Напряженно глядя на Мефа, Прасковья принялась оживленно жестикулировать, точно желая спросить его о чем-то.
– Не понимаю, – сказал Буслаев совсем осторожно, чтобы в него снова что-нибудь не полетело.
Прасковья нетерпеливо мотнула головой. Сунув руку в карман, она выдернула из него блокнот и маркер.
«ИДИ ЗА МНОЙ!» – написала она.
– Почему ты без Ромасюсика?
Прасковья вновь склонилась над блокнотом. Маркер в ее руке быстро запрыгал, сокращая и сглатывая слова:
«ЧТБ. НЕ ПРБЛТ. Н. ВСТР. – ТЙН».
– Тайна от кого? – спросил Меф, прикинув, что Улите и Даф, к примеру, она уже известна.
Прасковья не стала ничего писать, а лишь нетерпеливо ткнула обратным концом маркера в асфальт.
– Ясно. От асфальта, – сказал Меф.
Не удостоив его даже улыбкой, Прасковья повернулась и быстро куда-то направилась. Меф едва за ней успевал. Они прошли вдоль канала и по лесенке спустились на узкий причал. Привязанные к столбам, о резиновые покрышки терлись два небольших катера. Один был пуст и накрыт брезентом. В другом на скамье сидел мужчина и задумчиво плевал в воду.
Услышав шаги, он вскочил и, качнув катер, ловко перепрыгнул на причал.
Меф увидел круглую бритую голову, косо насаженную на короткое, рыхлое, очень широкое туловище.
«ЗНКМС», – написала Прасковья. Меф не сразу сообразил, что это был призыв знакомиться.
– Привет! Как жизнь? – сказал Меф, разглядывая болтавшийся на шее незнакомца дарх.
Толстый, темный и непрерывно шевелящийся, он гораздо больше походил на жирную пиявку, чем на привычную сосульку.
Жуткое лицо уставилось на него. Казалось, некогда оно было раздроблено до состояния мозаики, а потом кое-как, без особого старания собрано вновь. Под носом, на подбородке и щеках торчали колкие пучки щетины, а два пучка были даже на лбу. В одном из них приблизительно угадывалась не к месту приставленная бровь.
Увидев Мефа, страшная рожа осклабилась и, открыв рот, не без гордости продемонстрировала отрезанный язык.
Прасковья вырвала из блокнота предыдущую страницу.
«ЭТО ОТ ПАЛИЦЫ», – написала она.
Меф кивнул. Про палицу ему можно было и не объяснять.
– А как его зовут?
«ЭНГ. ОН МНОГИМ МНЕ ОБЯЗАН. ЭТО Я СОБРАЛА ЕГО ПОСЛЕ РАНЕНИЯ».
– Больше некому было? – удивился Меф, знавший, что в Тартаре немало костоправов.
«ЕГО НЕ ЛЮБЯТ. ЕГО ХОТЕЛИ ДОБИТЬ».
– Почему хотели добить? – удивился Меф.
«У ЭНГА ПЛХ. РЕПУТ. ОН ЗАНИМАЕТСЯ СОМН. ДЕЛАМИ».
Меф озадачился. «Какими, интересно, делами надо заниматься, чтобы они показались сомнительными даже для Тартара?» – подумал он и спросил:
– Зачем ты меня к нему привела?
«ЕМУ МОЖНО ДОВЕРЯТЬ».
Буслаев заглянул в почти белые глаза Энга, отыскал где-то сбоку осклабившиеся синие губы, и желание доверять стало совсем назойливым.
– Я так и понял, – сказал он.
«ТЫ НЕ ДОЛЖЕН СРАЖАТЬСЯ С ГОПЗИЕМ», – быстро написала Прасковья.
– Почему?
«ГОПЗИЙ НЕ БУДЕТ БИТЬСЯ ЧЕСТНО. ТЕБЯ УЖЕ ПРИГОВОРИЛИ».
Буслаева это не удивило.
– И что ты предлагаешь? – спросил он.
«МЫ ИХ ОПЕРЕДИМ. ЭНГ ЗАЙМЕТСЯ ГОПЗИЕМ».
– В каком смысле «займется»? – уточнил Меф.
Прасковья не стала ничего объяснять, лишь дернула головой. Энг что-то промычал, и зрачки его стали еще белее.
– Ага, ясненько, – подытожил Меф. – Гопзий – четвертый клинок мрака. На номера второй и третий Энг явно не тянет. Первый номер тем более забит. Значит, варианты честного поединка отпадают. Теперь понятно, почему у Энга «плх. репут». Он просто убийца из Нижнего Тартара.
Энг дружелюбно осклабился. Он был буквально пропитан профессиональным соответствием. Насколько Меф мог судить, Энг был малый сговорчивый и обидчивостью не отличался. Обида – это эмоция. А зачем испытывать эмоции, за которые тебе не заплатят ни единого эйдоса?
Дряблое слабоволие зашевелилось в сердце Мефа, как гусеница.
«Может, правда? – подумал он. – Гопзий мне враг? Враг. Желает мне зла? Угу. А тут даже „да“ не надо говорить. Просто прикинуться глухим или непонимающим, и Прасковья все сама сделает. Все легко и удобно».
Меф подумал это на одном дыхании, почти давая внутреннее согласие, и тотчас собственная сговорчивость и склоняемость ко злу ужаснули его.
Прасковья внимательно смотрела на Мефа. Он ощущал попеременными волнами исходившие от нее любовь и ненависть.
«Светлое и темное в ней так взболтано, что она потеряла ощущение цвета. Так и человек, перемешавший в равных пропорциях соль и сахар, потеряет ощущение вкуса. Ей кажется, что свет и мрак – продолжение единого целого, как человек и его тень, и что она сама сможет прокладывать себе дорогу, руководствуясь только ощущениями внутренней целесообразности. Ложь и бред!»
– Ты же сказала, что Гопзий за тобой ухаживает? А теперь вот хочешь его убить? – спросил Меф недоверчиво.
Прасковья спокойно выдрала страницу, подула на нее, обратила в пепел и крупно написала на следующей:
«ИЗ ВАС ДВОИХ Я ВЫБРАЛА ТЕБЯ».
Энг скосил на бумажку глаза и понимающе ухмыльнулся.
На этот раз удар ногой вышел без единого изъяна, должно быть, потому, что цель была крупная, мерзкая, отвратно скалящаяся. С Мефом такое случалось. Он бил и только потом уже понимал, что злится. Это большой минус боевых искусств, приучающих тело действовать быстрее, чем голова окончательно определится, а стоит ли распускать руки.
Энг мешком свалился на дно катера. Следом за ним Меф без всяких церемоний ссадил Прасковью, крепко взяв ее за локти. Прасковья не сопротивлялась. Была странно тихой и покорной.
Мечом, полыхнувшим в руке, Буслаев легко перерубил канат и толкнул катер ногой. Тот покачнулся, неохотно отлип от причала и медленно поплыл по течению.
– И чтоб я больше вас не видел! Ни тебя, ни эту крысу, ни Ромасюсика!!! И только попробуй хоть пальцем тронуть Гопзия! Ты понял, Энг? Я разрублю тебя до глаз! А если я до тебя не доберусь – это сделает Арей! – крикнул Меф, ощущая, что голос его звучит высоко и совсем не романтично.
Он повернулся и стал подниматься по железной лестнице, ведущей с причала. Наверху он оглянулся. Прасковья мирно сидела на скамье отплывающего катера и, странно улыбаясь, смотрела на него. У ее ног сердито, как краб, шевелился Энг.
Мефу стало жутко. Он кинулся через дорогу, едва не попав под колеса. Испуганный водитель, проносясь, дал запоздалый гудок.
«Психи какие-то! Уроды полные! И, главное, если я не приторможу, то и сам стану таким же! Крылья бы, чтобы взлететь, – да где их взять? Только у сердца есть крылья. Разум же их не имеет, и его легко обмануть. Что ему будет казаться логичным, для сердца смерть и гибель», – думал Меф, возвращаясь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});