К моему удивлению, кинотеатр «Риалто» был недавно отремонтирован и опять открыт для зрителей. Он выглядел так, как будто ленточка только что была разрезана, а люди, собравшиеся на открытие, недавно разошлись. Все здесь было в отличном состоянии. Входные двери — из полированного тика со стеклами, в фойе — лампы из граненного вручную хрусталя, стены отделаны под орех, пол покрыт каррарским мрамором. Со стен на меня смотрели портреты голливудских идолов: Рудольф Валентино и Чарли Чаплин, Джеймс Кэгни, Джинджер Роджерс и Фред Астер.
Неудивительно, что первым фильмом, выбранным к показу во вновь открытом кинотеатре, оказалась «Касабланка». Дневной сеанс должен был вот-вот начаться. Я купил билет и прошел в зал.
В полутемном зале царила атмосфера уютного ожидания. Зрителей в заново обтянутых малиновой тканью креслах можно было пересчитать по пальцам. Я сел сзади, рядом с еще одним иностранцем. На нем была бейсболка с надписью «Касабланка». Я хотел было заговорить с соседом, но тут как раз стал гаснуть свет и начал медленно открываться занавес.
Я подумал, что странно смотреть «Касабланку» в Касабланке, да к тому же на французском языке. В путеводителях любят писать, что эта картина, возможно, самая известная из всех когда-либо созданных, была полностью снята в Голливуде.
Вообще лично меня удивляет, что картина привлекла такое огромное количество почитателей, стала культовой, знаменитой во всем мире. Уже после самых первых эпизодов я понял, что у Касабланки, показанной на экране, очень мало общего с городом, в котором я сейчас находился. Я даже подумал, а есть ли между ними хоть какое-то сходство вообще. В фильме Касабланка военного времени представала загадочным раем, через который в Америку перебрасывали беженцев из Европы. И если сюжет отчасти и основывался на реальных событиях, то город, выдуманный на задворках компании «Уорнер Бразерс», выглядел тошнотворной мешаниной арабских стилей, тогда как Касабланка того времени была европейской с головы до пят.
В конце фильма, когда в зале стал зажигаться свет, человек в бейсболке с надписью «Касабланка» принялся что-то энергично записывать в свой блокнот. Я наклонился к соседу и спросил, понравилась ли ему картина.
Он повернул ко мне свое полное розовое лицо и удивленно посмотрел на меня.
— Конечно понравилась, — сказал он с американским акцентом. — Это величайший фильм из всех когда-либо снятых.
— Вы действительно так полагаете?
Мой сосед снял бейсболку и почесал свои редкие седые волосы.
— Это настоящий голливудский шедевр, — объявил он и протянул мне влажную ладонь. — Будем знакомы, Кенни. Я из Общества ценителей Касабланки, сокращенно ОЦК.
Я оставил Кенни писать свои заметки, а сам вышел на яркое полуденное солнце. Очутиться после фильма в реальности было подобно выходу из сна, образовавшегося в мозгу сумасшедшего. Но я впервые за долгое время почувствовал себя спокойным. Подъехало маленькое красное такси. Я уже открыл дверцу, чтобы сесть, но тут кто-то схватил меня за руку. Я оглянулся. Это был Кенни.
— Если вы не спешите, давайте выпьем кофе.
Мы зашли в кафе за углом, рядом с кинотеатром.
Официант со стуком поставил перед нами две пепельницы, полагая, наверное, что каждый из нас собирается выкурить по пачке сигарет. Кенни попросил «Доктор Пеппер», но ему пришлось удовольствоваться принятым здесь café noir. И, как обычно, кофе был густым и обволакивал рот, затрудняя речь.
Я начал было что-то говорить, но Кенни прервал меня, постучав ногтем указательного пальца по скатерти.
— Я совершаю кругосветное путешествие. Что-то вроде паломничества.
— Вы путешествуете группой?
— Нет, я сам по себе.
— И куда вы направляетесь дальше?
Кенни достал свой блокнот и пролистал его до конца.
— Следующий пункт назначения — Афины, потом — Кейптаун, потом — Найроби, затем — Катманду. Всего пятнадцать городов — на пяти континентах.
— Вы посещаете святые места?
— Не совсем, — сказал Кенни. — Понимаете, я езжу по тем местам, где показывают «Касабланку».
Мне потребовалось какое-то время, чтобы осознать весь масштаб его странствий.
— Значит, вы ездите по миру, чтобы снова и снова смотреть тот же самый фильм?
— Угу.
— Но… но…
— Но что?
— Но это — безумие.
Наступила неловкая пауза. Я не хотел обидеть Кенни. Он отодвинул свой блокнот, улыбка, которая готова была появиться на его лице, растворилась.
— Возможно, это безумие, — кивнул он, — но это блестящее безумие.
— Вы действительно так полагаете? — Я посмотрел на него искоса.
Кенни воспрянул духом. Глаза его снова обрели блеск.
— Я хочу открыть вам один секрет.
— Валяйте.
— Это — моя заветная мечта. Понимаете? У меня есть мечта.
— Ох.
— Я думаю об этом весь день: с того самого момента, как открываю глаза, и до тех пор, пока не отойду ко сну.
— Ох, — снова сказал я.
Кенни кивнул с такой силой, что у него с носа слетели очки.
— И вам никогда не догадаться, о чем именно я мечтаю.
— Боюсь, что я и впрямь не догадаюсь.
— Я хочу создать тематический парк, прямо здесь — в Касабланке.
— Но таких парков повсюду много.
— В этом-то и вся разница! Это будет парк по фильму «Касабланка».
И Кенни расписал мне в деталях свою мечту. Идея заключалась в том, чтобы построить центральное место поклонения для всех страстных фанатиков величайшего фильма в истории кинематографа. Там будет «Rick's Café Américain» с игорными столами, варьете, тематические экскурсии, викторины, музей оригинальных реквизитов, конфеты «Касабланка», и еще там будут непрерывно демонстрировать сам фильм.
— Наверное, это обойдется дорого, — предположил я.
— В десять миллионов долларов уложимся.
Я поспешно допил кофе.
Кенни наклонился и взял меня за руку.
— Я только что встретил вас, — сказал он, — но сразу понял, что вы человек волевой и честный. Именно такие люди нам и нужны.
— Вы имеете в виду, что?..
— Да! — воскликнул Кенни, вскочив со стула. — Да! Я приглашаю вас с собой.
Он сглотнул, чтобы освободиться от следов похожего на смолу кофе в горле.
— Подумайте, не захотите ли вы участвовать в этом предприятии в качестве моего партнера?
По пути домой я заглянул в Хабус, чтобы еще раз полюбоваться на испанский стол. Я старался выбросить из головы и Кенни, и его мечту. Предыдущий опыт говорил мне о том, что нельзя дать идее, подобной этой, пустить корни в сознании. Как только она попадает внутрь вас, она мигом вытесняет оттуда все остальное. Вы и глазом моргнуть не успеете, как уже втянуты в авантюру и неожиданно так же захвачены ею, как и тот человек, который вам ее представил. И ничего поделать нельзя.