Марина Мнишек и Лжедмитрий II в наши дни. Казнь маленького «ворёнка» служит моральным укором для династии Романовых: «Плохо начинали царствование!» Сейчас модно вспоминать, что Марина после казни сына прокляла род Романовых, предсказав, что ни один из Романовых не умрет своей смертью и что в их семье не прекратятся преступления, пока все они не погибнут. На самом деле в летописях и записях современников нет сведений о проклятии. По-видимому, легенда возникла в начале XX в. на волне антимонархических настроений интеллигенции. Пишут о мистической связи между казнью «Ивашки-ворёнка» и расстрелом семьи Николая II в подвале Ипатьевского дома. Отсюда недалеко до оправдания убийства детей последнего царя. Другие видят в казни «ворёнка» и смерти Марины в темнице пример тому, что история России есть сплошная кровь и грязь и попытки вывести её на цивилизованный путь губительны для просветителей.
Надо сказать, что в истории любой страны, наряду с подвигами духа и благородства, есть кровь и грязь. Россия тут не лучше и не хуже других стран. Сожалеть, что мы упустили шанс иметь волевую, просвещённую и гуманную правительницу, не приходится. Марина получила заурядное образование — умела писать письма, танцевать и знала парижские моды, гуманизм ее избирательный — она спасала немцев, равнодушно наблюдала за убийствами русских и призывала перебить неповинных татар в Калуге. Её вкладом в культуру был показ ошеломленным боярам вилки, которой она ела во время свадебного пира в Кремле. За честолюбивые замыслы Марина жестоко расплатилась, но ведь она сама выбирала свой путь. Казнь ребенка — страшное дело, хотя причины решения очевидны. Мальчик сохранял право на российский престол и в тюрьме, и даже в монастыре. Бояре не хотели новой Смуты и, после колебаний, пошли на преступление (казнь «ворёнка» затянули до ноября 1614 г., а Заруцкого посадили на кол ещё в августе). После гибели второго «Дмитрия» Марина могла уехать в Польшу, но азарт затмил всё, и она проиграла свою жизнь и жизнь сына.
Лжедмитрий II привлекает интерес в основном из-за сомнительного еврейства, что, в общем, неправильно: он был далеко не прост, этот второй самозванец. И явно не ничтожная личность, каким его рисуют историки, в частности Скрынников. Трудно поверить, что ничтожество способно выжить четыре года среди заговоров и убийств, при этом сохранить власть и быть на пороге нового успеха. Непонятно, как ничтожный и грубый хам сумел завоевать сердце польской красавицы — а ведь Марина его любила. Тут явно не всё сказано и многое искажено. Даже утверждение Скрынникова о трусости Вора может не соответствовать истине. Карамзин, к Вору не благоволивший, сообщает, что в день Троицы 1609 г. тушинцы предприняли общий штурм Москвы: «Сам Лжедимитрий, гетман Рожинский, атаман Заруцкий... вели дружины на приступ»[86]. Личность Лжедмитрия II требует дальнейших исследований, хотя главный вывод остается неизменным — он был авантюрист, меньше всего думающий о неисчислимых бедствиях, принесенных им России.
3. СМУТНОЕ ВРЕМЯ: «СЛУЖИВШИЕ ПРЯМО»
Россия действительно гибла, и могла быть спасена только Богом и собственной добродетелию!
Н.М. Карамзин
3.1. ПАССИОНАРНЫЕ СПАСИТЕЛИ РОССИИ
Московское государство спас от Смуты и иноземных завоевателей русский народ, пожелавший сохранить свою страну и веру. Русских поддержали коренные народы — казанские татары, мордва, черемисы, карелы, пожелавшие остаться с Россией. За решениями и делами народов всегда можно найти людей, умеющих объединить вокруг себя других во имя некой цели. Л.Н. Гумилёв называл этих людей пассионариями и отмечал, что они могут действовать как на пользу, так и во зло этносу или государству. В Смутное время пассионариев в России оказалось с избытком, причем немалая их часть расшатывала государство. Такими пассионариями-«разрушителями» были князь Г.П. Шаховской, «крестьянский вождь» ИА Болотников и «царевич» Пётр. К ним же следует отнести и И.М. Заруцкого, хотя был период, когда он защищал Россию. Заруцкий, как и прочие «разрушители» (кроме обманутого Болотникова), был пассионарием для себя — он стремился любыми средствами, хотя бы через сына Марины, достичь престола.
Была и другие, «гибкие» пассионарии — честолюбивые, эгоистичные, но в то же время не желавшие вредить России. Отсутствие твёрдых убеждений мешало им быть последовательными: они могли менять взгляды и переходить из лагеря в лагерь, но для них существовала запретная черта, за которой, по их пониманию, начиналось откровенное предательство православной веры и Московского государства. Эту черту «гибкие» пассионарии пытались не пересекать, даже в ущерб личным интересам. Некоторые из людей этой категории сыграли выдающуюся роль в борьбе со Смутой. К ним следует отнести П.П. Ляпунова, князя В.В. Голицына, князя Д.Т. Трубецкого, патриарха Филарета. К ним же можно отнести и Авраамия Палицына.
Суть моральных зигзагов этих людей состояла в нарушении присяги, когда им начинало казаться, что тот, кому они присягнули, плох, а другая сторона лучше.
Тот же Прокопий Ляпунов изменил Фёдору Борисовичу потому, что «Дмитрий Иванович» ему показался лучше; позже он морально не принял переворота Шуйского и стал воевать вместе с Болотниковым под стягами якобы живого «Дмитрия», но усомнившись, что он жив, предал Болотникова и присягнул Шуйскому. Разочаровавшись и в Шуйском, Ляпунов стал готовить сведение царя с престола, что ему вместе с Василием Голицыным, Филаретом и братом Захарием удалось осуществить. Затем он присягнул королевичу Владиславу с тем условием, что королевич приедет в Москву и примет православие. Когда стало ясно, что Сигизмунд собирается сам править Россией, а Владислав не примет православия, Ляпунов осознал, что дальнейшая его верность Владиславу означает предательство Веры и Государства, он резко порвал с поляками и сыграл огромную роль в организации Первого земского ополчения. К сожалению, казаки-»«разрушители» убили Ляпунова и задержали освобождение Москвы больше чем на год.
Наконец, были пассионарии, «служившие прямо», никогда не вилявшие и не шедшие против совести. Их было немного, но вокруг каждого прирастали и набирались силой люди, подобно тому как в центрах роста углерода образуются кристаллы алмаза. К таким пассионариям, спасителям России, следует отнести патриарха Гермогена, архимандрита Иоасафа, князя Михаила Шеина, Кузьму Минина и князя Дмитрия Пожарского. Без «служивших прямо» Россия превратилась бы в польскую провинцию и со временем ополячилась. Подвиг этих людей остался в исторической памяти народа и стал частью утверждающей мифологии Российского государства. О них и пойдёт речь в настоящей главе.
3.2. ГЕРОИ ОСАЖДЕННЫХ КРЕПОСТЕЙ
Русские крепости во времена Смуты. В XVI — начале XVII в. русские воины прославились как стойкие защитники осажденных крепостей. Полевое искусство московитов европейцы ставили невысоко. Поместная конница не держала удара польских гусар[87], а пехота не имела выучки и дисциплины западных ландскнехтов. В открытом поле русские терпели поражения, а если побеждали, то числом. Правда, европейские противники достались русским непростые — поляки имели лучшую в мире тяжелую конницу — крылатых гусар, а шведы — прекрасную, а во времена Густава-Адольфа лучшую в мире, пехоту. Главный противник — поляки, не имея своей хорошей пехоты, нанимали умелых ландскнехтов — немцев и венгров. Речь Посполитая воевала с Московским царством сто лет, начиная с 1569 г., когда Литва и Польша объединились в единое государство, и до заключения в 1667 г. Андрусовского перемирия, перешедшего в мир. Большую часть столетия (вплоть до войны 1654—1667 гг.) польско-литовские войска били русских. Находясь на вершине могущества, Речь Посполитая не раз пыталась покорить Московию. Россию спасло нежелание народа подчиняться «латынцам» и героическая защита крепостей.
В Ливонскую войну оборона Пскова 1581—1582 гг. сохранила обширные русские земли в составе России. 30 недель русские воины вместе с посадскими людьми, возглавляемые воеводой Иваном Петровичем Шуйским, отбивали атаки войска короля Стефана Батория, лучшего полководца Европы. Благодаря Пскову Россия выбралась из войны без больших потерь. Об этом писал Н.М. Карамзин: «...И если удержались ещё в своих древних пределах, не отдали и более: то честь принадлежит Пскову, он как твёрдый оплот, сокрушил непобедимость Стефанову; взяв его, Баторий не удовольствовался бы Ливониею; не оставил бы за Россиею ни Смоленска, ни земли Северской; взял бы, может быть, и Новгород,... истина, что Псков или Шуйский спас Россию от величайшей опасности, и память сей важной заслуги не изгладится в нашей истории, доколе мы не утратим любви к отечеству и своего имени».