Первую неделю своей контрактной работы я помогал интендантскому взводу разгружать семнадцатый бокс.
Вторую неделю я провел разнорабочим: мы азартно крушили и рушили освобожденный бокс вместе с четырьмя соседними. Специальной демонтажной техники почему-то не сыскалось. Стены ломали обычными танками, а обломки растаскивали шагающими погрузчиками.
А в начале третьей недели меня после короткого инструктажа приставили к пеноструйной машине: страховидному агрегату, похожему на слона с четырьмя хоботами.
Мы строили нечто новое и огромное. Судя по размерам — ангар для авианосца. Но, как легко сообразить, ангары для авианосцев никто не строит. А потому нам, рядовым рабочим, оставалось гадать, кому и зачем в непосредственной близости от летного поля понадобилось ставить несколько десятиэтажных корпусов, образующих при взгляде сверху исполинский шестиугольник с километр в поперечнике.
Что это? Гостиница? Казарма? Новый штаб флота?
Так нам и сказали! Как и всё в космопорту, стройка была секретной, совершенно секретной. Повсюду сновал осназ со своим назойливым жужжанием. «Предъявите пропуск», «Назовите пароль», «Стой, сканирование радужки!» и «Стой, обыск!».
Но платили действительно хорошо. Я бы даже сказал, для моей отсутствующей квалификации — подозрительно хорошо.
Правда, особая квалификация оператору пеноструйной машины и не требуется — в штатных ситуациях этот механический слоник работает в полностью автоматическом режиме. Но прислеживать как бы он кого не затоптал или не закатал в шар строительной пены кто-то все-таки должен. Вот я и прислеживал.
А двадцать пятого августа, когда уже шли отделочные работы и из морского терминала начала поступать новенькая мебель, все мы наконец сообразили: да это же госпиталь, братцы!
Огромный госпиталь. На несколько тысяч коек. С бесчисленными операционными, с мощными гибернационными машинами, фармацевтическими лабораториями, протезным цехом и неизбежным в подобных учреждениях моргом.
Так-то вот. Мало, оказывается, у нашего флота госпиталей, клиник, санаториев и профилакториев. Поэтому надо построить еще один, громадный — прямо в крупнейшем военном космопорту Европы.
Куда мир катится?
Почему-то я ждал, что в сентябре грянет буря. Подозрительно голубым было небо над Академией, чересчур веселенькими и бодрыми показались мне однокурсники.
Но сентябрь прошел — и ничего не случилось.
И в октябре ничего не случилось тоже.
Мы снова учились. Изо дня в день, по шестнадцать часов в сутки.
В ноябре я окончательно забыл о ящиках с нагрудными знаками, которые очередная «Андромеда» увезла из Колчака на борт безвестного транспорта.
Забыл о странном поведении Федюнина.
И о том, что в двадцати километрах от нашей Академии стоит — огромный и безлюдный — госпиталь с законсервированным до времени моргом.
Да и как было обо всем этом не забыть, если наши с Иссой документы наконец попали в Комитет по Делам Личности?
Если на очередных учениях у моего «Горыныча» заглохли оба двигателя и я, не рискнув катапультироваться над ледяными водами Атлантики, еле дополз на безмолвной машине до заброшенного аэродрома в Норвегии?
Если наконец во второй декаде ноября командование факультета решило устроить для нас большую прогулку на обратную сторону Луны — крупные учения, по итогам которых, между прочим, нет-нет да и отсеивали с выпускного курса пару-тройку кадетов?
После обеда нас проинструктировали по поводу сценария завтрашнего учебного вылета и отправили по каютам.
Но мы были уже стреляными воробьями. Чтобы учения да без какой-нибудь подковыки? Держи карман шире! Сигнал тревоги на «завтрашний» учебный вылет мог раздаться в любую минуту.
Только мы расслабимся, засядем за нарды и шахматы — а тут и тревога. А может, за полчаса до отбоя. Или через полчаса после.
Будь бдителен, кадет! Что, если завтра война? А если сегодня ?
Поэтому мы с Колей улеглись на свои застеленные кровати, не раздеваясь и даже не разуваясь. Он взялся было снова мусолить «Актуальные проблемы межзвездной энергетики», но тут к нам в каюту без стука вошел Володя Переверзев.
— Что я вам сейчас расскажу!.. — сказал он, делая большие глаза.
Володя умеет превратить любую издыхающую муху в большого информационного слона. Умело воспользоваться этим предлогом, чтобы навязать беседу. А потом ловко свернуть на свою излюбленную колею: знали бы вы, какая моя Настена умница, какая она красавица-разумница, как я скучаю по ласковой девочке и т. д.
(Думаете, Настена — его девушка? Как бы не так! Володя — уроженец Калмыкии, а кого в Калмыкии больше, чем людей? Правильно, лошадей. Так вот, Настя, а точнее Наста — кобыла из табуна его старшего брата — коннозаводчика.)
Володи нам только сейчас не хватало! Я нехотя буркнул:
— Ну.
А Коля молча закрыл книгу и, что твоя Жанна д'Арк перед последним причастием, возвел очи горе.
— С Цереры угнали истребитель. Новейший, — сообщил Володя с таким горделивым видом, будто бы истребитель был вражеским и он лично провернул эту авантюру, за что ему повесят капитанские погоны и Золотую Звезду Героя.
— Ну и что?
— А то, что угонщика не поймали. И истребитель тоже исчез.
Тут неожиданно оживился Коля.
— А почему с Цереры? Там разве есть база?
— В том-то и дело, что, оказывается, есть. И не только база, но и завод. Вот прямо с завода и угнали.
— Что за истребитель? Российский?
— Не-а. Американский. Южноамериканский, разумеется.
— А ты-то сам откуда знаешь?
— Я случайно слышал, как Кайманов с Богуном злорадствовали по этому поводу.
(Кайманов — это командир «Дзуйхо», а Богун — заместитель Федюнина, руководитель наших учений.)
— Это ж небось военная тайна. А ты как ее услышал, так сразу растрепывать пошел. — Коля укоризненно покачал головой.
— Так я ведь не кому попало. — Володя покраснел. — Тем более это тайна не российская, а чужая. И если Кайманов с Богуном об этом знают, так, наверное, не такая уж и тайна.
— Ты все равно не трепись, голову снимут. Давай уж лучше твою кобылу обсуждать.
— Настю, что ли? — Володя пожал плечами. — Да я вас ею уже, наверное, задолбал… Вы лучше послушайте, что я еще про тот истребитель слышал. Это не машина, а сказка. Потому что в полете этот истребитель — внимание! — все время прикрыт защитным полем!
— Защитным полем?
— Да.
— Врешь.
— За что купил — за то продал.
— Этого не может быть. Чушь. Деза, — покачал головой Коля.
— Злостная дезинформация, — поддакнул я. — И в угон не верю. Да еще такой, чтоб машины не нашли. Куда ты денешься из Солнечной на истребителе?
— Ну уж не знаю куда… Этого Кайманов Богуну не говорил… — Володя призадумался. — Может, он никуда из Солнечной не делся. А, например, на Юпитер свалился.
— Ага! На Юпитер! — воскликнул я. — И кто тебе только зачет по лоции Солнечной ставил, Переверзев? Ты знаешь, где Церера, а где сейчас твой Юпитер?!
— Вот именно! Они же с Церерой в этом году на разных концах системы! — воскликнул Коля. — Без пары градусов противостояние! Вот уж не истребитель, а сказка. Дальность полета — миллиард километров! И скорость миллионов десять. Вжих — и с Цереры на Юпитер!
— Ребята, я понял! Все ясно как божий день! — похохатывая, заявил я. — Это рекламная акция ЮАД! Такие истребители хорошие делаем, что у нас их прямо с завода угоняют! Горяченькими! И продают их угонщики…
— … Естественно, джипсам! — воскликнул Коля. — Потому что эти истребители летают лучше даже джипсов! Но поскольку взрослые джипсы в кабину не помещаются, они их для своей малышни закупают. И когда полностью эскадрилью укомплектуют — тут всем каюк и амба. А потому военфлоту надо срочно закупить истребители у Южной Америки!
— «Хагены» отдыхают! «Горынычи» на свалку! — веселился я.
— Проект «Громобой» стал позавчерашним днем! — вопил Колька. — Покупай истребитель мечты!
— Истребитель «Деза» — лучшая машина тысячелетия!
— «Деза» — самый страшный кошмар вашего врага!
— Завелись джипсы? Купи «Дезу» — и порядок!
— Ваш сосед мешает вам спать? Громко слушает музыку? Тарахтит газонокосилкой? «Деза» в рассрочку — и пусть ему не спится!
Поначалу Володя наблюдал за нашим весельем с унылой улыбкой. Но вскоре и он расхохотался.
Стоило нам растопить лед Володиной серьезности, как по коридорам «Дзуйхо» раскатились трели боевой тревоги.
Кадеты, по машинам? Так мы и думали.
В этом вылете мы отрабатывали очень неприятную тактическую тему: «Автономный выход на объект атаки в режиме ручного пилотирования».
До Луны наша учебная эскадрилья летела колонной. Но на высоте в десять километров над лунной поверхностью наши машины разошлись по радиусам во все стороны горизонта.