Читать интересную книгу Паутина - Сергей Федотов

Верный, не говоря худого слова, взобрался на кобылу передними копытами и принялся огуливать. И случилось чудо. Казалось, жеребец не случается, а накачивает кобылу, как дети через соломинку лягушек. Бока Инфляции раздулись, исчезли ребра, потолстели ноги.

Ишь ты, как размордела! — удивились старожилы.

Осторожней, Верный! — прикрикнул Рой. — А то еще лопнет ненароком!

Верный успокаивающе помахал правым передним копытом: мол, не бойся, хозяин, я свое дело знаю туго. Но накачивать перестал, слез с кобылы. Игриво поматывая хвостом, вернулся к магу.

— Будет окот? — спросил Виш.

Или хотя бы опорос? — спросил Сим.

Ждите, — неопределенно ответил Рой.

Лес попытался с помощью вещун-связи узнать, что думают старожилы о нем, чародее, о маге, жеребце и волшебном огуле, но в сознание хлынул такой плотный поток стихов, искрометных шуток, рассказов и мемуаров, что юноша поскорей отключился, пока башка не лопнула. Понял, что старожилы ему не по зубам. Одно успокаивало: не он первый, не он последний, кому дра-чевцев понять не дано. Юты вон стена за стеной падали. Он-то хотя бы жив остался, слава Батюшке.

Тем временем конюх разглядел читателя. Ют помаленьку приходил в себя после сногсшибательной поэзии, лупал глазами почти осмысленно.

— Пока ют да дело, — принялся на ходу сочинять и тут же обнародовать свои произведения Виш, — ты, Сим, проЮти Фому, чей конь — по уму, а еще — Леса, что пока не набрал веса. Лес — густой, а Фома — холостой (Откуда он узнал, удивился чародей, что я женат?). У Нова — своя обнова. Сколько время — спроси у Береня… Нет, не то! Пришел Бе-ренников — прячь вареников. Пришел Фома, хорошо — не зима. У богатыря Фомы — да дырявые пимы. От Фомы и от сумы два беремя кутерьмы. Чем дальше Лес, тем больше дроф. А? Каково? По-моему, удачно!

Чему он радуется, недоумевал Нов. Кузнец повел мага и чародея вдоль улицы-подковы, а вслед им раздавалось:

— От юта не жди уюта. Фу-ты, юты, лапти гнуты… Любят сало юты, да не любят салюты. Закусили бы салом, а мы им — по сусалам…

Лес решил, что от стихов конюха юту солоно придется, но не пожалел, а невольно зарифмовал: станет ют от стихов лют, — как видно, заразился от конюха рифмоидным бредом. Между тем подошли они к избе со мраморными завалинками, крылечком с перилами в балясинах и окошками со ставнями, вырезанными в форме сердечек. Когда ставни запираются, сообразил юноша, то сердечко на сердечко накладывается.

Эй, Кос, — крикнул конюх, — гости к нам пожаловали!

Ежели опять узурпатор, то гони в шею, — отозвался коновал, высовываясь из окошка, — а ежели горыныч — то в три шеи. Особенно Молочного, мы ему не молокане… Нет, это не узурпатор, — определил Кос, разглядев мага и чародея. — Кто же тогда?

Это Фома Беренников, — объяснил Сим.

Сильномогучий богатырь?

Откуда они все Фому знают? — не мог понять Нов.

— Нам бы, Кос, с юным чародеем Лесом постоем у вас стать, — сказал Рой.

Временная прописка нужна, выходит?

Что? — удивился было Кам, но тут же разобрался в ситуации. — Ага, прописка нужна, временная. На постоянную мы не претендуем.

Что-то шибко много желающих в последнее время объявилось поселиться в наших палестинах, — раздумчиво сказал коновал. — Придется тебе, Фома, отборный тур непса пройти…

Да разве у вас турнепс растет?

Чего нет, того нет, — признался фершал. — Да и был бы, зачем его проходить? Пройти придется испытание…

Тогда другое дело, пройду, — с готовностью согласился маг, а Нов подивился его готовности. Не больно-то уступчивым бывал Рой с другими людьми, а тут без возражений принимает любые условия. Странно… — А что нужно сделать? Юта обороть или еще кого?

Юта! — возмутился Кос. — Да я одной строкой «Когда я уйду, голову облегчив» столько ютов завалил, сколько тебе за всю жизнь не увидеть. Слабы юты, полновесной поэзии не выносят. Не таким должно быть испытание сильномогучего богатыря.

А каким?

Такой вопрос с кондачка не решить, нужно сперва с народом посоветоваться, митинг собрать, резолюцию за скобки вынести… А что за юноша с тобой, Фома?

Лес Нов, чародей.

Больно молод.

Из молодых, да ранний. Взял за себя жену из колотиловских…

Колотиловских? — оживился фершал. — Колотиловских девок я знаю. Много их там у меня на примете. А его из чьих же будет?

Из Ёжкиных.

А-а, из Ёжкиных. Как же, молоденькая такая Надя Ёжкина.

Теперь не Надежкина, а Найденова,

Надя Нова, понимаю… Эх, стареем, брат, стареем. Вот уже и молодежь пошла, на ходу подметки режет. А раньше, бывало… Да чего вспоминать? Как говорят в народе: спустимся вниз и все стадо огуля-ем, — совсем уж ни к месту, по мнению Нова, высказался коновал.

А поселим-то мы где богатыря да чародея? — спросил кузнец.

У меня в амбулатории разве? Так нельзя: весь спирт из-под моих эмбрионов вылакают. А ежели у тебя, Сим, в кузне, так до самогонодоильного агрегата доберутся, поди… Придумал! Поселим-ка их в заезжей, для того и строили, чтобы гость любого вероисповедания мог заехать. Вот и пускай журнал «Коневодство» почитают у нас на гумне.

Гумно оказалось не тем гумном, к каким Лес привык. Это была обыкновенная крестовая изба, только сени почему-то оказались густо унавожены, да над наружной дверью висела выцветшая красная портянка с таинственной надписью «Слава сельсовету!».

Что это — имя или фамилия? — задумался Лес, но решил голову зря не ломать. И так загадок в Драчевке с избытком.

Из передней комнаты, собственно, кухни, в глубь дома вели две двери. Над одной вилась надпись «Слава красному уголку!», а над другой «Слава Богу!».

В красном уголке не было ничего красного, а стоял стол, накрытый зеленым сукном, около него пара кресел да две лавки тянулись вдоль стен. Из красного уголка имелось два выхода. Над первым, через который они вошли, было написано «Слава вкусной пище!», а над другим «Спи спокойно, дорогой друг. Группа товарищей». Стены комнаты были сверху донизу оклеены красивыми цветными картинками, а изображены на них в основном бабы. Одетые, полураздетые и вовсе голые. Одни стояли, другие сидели, а третьи лежали. Поодиночке и попарно, а то в большой веселой компании. Сидели и лежали в креслах, на мужских коленях, на кровати и на улице на траве. Многие мужики на картинках имели лосиные ноги и козлиные бородки. Видать, это были мужики-чулмысы западных соседей. Чулмысы хватали обнаженных баб за что попало и очень этому радовались, ели незнакомые крупные прозрачные ягоды и пили из бычьих рогов хмельные, судя по пьяным рожам, напитки.

И на зеленом сукне были навалены груды картинок. Нов взял первую попавшуюся. Картинки оказались пришитыми одна к другой, вроде как книга, но без переплетных досок. Книга была тонкой, бумажной (но бумага похуже ютской) и называлась «Коневодство». На первой странице были изображены красивый конь и старый мордастый человек с густыми бровями и пятью золотистыми звездами.

Интересно, что за воинское звание у него, задумался Лес. Он вроде как пять раз дюжинник: до подсотенного, у которого восемь дюжин в подчинении, не дотянул, зато превзошел полуподсотенного… Может, внутри про звание сказано?

Юноша с интересом раскрыл книжицу и прочел: «Основное направление коневодства как отрасли животноводства: племенное, спортивное и мясо-молочное. В СССР поголовье лошадей составляет более восьми миллионов. По данным на 1.1.1978 около 98 % — породные. Разводят свыше сорока пяти пород и групп местных лошадей. Основные р-ны — РСФСР, Казахская ССР, УССР…»

Тьфу ты! — разозлился чародей и бросил книжицу назад на стол. — Сплошные волшебные слова, ничего не разберешь!

Спать будете в следующей комнате, — сказал кузнец и провел гостей через дверь, над которой группа товарищей желала спокойного сна. В комнате стояла широкая кровать и куча гнутых железяк с пружинами.

— Раскладушки, — пояснил Сим, — для наплыва гостей. Если — не дай Бог! — в Драчевке Каннский кинофестиваль случится или опять — Бог даст! — мулаток завезут.

Нов решил, что теперь-то понимает, отчего мужики о Драчевских старожилах всегда отзывались с большим уважением, но почему-то хихикая. Видно, что в селе живут люди умные, но что говорят и что делают — того понять не дано. Все у них не по-людски, сикось-накось и как бы в насмешку. Не разбери-пойми: уважают тебя либо издеваются?

Идемте дальше, — сказал кузнец и шагнул в дверь с надписью «Слава опиуму для народа!». В этой комнате стены оказались завешаны досками со страшными и мудрыми ликами, барабанами и портретами. На одном, например, был изображен человек с бородкой и красным бантом (подписано: «Правильно, товарищи!»), а на другом — усатый и очень значительный (Подписано: «Товарищ нэ понимает!»). На полу стояли каменные и деревянные болваны, на полках — книги: «Библия», «Коран», «Талмуд», «КПСС — ум, честь и совесть нашей эпохи» и еще много-много других, названий которых Лес не разобрал и не запомнил.