Читать интересную книгу Там, где всегда ветер - Мария Романушко

Руководительницы группы – несколько немолодых женщин, кто-то везёт своего ребёнка, кто-то внука, так что они заняты своими детьми, а мы сразу почувствовали вольницу. Да, был ещё вроде сопроводитель-дядечка с татуировкой на плече: «нет счастья в жизни». Но какова была его роль, мы так и не поняли. Вроде как охранник детей, но никого он не охранял, а жил своей жизнью.

В Севастополе, в ожидании, когда старшие тёти найдут для нас место для ночёвки, сидим в Приморском парке, оккупировав рюкзаками и сумками летнюю эстраду и первые ряды зрительских кресел. По очереди гуляем по парку. Дурачимся, хохочем, какое-то совершенно шальное настроение. По парку прогуливаются красивые молоденькие морячки в шикарных бескозырках и клёшах, мы над ними подшучиваем, вгоняя их в краску. Потом приходят тёти и приносят колбасу – наш ужин, раздают каждому по большому куску и по ломтю хлеба.

В это же время зал под открытым небом заполняется зрителями и начинается концерт – сегодня праздник военно-морского флота. На рейде колышутся красивые военные корабли, украшенные разноцветными флажками… На сцене поёт хор морячков… А мы сидим на задних рядах (переместились сюда со своими шмотками) и с аппетитом уминаем копчёную колбасу. А вокруг – строгие морские офицеры и их жёны – такие расфуфыренные женщины в перманенте и шёлковых платьях с воланами…

Аня-большая всё время отпускает шёпотом какие-нибудь шуточки, и мы дружно ржём, на нас косо, осуждающе смотрят, а нам от этого ещё веселее… Какие же унылые эти взрослые! Не умеют по-настоящему веселиться, сидят такие чинные, строгие… Как им, наверное, скучно живётся…

Ночевали в какой-то школе, прямо в вестибюле, на своих рюкзаках. Потом ехали до Ялты на ракете – корабле на подводных крыльях. Я – первый раз в жизни, да и остальные тоже. Вот это было здорово!… Просто захватывающе!

В Гаспре нас поселили опять же в школе: выделили нам класс с тюфяками – спали прямо на полу – так плотненько и весело.

Наши руководительницы в нашей жизни практически не участвовали – они были заняты своими детьми, а нам того и надо было. Желанная свобода!…

Гаспра – городок маленький и довольно захудалый, хотя и знаменит тем, что здесь любили бывать Лев Толстой, Чехов и Горький. А вот теперь удостоились и мы. Но что сюда привлекало знаменитых писателей, я так и не поняла. Может, простота здешней жизни?

Жизнь в Гаспре поражает своей первобытной простотой. Идёшь поздно вечером по улочке и вдруг – упираешься в кровать! На которой сладко спит красивый парнишка, которого видели утром на пляже: он очень здорово плавает и классно ныряет. А кровать стоит прямо поперёк улочки! Её вынесли из домика, домик тут же – рядом с кроватью, такая крошечная халупка, видимо, очень жаркая, а палисадника у халупки нет, вот кровать и выносится прямо на улицу! Всё просто. Ну, постоишь, полюбуешься на спящего «ихтиандра», обойдёшь кровать тихонько и идёшь своей дорогой…

Многие жители и курортники спали в палисадниках, огороженных чисто символически, так что можно было, проходя мимо, наклониться в палисадник и пощекотать спящего травинкой… Что мы и делали иногда. А потом дать дёру. Весело!…

Если выйти во двор школы, где мы живём, то можно увидеть где-то далеко-далеко внизу – Ласточкино гнездо… А ещё ниже, ещё дальше – МОРЕ!…

В первый день мы удивились: как же отсюда до него добираются? Наверное, ехать на чём-то надо – ведь даль какая! Но, как выяснилось, ехать не на чём – только на своих двух. Неужели и дедушка Толстой, и Чехов, и все остальные знаменитости топали с такой крутизны вниз?… А наверх?…

Но у нас выхода нет: хочешь на море – иди, шагай по горному серпантину, который идёт через лес, потом через территорию какого-то санатория, потом по территории дома отдыха, потом опять через лес…

Вниз, вниз, вниз…

И мы шагаем каждое утро втроём – две Ани и я – по этой дороге, распевая во всё горло разные песни из «кукурузного репертуара», но особенно в то лето мы любили песню итальянских партизан:

«Я проснулся сегодня рано.Мама, чао, мама, чао,Мама чао-чао-чао!…Я проснулся сегодня раноВ нашем лагере в лесу…»

Каждое утро мы так дружно и радостно её горланили, что её выучили, наверное, наизусть эти пыльные пальмы и кипарисы…

Не помню, когда другие ребята отправлялись на море. По-моему, кто когда хотел – тогда и шёл. Строем уж точно не ходили, и никакой обязаловки не было.

А потом до вечера жарились на узеньком пляже под Ласточкиным гнездом, и там уже горланил репродуктор, у которого тоже был свой любимый репертуар, и самый хит сезона – «Тумбала-тумбала-тум-балалайка»… А ещё – бархатное, волнующее: «Батуми, эх Батуми…»

Обгорели мы в первый же день. Ходили в магазин за сметаной, и на ночь намазывали себе спины. Но всё равно все потом линяли, как ящерицы, сбрасывая старую кожу…

Обе Ани хорошо плавают, а я не умею. Но зато Ани научили меня нырять. Кувыркаемся в воде, как морские котики, плаваем под водой с раскрытыми глазами, ловим медуз, собираем красивые камушки… Купаемся – сколько захотим! Никто за нами не смотрит и из воды не выгоняет.

У нас было развлечение: кто дольше просидит под водой? После «Человека-амфибии» всем было интересно потренироваться на ихтиандров…

Ну, а потом, вечером, по тому же серпантину, но только вверх, вверх, вверх…

А на следующий день – той же маленькой дружной компанией: «Я проснулся сегодня рано! Мама, чао! Мама, чао! Мама, чао, чао, чао!…»

И мы знали, совершенно определённо знали, что запомним это на всю жизнь. Нет, мы не говорили друг другу таких красивых слов: «Давайте запомним!» Просто знали: это не забудется никогда. Хотя, собственно, что тут такого запоминать? Как мы горланили песни? Эти камушки под ногами? Эти стрельчатые кипарисы? Ну, да, и это тоже, конечно, но не это главное. А главное то, что внутри. Может, такая радость была от ощущения свободы? Нам по четырнадцать лет и ощущение свободы буквально пьянит. Впервые так надолго без родителей и без всякого пригляда. Когда-то ездили в лагерь – но там было всё строем.

Вкус настоящей жизни, незамутнённой радости. В общем-то, правильно сказано: «Человек сознан для счастья, как птица для полёта». Можно (при желании) сколько угодно иронизировать над этим звонким афоризмом, но мне совершенно не хочется. Потому что я убеждена: это действительно так.

И когда это происходит в жизни – минуты, не омрачённой ничем радости, такие простые и великие минуты, когда душа совершенно свободна от всего ненужного, так часто налипающего на неё, когда душа омыта простой ясной радостью – то такие минуты запоминаются на всю жизнь, навсегда…

В такие минуты может ничего особенного и не происходить, никаких огромных или необычных событий, но вдруг остро чувствуешь:

ЭТО – МИНУТА НАСТОЯЩЕЙ ЖИЗНИ.

У меня много раз в жизни уже так было… Это было в той песочнице, когда я познакомилась с Мишкой Бочкарёвым. Это было в книжном магазине в Луганске. В Евпатории – когда пили чай в зелёном вагончике под жёлтой лампой… Это было прошлым летом в Ялте, когда приходил мальчик и смотрел на меня, и мы так хорошо молчали вместе… Это было с бабушкой на Философской. С отцом в цветущей степи, когда он катал меня верхом на спине. С Маришей, когда я целовала её пальчики…

Много, много таких волшебных, удивительных минут – золотых мгновений жизни, которые сохраняются в памяти сердца, как в чудесной шкатулке… Не растерять бы. Не забыть!…

Наверное, у каждого от рождения есть вкус к настоящей жизни, но с годами он портится, искажается. Когда-то мог радоваться простому цветному стёклышку, как самой большой драгоценности, но в дальнейшей жизни так простодушно радоваться получается всё реже и реже… Но случаются минуты возврата в истинное детство, в истинную радость.

Мы c Анями не говорили тогда друг другу возвышенных слов: «Давайте запомним это навсегда!» Но знали абсолютно точно, что запомним.

И ведь действительно запомнили! Через сорок лет Аня-маленькая с нежной и счастливой улыбкой сказала мне:

– Ты знаешь, а ведь я всё-всё помню!…

– Я тоже…

Потому что такая чистая радость не забывается.

Часть 5. Как уехать в Барнаул?

8 класс. Мне 14 лет. Время 1964-65

Мальчик на балконе

Первый раз я увидела его ещё в начале лета.

Его вынесли на балкон и уложили в подушках. И он утонул в этих белых подушках, как в сугробе… Балкон был на втором этаже, лица мальчика мне не было видно, а только его стриженый затылок. И по этому затылку я заключила, что мы с ним ровесники.

Дом с мальчиком был неподалёку от моего дома – на соседней улице. Лето стояло тёплое, сухое, и мальчик проводил на балконе все дни. Рядом с балконом шелестели высокие тополя, просвеченные солнцем…