– Сашенька! – резанул его крик Ирины. – Сашенька, он опять звонил! – Она вдруг захохотала страшно и пронзительно. – Сашенька, он хочет денег! Он сказал, что все знает! Он говорил, что я… потаскуха и дрянь! Что я убийца! Я боюсь его! Сашенька, ты не можешь приехать?
– Ирина, послушай! Ирина! – напрасно кричал он в трубку. Она не слышала его и продолжала рыдать. – Ира! – рявкнул он, и она вдруг замолчала, только всхлипывала негромко. – Ты меня слышишь?
– Слышу…
– Успокойся, родная. Успокойся. Ты же знаешь, что он звонит по ночам, надо было отключиться. Не бойся, он больше не позвонит. А завтра мы что-нибудь придумаем… Ты меня слышишь? – Он говорил и говорил, стараясь успокоить ее интонацией и словами.
– А ты не можешь приехать?
– Ирочка, у меня в семь важная встреча, – соврал он. – Сейчас четыре, уже утро. Включи свет в квартире, во всех комнатах, слышишь?
– А если он придет сюда? Я боюсь!
– Он не придет. Ему нужны деньги, это самое главное. Сколько он хочет?
– Пятьдесят тысяч евро.
– Скромно, я бы сказал. А что у него есть на продажу?
– Он сказал, кассета!
– Мы с ним разберемся, – заявил он озабоченно. Ему показалось, что открылось кровотечение и кровь снова толчками выливается из раны. Он попытался рассмотреть повязку – она была чиста, крови – никакой. У него кружилась голова и дрожали колени. Не то от слабости, не то от лекарств, которых не пожалел Аликов доктор. Он навалился плечом на стену, боясь упасть. Каждое слово давалось ему с трудом. Язык был сух и жесток, как наждачная бумага.
– Саша, что случилось? – спросила она вдруг. – У тебя все в порядке?
– Конечно, в порядке. Что со мной может случиться? Спал, видел сон, а тут вдруг звонок.
– Хороший сон?
– Хороший.
– О чем?
– Не помню, но знаю, что хороший. И ты ложись, ладно? Иди умойся, можешь принять душ и марш в постель. Поняла? Поспи хоть немного. Я приду завтра. А ты выпроводи свою Гелю и приготовь обед. А то я все время хожу голодный.
Он доковылял до дивана, осторожно прилег. Протянул руку за стаканом, отхлебнул и чертыхнулся. Это была не вода, а водка.
Глава 26
Кража
Сэм привез продукты. Выгружал из багажника, таскал в дом.
– Чего стоишь? – сказал он Васе, который застыл на крыльце, наблюдая за разгрузкой. – Помогай!
Вася медленно подошел. Выглядел он странно.
– Что? – спросил Сэм, почуявший неладное. – В чем дело?
– Сема, ты брал картины?
– Какие картины? – не понял тот.
– Рудницкого!
– Что значит брал?
– Их нет!
– Что значит… – начал было Сэм и тут же бросился в дом. Рванул дверцу шкафчика, где лежали тубы. Там было пусто. – Что за черт! – Не веря глазам, он пошарил рукой по верхней полке, потом по нижней. – Куда же они делись? – Он вопросительно смотрел на Васю. – Может, ты убрал?
– Я их не трогал, – ответил Вася.
– А куда же они делись? Я прекрасно помню, что клал их сюда неделю назад. И с тех пор… Подожди! – Он задумался, уставившись невидящим взглядом на Васю. – Может, в спальне?
Он метнулся туда. Вернулся через пару минут, покачал головой. Они смотрели друга на друга. Вася – печально и растерянно. Сэм – соображая, работа мысли читалась на его лице.
– Кто тут был?
– Татьяна убирала вчера. Если ты думаешь…
– Я пытаюсь понять.
– Она все время была на виду. И мальчик…
– Какой мальчик?
– Она приходила с племянником, сыном сестры. Не с кем оставить было.
– Может, он? Большой?
– Лет семи. Нет, он играл во дворе.
– Он мог спрятать их где-нибудь! В сарае!
Сэм побежал в сарай. Вася пошел за ним. Следом, возбужденно лая, запрыгал Кубик.
Вася не понимал, зачем прятать картины в сарае. В отличие от Сэма он сразу принял исчезновение полотен. Ему даже стало казаться, что они и должны были исчезнуть, – в глубине души он испытывал неловкость от всей этой затеи с несуществующим художником. Он испытывал стыд перед Всеволодом Рудницким, хотя и отдавал себе отчет, что чувство это вполне иррациональное.
Сэм бушевал в сарае. Чертыхаясь, разбрасывал поленья, ящики, сломанные стулья и табуретки. Он и сам не очень верил, что картины там, но его деятельная душа требовала действий. Он вышел из сарая весь в пыли и паутине, посмотрел на Васю. Перевел взгляд на дом.
– Чердак!
Это прозвучало как команда. Они полезли на чердак. Неверный огонь свечи вырвал из темноты низкое пространство, ограниченное скатами крыши, и деревянные распорки. На чердаке было пусто, если не считать ящика со старыми журналами. Сэм перевернул ящик. Журналы высыпались, подняв тучу пыли.
Следующим объектом для обыска стала кухня. Сэм методично обшарил все шкафчики, встал на табуретку и заглянул поверх них. Потом обыскал веранду. Через час весь дом был перевернут вверх дном. Картины исчезли.
Они смотрели друг на друга, не решаясь высказать вслух то, что думают.
– Ты уходил из дома?
– Уходил. Ненадолго…
– А дверь? Ты же никогда не запираешь дверь!
– Я был рядом. Кубик бы почуял, если бы чужие…
– Когда они тут были? – спросил Сэм.
– Позавчера. – Вася понял, что он имеет в виду художников. – Но, Сема…
– Да знаю я! – в досаде выкрикнул тот. – Но кто-то же их взял! Они же не могли испариться! Это же мистика какая-то, честное слово. Идиотизм! Мы здорово приняли тогда?
– Здорово. Виталя рвался идти в овраг, ты и Коля его не пускали.
– Я показывал им картины?
– Нет. О них вообще речи не было. Никто их не видел. Я не верю, Сэм.
– Да я и сам не верю! А кто же тогда? И почему именно эти? Тут же и других полно, не хуже! Почему эти? Абсурд!
Вася молчал понуро.
– Так, давай рассуждать логически, – сказал Сэм почти спокойно. – Картины украли. Не дух их украл и не нечистая сила, а человек. Из тех, кто здесь бывал. А бывали здесь многие. Или кто-то случайный. Проходил мимо. Дверь открыта. Я был в городе. Ты гулял вокруг. Кубик с тобой. Кто угодно мог войти. – Сэм помолчал, давая Васе возможность возразить или согласиться. Тот промолчал. – Но чужой не мог знать, где картины! Это знал только тот, кто бывал в доме и видел их. Он и взял. Не спонтанно, а с заранее обдуманным намерением. Кто-то, кто понял!
– Но картин никто из них не видел, – возразил Вася неуверенно.
– Мы их убирали, когда приходили гости, верно, но особенно не прятали. А старые холсты вообще лежали на веранде. Помнишь, я купил на барахолке несколько картин, а потом мы выбрали две, которые сохранились получше. Виталя еще издевался, помнишь? Спрашивал – что это, ностальгия по базарным русалкам или попытка выдать их за местный фольклор и примитивизм и с выгодой толкнуть в Америке?
– Они не могли… Я не верю.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});