Тяжело. Но это, возможно, последняя битва. В самом эсхатологическом смысле. Может быть, завтра или послезавтра нас уже не будет. Мы заснем в зиме. И проснемся в весне.
Свеча пахнет хлебом, теплым.
1 / 03
У них нет сна. Они не спали по несколько суток, и если заснут, то может придти смерть. Хотя она приходит и без сна. С утра холодно и вечером тоже весны нет. Они сражаются за Империю. Мне шлют фотографии раненых и мертвых. Не так часто, но приходят. Я отвечаю «Слава русским героям!» и радуюсь, что они живы, ибо русские, а русским смерть не страшна.
Главное сейчас. Спорт, дисциплина. Хотя бы немного. Иначе поедет крыша.
И каждый день – йога.
2 / 03
Как сложно пережить слабость. Ибо в себе тоже есть.
Очередной день сложного, тяжелого инфопотока. Сегодня проснулась и забыла, зачем. Странное чувство, заснула дальше. В итоге до 10 долежала (непозволительно). Надо что-то с собой сделать и настроить режим, иначе невозможно передвигаться от дня ко дню. В целом новый миропорядок еще не ощутим, но он сбылся.
▪ ▪ ▪
Провела эфир пакистанского телеканала. Скоро еду на «Звезду».
3 / 03
Второй день я намеренно встаю позже обычного, чтобы заглушить сном бессмысленность дней. Теперь еще я пытаюсь не курить, хотя и курение нисколько не делает их осмысленными. Закрываю все одеялом блинов – провожу эфир к эфиру, и уже есть только небольшая пустота и невозможность двигаться дальше. Настрой, который получалось держать зимой, и настроение, когда приходится продираться сквозь слякоть сейчас, когда асфальт сухой, больше не рядом.
Второй день сегодня ждала эфир на CNEWS – крупном французском телеканале – но сегодня не вышло. И вчера не получилось, хотя даже подключили к эфиру: поманили и отпустили. Дам теперь интервью изданию «Ривароль», которое имеет довольно темную репутацию, но, впрочем, всегда радуется моим комментариям.
5 / 03
Где-то прочитала про то, что весна сменилась зимой. И это чувствуется по холоду, который снаружи и внутри. Мы были готовы к этому, и единственные, кто были.
▪ ▪ ▪
Джеку Ханик[376] грозит 20 лет. По товарищам за рубежом может идти ГУЛАГ западного толка. Некоторые умерли. Некоторые нет. Меня поставили под санкции. В небе установилась минусовая температура. Немного холодно без меховых ботинок. В 7 утра выгляжу, как шар. Либо свет, либо блины. Замерзаю. Много блинов. Пытаюсь ночью спать, но получается сон, а потом – маленькое лежание между звуком будильника и попыткой спрятаться от нового дня. На усталость нет права. Я на забеге.
И это 3-й километр из 42-х.
6 / 03
Я небольшие сложности не могу решить. А они как там? Они же в плен попадают.
Каждая задача – это гора сваленных вещей, неразложенных. Решить можно, только если шаг за шагом складывать все в стопочки.
Каждая сложность – это ворох нитей, которые надо развязывать как узелки.
Переговоры Путина и Макрона напоминают урок по преподаванию азбуки. Президент России как педагог все последовательно и детально объясняет нерадивому ребенку. Младший говорит «агрессия», старший… Вдруг в голове появилась мысль. Бросить все, отключить время и поехать в Стамбул смотреть на Босфор, пропав для всего мира. Потом я поняла. что на улицах буду встречать метки желтого и синего. А море будет окрашено цветом Бордо. Поэтому – «нет». Место мое здесь. Коты и Босфоры будут ждать. А я продержусь.
Чтобы был дом, и чтобы был свет, и чтобы были листы, на которых писать, чтобы был цвет, чтобы были руки, которые могут писать чернилами по длинным текстурам дня, чтобы были лекции и силы слушать сосредоточенно хотя бы 15 минут. А если не будет дома и воцарится тьма, чтобы была внутри не могила, чтобы был внутри труд. Мыслить последовательно: строгим шагом часов и минут. Мыслить, выходя за пределы того, что, как рациональный жгут, опутывает подозрения духа, чтобы была не мука, чтобы не глухо билась внутри воля. Может ли она быть, когда нет дома и есть только тьма, может ли она быть, когда я буду совсем одна?
▪ ▪ ▪
Н.[377], когда мы были в шумных пространства открытого мира, показывала ладонями, как сталкиваются Мы и Они. Сначала она показала, как будто ладони тыльными сторонами соприкасаются, а потом наружными. В этом не было никакого смысла: просто теперь, когда я говорю о конфликте, я вспоминаю, как ее ладони показали это столкновение: кажется, что две руки одного тела столкнулись.
Мы видим их там, и за всем налетом вкинутого в головы национализма и ада проявляется еще кое-что, страшнее ада и национализма – упрямство и… готовность умереть за идею. Так одержимые в одной из книг бежали к обрыву… Но так вставали на костер и древние…
Это страшно: ведь та ладонь имеет в себе что-то потустороннее, которое мы потеряли. Там есть война За. У нас есть война Против. Наше «За» пока еще написано через Z, мы не переложили кириллицей призыв росчерка, их «Против» уже написано через I.
Что причиняло бы страдание? Холод, мало воды, темнота, сырость. ДНР и ЛНР имели это. Я не знаю, как они жили 8 лет. Я просто не могу представить, какими титановыми стали дети, которые родились там в 2012 и потом вырастали, вырастали и вырастали. Дети войны.
7 / 03
На время этого периода:
• я ограничу себя в прослушивании музыки (я и так ее почти не слушаю, но можно не слушать вообще);
• умеренность в питании (вот это важно);
• телесная дисциплина;
• упорядоченность в расписании – дисциплина и переход к совсем ранним подъемам, как было когда-то;
• молитва – без веры я становлюсь предателем себя;
• порядок в доме, мыслях, делах.
На 40 дней я стараюсь:
• не осуждать;
• не быть праздной;
• читать каждый день;
• учиться;
• быть волевой.
Так, на время 40 дневного поста объявляется мораторий на какую-либо критику государства, президента, военных.
8 / 03
Значит, сейчас надо спать, а потом – забег долгий. Точнее, так: еще поработать полноценно до пятницы, потом немного перевести дыхание. И потом снова поработать.
9 / 03
14-й день операции. Мы снова с С.[378] в самой гуще событий и снова на износ работаем, но зная, что все делаем верно. Пришла домой, осела в знакомый знаковый угол и пока что сижу.
11 / 03
И снова какие-то экстраординарные моменты, но я уже пытаюсь справляться спокойно и строго. Мастерство – это потратить столько