Читать интересную книгу Расслоение. Историческая хроника народной жизни в двух книгах и шести частях 1947—1965 - Владимир Владыкин

– Ну, а ты как хотел? Чтобы я к тебе, как барину, приезжал? По старинке командовать? А, то-то, я вижу – ходишь обиженным, как в воду опущенный. Пост председателя отобрали?! Важность-то, какая великая!

– Григорий Карпович, какой из меня хозяин, коли по всякой мелочи я должен почему-то советоваться с вами?

– Вот что, давай без обиды и запомни: я укрупнение не проводил! Я исполнитель, как и ты, и с тобой должны подчиняться партии, но не своей хозяйственной жилке. Пруд надо до ума довести, а как закончим – оборудуем ток. Это теперь наш общий объект, а ваш надо отдать под хранение инвентаря. Зернохранилище мы уже на всех одно построили, а ваше будет использовано для запаса семенного фонда.

– Только под семенной фонд? А что колхозникам выдавать по трудодням? – напомнил Корсаков.

– Вот, чувствуется в тебе заботливый хозяин! Это хорошо! Но хранить зерно в разных местах не позволю, так как возникает соблазн запустить руку в общий амбар. Когда придёт пора расчёта с колхозниками, вы получите зерна, сколько полагается на каждого колхозника.

– Григорий Карпович, с вами я не хочу спорить. Но у нас есть, кому охранять зерно. Почему же вы мне не доверяете? Вот давите на меня порой зря, а придираться-то и не к чему.

– Гаврила Харлампиевич, если бы я тебя притеснял, на твоём месте давно был бы другой человек, посговорчивей тебя. По этому вопросу мы с тобой уже говорили. А ты снова норов выказываешь? Понимаю, Зуев хороший агроном, старательно изучил науку. Я его у тебя забрал потому, чтобы работал не на одну бригаду, а на весь колхоз. А что касается электричества, мы его вам обязательно проведём. Ведь уже скоро радио заговорит… Напрасно ты думаешь, будто я у тебя славу отбираю? – Павленко широко, искренне заулыбался и его без того большой рот, стал ещё больше.

Осенью и весной председатель ходил в защитного цвета длинном широкополом почти до пят дождевике и в картузе с околышем того же оттенка. Носил он также френч, что говорило о его военном прошлом. В тёплую погоду он ходил в хлопчатобумажном серо-белом костюме и соломенной шляпе. Его высокую фигуру нельзя было спутать ни с кем.

– Да я за славой и не гоняюсь! Я уже говорил, как ещё до войны обещал провести радио и свет. И зачем придумали эти МТС, не пора ли их упразднить? А всю технику распределить по тем колхозам, поля которых они обрабатывали? Механизаторы получают в два, а то и в три раза больше зерна и других продуктов, чем колхозники, которые сеют и убирают урожай.

– Вот это ты точно подметил: посредники в нашем деле не нужны! В районе я уже поднимал вопрос об упразднении. Но я такой не один – так думает большинство председателей. А ответ пока слышен один: нельзя ломать систему.

– Почему нельзя? Что случится? Единоличников согнали в колхоз, а кулаков изжили со свету. Это почему-то можно было. Сломали хребет села и думают – оно будет процветать, как и в старое время…

– Может, ты здесь выступаешь за возврат к единоличной жизни? А колхозники на меня потому и косятся! Но этого уже никогда не будет. За такие мысли при Сталине сам знаешь, где можно было оказаться. А мне теперь из-за тебя отвечать? Вот и замолчи и не высовывайся со своими замечаниями.

– Григорий Карпович, даже вы же меня не так поняли, – досадливо проговорил Корсаков.

– Говоришь, «не так», тогда лучше молчи! И чтобы я больше не слышал! Укрупнение колхозов – это не наша и низов воля, а веление партии. А что говорит партия с высокой трибуны – для нас свято чтить и выполнять и мне больше не разводить антимонию! Всё, давай в последний раз собери людей на доделку пруда. Надо русло расширить. Укрепить плотину. Деревья там уже дружно принялись…

– За этим мы не постоим, будет сделано! Только трактора нужны – вывозить землю. От гравия, то есть ракушечника мы отказались, так как его быстро затянет илом. Только трата времени. Естественный грунт и больше ничего постороннего. А вот посадить по берегам чакан и камыш это бы надо. Обещаю в воскресенье собрать весь посёлок…

– Вот и отлично! А я поручу Григорию Ворожбиёву, чтобы послал в Караич накопать камыша или чакана. В общем, что удастся заготовить для рассады…

* * *

В воскресенье, как и было сказано, на обустройство пруда выехало на грузовиках почти всё трудоспособное население посёлка Новый. День выдался, как по заказу, не очень жаркий. Светило не совсем яркое солнце, прикрытое лёгким налётом кисейных облаков, которые собрались в основном по южной части небосвода. Северо-восточный ветер не давал облакам выстроиться широкой лавиной. И они растянулись по горизонту, создавая впечатление, будто находились в засаде, ожидая команды, чтобы двинуться дальше. Но дождь не предвиделся; воздух был тёплый, тянуло слабым ветерком, который приятно освежал, и по степи в одном направлении приглаживал травы. В прозрачном воздухе далеко были видны окрестные убранные поля, скирды соломы, балки, молодые лесополосы и первые чёрные вспаханные борозды.

От непрерывно дувшего ветра в полной мере даже не ощущалось солнечного тепла. Но оно всё равно дышало жаром, нагревая перестоялые травы, которые ближе к августу на юге страны уже начинали выгорать, теряя каждый день зелёную окраску. А некоторые даже не успев до конца отцвести, бурели, теряли сочность и зелёную свежесть.

Пруд должен был растянуться от одного берега до другого, как хорошая полноводная река и к своему хвосту русло его постепенно сужалось и сужалось, повторяя все естественные повороты балки, образуя при этом несколько полуостровов с заливами, поросших густой тёмно-зелёной мелколистной травой.

Если стоять на высокой плотине, то видно как разверзся глубокий котлован не просто округлой с отвесными стенами яминой, какую обычно роют под подвал жилого высотного дома. Котлован с обеих сторон плавно спускался на конус к середине глубокого дна. Пруд предназначался как для орошения полей, так и для зоны отдыха.

Ехали на грузовых машинах, оборудованных лавками и навесом для перевозки людей. Со всех сторон неслись пьянящие запахи репейника, пырея, полыни, чабреца, череды и конопли.

Местечко, где была отведена под пруд глубокая балка, раньше называлось Камышеваха. Когда-то в километре от пруда стояла кошара, на которой одно время нёс дежурства Климов Роман Захарович. В одну из ночей вспыхнул пожар. Поджигателем оказался Демид Ермилов, который за вредительство и хищения был осуждён к длительному заключению, откуда так и не вышел. О Ермилове теперь мало кто помнил, разве что его жена да дочь.

А вот ту широкую развалистую и глубокую балку нарекли Климовой. А сам Роман Захарович и поныне в посёлке был на хорошем счету. Но в последнее время он маялся поясницей и очень сожалел, что не смог поехать со всеми поучаствовать в строительстве пруда.

От посёлка Новый до рукотворного озера езды – три километра. В тот год, когда строился пруд, ещё хорошо зеленели крутые и пологие склоны балок и сквозь старую траву пробивались молодые побеги. Если бы полили дожди, то травы росли бы ещё спорее, и набрались необходимых сил. Но созревшие травы не давали подняться молодым. Это была та пора, когда для скотины не хватало кормов. И с июня месяца из посёлка Новый два стада по сотни коров перегоняли в займище, где они находились до середины октября и где было много влаги. И травы там росли густые и всё лето, сколько бы их не скашивали, они стояли зелёные.

На строительство пруда отрядили несколько тракторов, сначала мужчины штыковыми лопатами вычищали глубокое русло балки, а женщины совковыми землю накидывали на брички и прицепы с высокими бортами, чтобы быками и тракторами их вывозили на плотину, делая её широкой и прочной. В плотину вкапывали специально сплетённые из прутьев вербы из гибких жердей дуба полуметровые щиты, которые будут предохранять плотину от размыва, пока земля не осядет и не схватится корнями высаженных ив и акаций. Хотя в её основание насыпали метра на два-три мелкого ракушечника, а два стока по краям плотины выложили вытесанными из него же плитами, чтобы вода в бассейне не застаивалась.

На дне глубокого и широкого с крутыми склонами распадка, где начали строить пруд ещё три недели назад, теперь вырос огромный котлован глубиной от десяти до пятнадцати метров. А возле плотины было ещё глубже. Так что с высоты птичьего полёта это место напоминало развороченный огромный муравейник.

Мартын Кораблёв, как самый заядлый рыбак, обещал запустить в новый пруд рыбу. А как это делалось, он хорошо знал, как считал, лучше кого-либо. Но по этому поводу не хотелось выставляться, а то в случае неудачи, боялся прослыть хвастуном. Поэтому он твёрдо не обещал. А если бы у него спросили, чего ж ты дед, обещал, а не выполнил, и он бы ответил, что ничего не обещал, просто его попросили. А он только лишь развёл бы руками, дескать, это как Богу будет угодно.