Под таким небом родятся только синеглазые дети с русыми волосами. Но у русских не все синеглазые, есть и зеленоглазые, и сероглазые и почему-то у всех появляется улыбка на лице, когда они видят незнакомого человека. Так делают только добрые люди.
В каком-то полубреду я добрался до Петербурга. Меня перенесли в комнату и переложили на высокую кровать. Кровать качалась подо мной, и белый потолок плыл перед моими глазами. Ко мне подошел придворный лекарь, сказал, — потерпи, сынок, — и наступила темнота…
— …Открывай глаза! Открывай глаза! — кто-то легонько шлепал меня по щекам и говорил по-русски. Огромное бородатое лицо было рядом с моим лицом и в лицо мне бил неприятный запах табака. Я сморщился нос и громко чихнул.
— Жив, Ваше высокоблагородие. Жив. Басурмане его живым закопали. Рана у него в боку зашитая была. Кажись, что в этой ране они и везли тот алмаз за посла нашего, — бубнил очень знакомый голос, похожий на голос на конвойного казака Гаврилу.
— Точно, жив, — и я увидел знакомое лицо начальника конвоя, расстегнутый мундир и эполеты со свисающей бахромой.
— Ну-ка, пей, — приказал он я и выпил то, что мне вылили в рот.
Что-то огнем ожгло глотку и перехватило дыхание. Я закашлялся и начал кашлять и с каждым кашлем я начинал чувствовать свое тело, которого у меня до этого не было. Я почувствовал свои руки и начал отталкивать от себя бородатого человека, придерживающего мою голову.
— Живой, — удовлетворенно произнес бородатый. — И крещение водкой принял. Как назовем-то его, Ваше высокоблагородие?
— Раз он в Петербурге воскрес, то и назовем его Петром. Но смотри, Гаврила. Для всех это мой племянник, сын покойной сестры моей, который был цыганами выкраден и странствовал по белу свету, пока я не нашел его на Кавказе по лядунке, которую получил он от своей матери при рождении, — офицер приподнял мою голову и что-то надел на мою шею. — Ну, здравствуй, племянник мой, Петр… Петр Найденов.
Глава 13. Племянник
От глотка водки у меня закружилась голова и я, честно говоря, не понимал, где я, мне казалось, что снова снится сон, дорога, начальник конвоя, бородатый казак Гаврила. Я что-то проспал, что-то произошло, и я очутился у руссов, но где же принц, где придворный лекарь? Я закрыл глаза и все исчезло.
Пробуждение было похоже на другой сон. Я ехал в повозке, укрытый какой-то шкурой. Рядом с моей головой было что-то белое. Мы не ехали, а катились по этому белому, словно снег на горах Гиндукуша. Был слышен глухой стык копыт и меня не трясло. Воздух был чистый и такой острый, что сдавливал мои легкие, и мне приходилось прикладывать руку ко рту, чтобы уменьшить дыхание.
— Глянь-ко, проснулись Петр Николаевич. Сейчас подъедем, а там вас ждут и заждались все, — впереди на маленькой скамеечке сидел русский казак Гаврила и улыбался своей широкой улыбкой.
Через какое-то время повозка остановилась. Гаврила взял меня на руки и внес в дом. Сразу пахнуло ставшими знакомыми запахами.
— Несите сюда Петра Николаевича, — раздался приятный голос русской женщины.
Меня взяли на руки и положили в теплую постель. И сейчас я увидел эту женщину.
— Здравствуйте, племянник, — сказала женщина, — наконец-то вы вернулись к нам. Я надеюсь, что скоро вы будете вставать и расскажете нам о своих приключениях. Все наши соседи только о вас говорят и ждут не дождутся, когда им можно будет приехать к нам с визитом. Я тоже так хочу услышать вашу одиссею.
— Екатерина Александровна, наш гость устал. Будьте любезны приготовить для него бульон, после дороги у него, наверное, появится зверский аппетит, — я увидел начальника конвоя, который был в атласном халате, расшитом шнурами, как гусарский ментик, — ну как, племянник, очнулся? Скажи спасибо, Гавриле, ангел твой и хранитель и всегда будет рядом при тебе.
— Почему вы меня забрали к себе, где мои соотечественники, кто мне объяснит, что все-таки происходит, — я пытался хоть что узнать о своем положении.
— Сейчас ты попьешь бульон, а потом мы с тобой поговорим. И называй меня Николай Петрович, все-таки я твой дядя, — сказал офицер.
— Вы не…, - попробовал возмутиться я, но Николай Петрович прижал палец к своим губам, давая знак помолчать.
В комнату вошла Екатерина Александровна с чашкой бульона, приподняла меня на подушках и стала кормить с ложки, как маленького ребенка. Я схлебывал с ложки наваристую жидкость с янтарными капельками жира и чувствовал, что во мне просыпается звериный голод. Как будто я не ел с того времени, как мы въехали на российскую территорию.
— Можно мне еще что-то покушать? — попросил я.
— Можно, но только чуть попозже, — сказала женщина. — После такого голодания нужно есть очень маленькими порциями и мягкую пищу, чтобы не навредить организму.
Она взяла чашку и ушла. На кресло рядом с кроватью сел Николай Петрович и сказал:
— Сейчас ты можешь мне задавать любые вопросы, но вначале спокойно выслушай, что я тебе расскажу. Ты можешь мне верить или не верить, но мне кажется, что ты заметил, что я говорю то, что думаю. Слушай.
Ты был включен в состав посольства не из-за того, что умеешь говорить по-русски. В посольстве был и другой драгоман. Ты был ларцом. В шахском дворце тебе зашили большой алмаз, которым хотели загладить вину за убийство российского дипломата Грибоедова. Поэтому тебя кормили самыми питательными продуктами и разрешали пить вино, несмотря на то, что ты мусульманин.
Во время войны, когда человек теряет много крови, ему дают пить вино. Так и тебе. Я уж не знаю, каким тебя довезли, но через день после аудиенции у нашего царя тебя похоронили на мусульманском кладбище. Гаврила встретил вашего драгомана на улице и спросил о твоем здоровье, а драгоман и рассказал, что тебя только что похоронили.
Гаврила прибежал ко мне и говорит, что не верит в то, что ты умер. Какое бы кладбище ни было, а раскапывать могилы нельзя. Святотатство это. Ваши разрешение на раскопку могилы не дадут. Наши тоже. Гаврила пошел один, а я охранял его в стороне.
Закопали тебя не глубоко, холодновато уже было, и земля была тверденькая. Лежал ты в простыню завернутый, сердце еле прослушивалось, но на зеркальце парок оставался. Значит дышишь.
Гаврила закопал могилу и сделал все так, как оно было раньше, а тебя мы привезли ко мне на квартиру. Ты все в беспамятстве был, но дышать стал лучше и сердце у тебя забилось. Шрам уже почти зарубцевался. Почти месяц ты так лежал. Глотал пищу жидкую, но глаза не открывал. Первый раз сегодня открыл.
А сейчас подумай, что было бы, если мы обратились в ваше посольство и сказали, мы тут вашу могилу раскопали и говорим, что вы живого человека похоронили. Я не знаю, остался бы я жив или нет, но в том, что тебя бы добили и снова похоронили, я в этом не сомневаюсь. Представь, если кто-то из мусульман встает из могилы и говорит, а я живой. Что с ним делают? Правильно. Аллах твою жизнь забрал, а ты встал и нарушил волю Аллаха, нужно волю Аллаха восстановить. Поэтому я и объявил тебя своим племянником, который в младенчестве потерялся и нашелся после многолетних скитаний.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});