Пряди коротких черных волос, влажных от пота, прилипли ко лбу, глубоко запавшими глазами она напоминала путешественников из фильмов о выживании в пустыне, которые идут по маршруту, где каждый оазис — мираж. Губы побледнели, остались без крови.
Джон трижды произнес ее имя, прежде чем она открыла глаза. Взгляд остановился на нем, когда он назвал свои имя и фамилию. Ей дали болеутоляющее, но действие лекарства сказывалось на неподвижности лица и замедленности движений, тогда как глаза были ясными, все понимающими.
— Вы, вероятно, учились стрелять, — начал он. — Три смертельных ранения. Ни одна пуля не пролетела мимо. Это больше, чем удача. Даже спустив это на тормозах, они не поверят, что вы случайно выстрелили в себя.
Она смотрела на него. Заговорила осипшим голосом:
— Чего вы хотите?
Помня о трехминутном лимите, он сразу перешел к главному:
— Двадцатью годами раньше четыре семьи были убиты в моем родном городе. Четвертой — моя семья, родители и две младших сестры.
Она смотрела на него не мигая.
— Я убил убийцу. Теперь у меня своя семья, и я боюсь, что это повторяется вновь. Вы, наверное, в курсе… Лукасы.
Бренда Вобурн моргнула.
— Их убили так же, как двадцатью годами ранее убили первую семью. При убийстве второй семьи, Солленбергов, отца, мать и сына застрелили. В таком порядке. Дочь изнасиловали. Мучили. Не один час.
Монитор, контролирующий сердечную деятельность, запикал быстрее, регистрируя учащение сердцебиения.
— Я не хочу волновать вас, — но мне нужно кое-что узнать. Я здесь не коп. Я муж и отец.
Другой монитор показал возрастание давление крови.
— Почему вы выстрелили в себя?
Бренда облизала губы. Взгляд сместился влево, на стойку капельницы, на кардиомонитор.
— Билли Лукас не убивал свою семью, — продолжил Джон. — Ваш брат, Риз, не убивал вашего мужа.
Ее взгляд вернулся к нему.
— Вы должны мне сказать. Пожалуйста. Скажите мне. Почему вы выстрелили в себя?
— Самоубийство.
— Вы хотели покончить с собой? Почему?
— Чтобы это остановить.
— Остановить что?
Она замялась.
— Остановить, что бы это ни было. Не дать захватить меня. Взять под полный контроль.
Вот оно. Чистая правда, и нечто экстраординарное. Подтверждение.
— Холодное и ползущее, мерзкое. Не только в голове. По всему телу. От кожи до глубины костей.
— Вы так быстро отреагировали.
— Не было времени. Оно узнало меня, меня всю. В мгновение. Но и я тоже кое-что узнала. Оно хотело, чтобы Ленни умер, чтобы Давиния умерла… но не сразу.
Джон подумал о своих сестрах, раздетых догола и замученных, и ноги у него стали ватными. Он ухватился за ограждающий поручень.
По телу Бренды пробежала дрожь, словно она вспомнила, как этот мерзкий незваный гость пытался добраться до ее костного мозга.
— Что это было?
— Убийца, которого я убил двадцать лет тому назад.
Их взгляды встретились. Он подозревал, что ей хочется, как всегда хотелось ему, чтобы их признали безумными. Всё лучше, чем знать, что такое вообще возможно.
— Это закончилось? — спросила она.
— Для вас. Но не для меня. Если только, сбросив его, вы не разбили чары, не разорвали цикл. Тогда, возможно, все закончилось и для меня.
Она протянула ему левую руку. Он ее взял, подержал.
34
Скорее не скакун, а автомат, из трусости ретировавшись в дальнюю комнату своего сознания, Энди Тейн паркует патрульную машину неподалеку от входа в больницу Святого Иосифа. В главном вестибюле половина флуоресцентных ламп погашена. За информационной стойкой в такой час никого нет. Магазин сувениров закрыт. Кругом ни души.
Может, ему следовало припарковаться у входа в приемное отделение. Но он знает, как найти дорогу к приемному отделению и от главного входа.
В столь поздний час даже приемное отделение безлюдно, там всего три человека. За единственным открытым регистрационным окошком крупная женщина. Пара средних лет, она в сине-белом спортивном костюме, он в светло-коричневых джинсах и белой футболке, сидят и смотрят на пропитанное кровью полотенце, намотанное на его левую руку, дожидаясь, когда же ими кто-нибудь займется.
Вежливо, потому что вежливость быстрее всего приведет к поставленной цели, но и с официальной строгостью Энди извиняется перед крупной женщиной за беспокойство и просит ее — Элейн Диггс, судя по бейджу на нагрудном кармане, — сообщить ему местонахождение двух пациентов с огнестрельными ранениями, Бренды и Джека Вобурнов. Элейн Диггс консультируется с компьютером, делает короткий звонок и докладывает:
— Миссис Вобурн в отделении интенсивной терапии. Мистера Вобурна недавно перевели из операционной в послеоперационную палату.
Будучи слугой закона, Энди Тейн знаком с планировкой больницы. Отделение интенсивной терапии на десятом этаже, а операционные — на втором. Там же и послеоперационная палата, где пациенты, которым проведена операция, находятся до тех пор, пока не прекращается действие наркоза и не стабилизируются жизненно важные параметры.
У Джека Вобурна жизненно важные параметры, похоже, не стабилизируются уже никогда.
* * *
Поговорив с Брендой Вобурн, Джон Кальвино вновь зашел в гостевую комнату, которая находилась рядом с отделением интенсивной терапии, чтобы оставить свою визитку — с номерами домашнего и мобильного телефонов — Давинии Вобурн и ее тете Лу. Ленни по-прежнему спал на диване.
— Ваша мать — мужественная женщина, — сказал он девушке.
Давиния кивнула.
— Она мой идеал. Я всегда на нее равнялась.
— Она, возможно, захочет мне позвонить. Я всегда на связи, днем и ночью.
— Нам только что сообщили, что папе сделали операцию, — Давиния сияла. — Он будет жить.
Джон воспринимал ее как нечто среднее между Наоми и Минни, хотя не понимал почему. Ему хотелось ее обнять, но он едва ее знал.
— Во всяком случае, ему получше, — добавила Лу. — Вероятно, через час они привезут Джека сюда. Может, и раньше.
— Отлично, — кивнул Джон и вновь обратился к Давинии: — Прекрасно. Помните… днем и ночью, если ваша мать захочет сказать мне что-то еще.
Он прошел коридором к нише для лифтов. Шесть двойных дверей из нержавеющей стали, по три с каждой стороны. Индикаторы говорили о том, что два лифта спускались, один поднимался, три стояли, один в подвале, два на первом этаже. Он нажал кнопку вызова, и один лифт с первого этажа начал подъем.
* * *
Патрульный Энди Тейн входит в послеоперационную палату. Тишина, мягкое освещение. В воздухе запах антибактериального дезинфицирующего раствора.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});