Глава 17
Бабы мои долго молились перед сном, потом шушукались. А я смеяться перестал, потому что понял в какой культурно-шоковой ловушке оказался.
Ещё в темнице, в одиночке я хорошо ощутил, что человек сам по себе - себе же и смерть. Мучительная. И решил этот мир принять. В себя. В душу. Полностью без изъятия. Потому что мир... эта такая... плотно связанная сеть - одну нить выбросишь - все расползётся. Нужно войти в этот мир, стать своим, одним из них, еще одним из... Несмотря на все... странности, отличия, непривычности... моим предкам свойственные.
Путь известен. Сколько миллионов моих прежних соотечественников поехали в эмиграцию. Израильтяне и американцы, немцы и австралийцы, южно-африканцы и китайцы. Влились в общество, устроились, адаптировались, стали... своими... такими же как...
Конечно, в каждом из этих 20, примерно, миллионов случаев были свои отличия. И странности туземцев. Финны пердят где не попадя, немцы сморкаются только с двух рук, в Израиле свинины нет, а только "белое мясо" и только в русских магазинах. И ничего - приняли, усвоили, стало своим.
Даже не могу сказать, что у меня тут хуже. Да, разница культур в моей прежней и нынешней жизни велика. Но это как сравнивать. Свадебный спермо-коктейль - это, конечно, круто. Но если вспомнить какую гадость мы пили в той моей прежней жизни... Без всякой эмиграции и попаданства. Вы спирт из антиобледенительной системы боевого истребителя сразу после после полёта не сливали? В алюминиевую кружку, на морозе? И тут же, не отходя от носовой стойки шасси...? Ну и какая жизнь больше отличается: моя в юности от моей же, но в зрелости, или жизнь в России от того же, но, например, в Австрии?
Так что... Конечно, жаль что я не женщина. У них привыкалка с адапталкой покрепче мужских. Но главное - известно что можно, понятно как. Адаптация и ассимиляция. Понять, принять, считать своим. Делай как они, говори как они, думай как они, будь как они. Станешь -- ими. Своим среди своих.
Саввушка со своим дрючком очень удачно попал. По времени, по моему собственному осознанию и ощущению. Не просто рассосаться в этом мире, а найти в нем своё место, свой путь. Путь истинного и искреннего служения. Всей душой. Своему господину и светочу...Тем более - он такой... красивый, молодой, добрый... Мой господин... Хотеней Ратиборович... Красиво звучит.
И тут такая подлянка с этим мусором.
Если я здесь свой, как все, один из них, то мне этой грязной тряпки с ржавой иголкой следует боятся. Не изобразить страх, а всерьёз. Всеми фибрами. Потом, конечно, этот страх можно побороть. Но сначала - по-настоящему испугаться. Уверовать. В реальность смертельной опасности. Позже, конечно, можно будет себя успокоить: "ведьма совсем не профи, кровь на тряпке не моя, на игле ржавчина не с того конца, Сатурн не в том доме...". Вообщем, сделано неправильно - потому и не боюсь. А не потому что - дикость, глупость, вранье, маразм... Что я во все это глубоко не верю и далеко плюю.
Если свой, то крестится, молится, постится, говеть...
"Три да еще семь раз подряд Поцеловать столетний, медный И зацелованный оклад".
И ползком, на коленях, куда все - туда и я, к аналою, к иконостасу, к мощам, к очередному батюшке к ручке приложится, поклонится лбом в пол...
"Как не в войне, а в мире брали лбом Стучали об пол не жалея".
Ребёнок набегался по весенним лужам, кашляет, жар. Идти в церковь, молится, за последнюю медяшку заказывать молебен, ставить свечку, носить вериги? Или купить, согреть и дать дитяте горячего молока, малины? А если, не дай бог, умер? Иншалла, "на все воля божья". Или - "сам дурак, не досмотрел. Детям нужна целая, не дырявая обувь"? Церкви строить или антибиотики изобретать? На все-то ресурсов не хватит. Хочешь принять -- повторяй православный вариант "аллах акбар". "Научи дурака молится -- он и лоб расшибёт". Научишься. И долгое еще время будешь здесь дураком. Будешь расшибать лоб, выстаивать заутрени и обедни, вечери и всенощные. Будешь время своё, утекающую свою жизнь измерять прочитанными "Богородицами" и "Верую". Так и проведёшь свою жизнь -- на коленях, ползком, в молитве. Ибо жизнь человеческая земная есть лишь тяжкое испытание, ниспосланное нам господом. Классификационный заезд. Перед жизнью истинной, небесной. Чем скорее закончиться это тестирование -- тем лучше.
А еще - увешаться иконками, крестиками, обрегами... На грудь - мешочек с бумажкой. В бумажечке здешними каракулями что-то типа: "Не тронь стрела калёная, не коснись сабля булатная..." И верить, верить, верить. Истово, искренне, самозабвенно - это поможет, сохранит, спасёт.
Домовому - молочка в блюдечке. "Чур-чур, поиграй и нам отдай". Баба с пустыми вёдрами - дороги не будет, чёрная кошка - поворачивай, соль рассыпали - придумай повод для ссоры. И еще десятки, сотни...
Кто-то из отцов-мыслителей Русской православной церкви писал в начале 20 века: "Сила и распространённость сих примет и предрассудков среди народа русского столь велика, что следует говорить не о вере с некоторыми суевериями, а о двоеверии русском."
Может, и не слово в слово, но о двоеверии - точно помню. Так это после семи с лишним веков христианской проповеди от моего нынешнего времени. А сейчас, вот прямо тут -- вообще. И мне во все это надо верить. Причём как неофиту - вдвое. Искренне, ежечасно, всей душой, каждую минуту... И, вполне возможно, от этого помереть. От какого-нибудь там сглаза или отворота с наворотом. От заговора, который отнюдь не есть группа лиц, составляющих и реализующих замысел преступного деяния, а тряпка с мусором, которую, например, мои дамы недостаточно глубоко запинали в общественном сортире.
Либо - не верить. Послать все эти идиотизмы с маразмами. Опять-таки - искренне, от души. Тогда... Тогда я в этом мире - чужой. Поскольку - "все туда, а я обратно". Все - в церковь, а я - дело делать. А они что - бездельничают? Они там самое главное делают -- богу молятся. "Ибо все в руце божьей. И даже волос с головы не упадёт без божьего соизволения". Они там это "соизволение" на коленях, в слезах... А я, дурень, почему-то сам, в меру собственного разумения...
Вообщем, все от бабы с пустыми вёдрами подальше, а я к ней поближе и под рубаху. И плевать что там в вёдрах...
И сыпется вся ассимиляция. Включая моё обретённое в этом мире место и путь служения. А если я этот мир не принимаю, то и он меня... По левой ноге прошлась... нет, не судорога, так, воспоминание о судороге. Об одной из судорог. От которых я просыпался и кричал, выл в подземелье, в темноте, в одиночестве, сам себе...
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});