие общественно-политические темы он рассуждает вполне здраво. Например, в интервью Генри Хеммингу, автору замечательной книги «В поисках английского эксцентрика», он сказал: «Мы — перемешанная нация. Англия никогда не отталкивала своих маргиналов, своих чудаков и юродивых. Тех, кто выходил за грань обычного».
И затем дал свое определение сущности английской эксцентрики, вполне в духе Джона Стюарта Милла: «Сутью английскости была и, будем надеяться, всегда останется вера в принцип честной игры. А этот принцип несовместим с отторжением меньшинств. Имея независимый суд, Англия терпимо относилась к таким явлениям, как марши в поддержку „толпаддлских героев“ и тому подобное. В Англии понимают: маргиналы, возможно, видят то, чего не видно другим. И что если дать им шанс, они помогут и всем остальным стать лучше».
Тут, кстати, «король Артур» выдает некоторые пробелы в своем образовании. С этими самыми «толпаддлскими героями» все обстоит несколько сложнее. Хотя события, с ними связанные, сыграли крайне важную роль в английской истории.
Крестьяне, масоны, мученики
Сначала английская судебная система с героями этими обошлась довольно скверно: из-за чего их и объявили «martyrs» — то есть не просто героями, но и «мучениками». Хотя никто их не убивал и не пытал, но все же они пострадали за правое дело.
Толпаддл — это название деревушки в графстве Дорсет, где в начале тридцатых годов XIX века было создано нечто вроде тайного крестьянского общества, с торжественными клятвами верности и неразглашения и так далее. На церемонии посвящения было выставлено большое изображение Смерти в виде скелета с косой и с песочными часами — символом быстротечности времени. То есть это было нечто среднее между масонской ложей и крестьянским профсоюзом.
Но в том-то и дело, что, в отличие от масонских лож, профсоюзы в тот момент в Англии были запрещены и действовали нелегально. Заниматься общество собиралось не чем иным, как защитой материальных интересов и прав крестьян, уже превратившихся в наемных рабочих. Объективно это был прогрессивный процесс, но на уровне субъективном материальное положение средней крестьянской семьи поначалу достаточно резко ухудшилось, по сравнению с тем, как жили предыдущие поколения, опиравшиеся на общинное земледелие и лишь дополнявшие свой доход заработком от наемной работы на крупных землевладельцев.
К тому же именно в том районе Дорсета в силу разных причин оплата труда была ощутимо меньше, чем во многих других. И сначала требования организации носили сугубо местнический характер и сводились к одному — необходимости уравнять почасовые ставки с соседними районами.