– И кто тебе может звонить в такое время? – удивилась я. Была половина третьего, мы только-только уснули.
– Наверное, ошиблись.
– Не бери, а?
– Не буду, – кивнул он.
Но телефон продолжал и продолжал звонить. Я окончательно проснулась и разозлилась. А потом мне вдруг стало страшно, настолько страшно, как может быть страшно животным, инстинктивно чувствующим беду. Какое-то чувство катастрофы, чего-то неизбежного и большого, как наводнение или извержение вулкана. Архипов встал и достал телефон из кармана своей куртки. После короткой паузы он ответил.
– Алло. Марина? – удивленно пробормотал он, и в этот момент мое сердце упало вниз и разбилось об пол.
Судьба.
Глава 17, в которой чета Москвитиных решает подать на развод
Марина не была хорошим человеком и уже давно перестала убиваться по этому поводу. «Не я такая плохая – жизнь такая!» Эта мысль стала чем-то вроде девиза для нее и для множества людей вокруг, всех, кто ее окружал. Все было просто до смешного. Люди жили либо для радости, либо для совести. Люди, которые жили правильно, жили плохо. С теми, кто жил плохо, у Марины не было ничего общего, за исключением коллег из больницы, с которыми Марину связывало нечто большее, чем просто понятия выгоды и престижа. С бывшими коллегами ей было просто хорошо. Она любила посидеть с Агатой за чашечкой простого, растворимого кофе, послушать байки про рожениц, рассказать про свое житье-бытье генеральской жены. До генерала Вася не дослужился, но образ жизни Марина вела на зависть всем, и ей нравилось замечать в глазах бывших коллег легкие отблески зависти и восхищения. Даже Mini Cooper у них считался крутой машиной. И потом, Марине нравился Архипов.
Это странное, еле заметное и почти ничем не выраженное чувство поселилось у нее в душе и согревало холодными ночами, когда Вася опять и опять не приходил ночевать. Тут не было ничего серьезного. Ничего больше, чем спутанные, одетые в туман мечты, мысли, проносящиеся в усталой голове перед тем, как провалиться в сон. Все остальное кругом было таким сложным и острым, все ранило и задевало чувства, слишком много требовалось компромиссов каждый день. Архипов был простым и понятным, в своих голубых джинсах, в бежевом вельветовом пиджаке, с вежливой улыбкой и рассеянным взглядом красивых темных глаз.
Конечно, это все было – чушь и морок. Мечты уставшей от бессмысленного одиночества домохозяйки, чувство сродни тому, которое возникает, когда читаешь слезливые неправдоподобные романы о вечной любви. Сексуальные сцены, которые вызывают отклик, которого давно уже не вызывал муж. Конечно, сам Архипов ничего об этом не знал. Он спокойно здоровался с Агатой, иногда оставался и пил с ними чай, расспрашивал о Дашке и ее самочувствии. О том, какого рода отношения связывают Марину, Дашу и Юлю, он тоже ни сном ни духом не знал. Да и не показывал он никаких чувств к Юле. Ни разу. Никогда.
Когда Дашка выдала на-гора это откровение, Марина почувствовала (не в первый раз в жизни, это уж точно), как кровь приливает к щекам и странная неприятная пустота образуется в области солнечного сплетения. Снова по каким-то причинам Юля перешла ей дорогу, пусть даже и ненароком, пусть случайно. Пусть! Никакие доводы разума, никакие аргументы не могли помочь Марине перестать испытывать боль от этого невольного предательства.
В ее мечтах, которые заставляли ее улыбаться и ждать темноты, вместо того чтобы ее бояться, – в этих мечтах Архипов помнил Марину молодой и никогда не забывал ни на секунду. В ее мечтах они уезжали вместе в Крым или на Алтай, покупали там дом, жили долго и счастливо, разводили кур. Архипов косил траву, Марина приносила ему молоко и собственноручно испеченный хлеб. Разве многого она хотела? Разве кого-то в реальности задевали ее мысли? Не настолько уж они материальны. Неужели не могла Юля, любовница ее мужа, женщина, из-за которой Маринино сердце и так немало страдало, полюбить кого-то другого? Почему именно Архипов? Зачем он ей, зубастой акуле с длинными стройными ногами, тонкой талией, плохим аппетитом и чистой, бархатной кожей? Ей что, олигархов мало?
Марина была возмущена. Чувство это носило совершенно иррациональный характер, и всю дорогу в Завидово она сидела в машине мужа тихая и молчаливая и думала о своем, удивляя его этим немало.
– Ты как, в порядке? – даже спросил он, когда они остановились на заправке в Клину.
Марина рассеянно кивнула и отошла, стараясь скрыть свои чувства от человека, ставшего ей теперь во многом чужим и к которому она, что удивительно, ощущала безразличие.
– Ты позвонила насчет мяса? – спросил он, решив, что ее молчание и апатия какие-то подозрительные.
– Я позвонила во все места, все сделала и все заказала, – коротко ответила она и забралась обратно в машину.
Вася пожал плечами, но больше ее не трогал. Не очень-то и хотелось. Подумаешь!
Марина не желала Юле зла. Может, это покажется странным, но за прошедший год у Марины появилось гораздо больше общего с этой странной, красивой и несчастной женщиной, за плечами которой чувствовалась непростая жизнь. Марина любила прогулки с Юлей чуть ли не больше, чем посиделки с Агатой. В конце концов, не так уж много у Марины было подруг. Юля была из тех женщин, дружбу с которыми ценишь, даже если никак нельзя объяснить, почему. Если бы Юля полюбила кого-то другого, Марина и на секунду бы не помедлила, сделала бы все, чтобы помочь любовнице мужа выбраться из собственноручно сооруженного капкана. Но Архипов… Все надежды на то, что между ним и Мариной может быть что-то большее, чем простой разговор… Они умирали в мучениях. Нет, что говорить, эти надежды были бесплотными. Они были ни на чем не основаны. Они жили только в ее голове. Но теперь и на них был поставлен крест. Юля – ее крест, ее карма, ее судьба. Она пришла, чтобы разрушать все, что у Марины есть. Это было несправедливо.
– Ты собираешься хотя бы накраситься? – спросил ее Вася, когда до приезда гостей оставались считанные часы.
– А что, я плохо выгляжу?
– Хм! – фыркнул он с таким презрением, что Марина моментально нахохлилась и обиделась. Пусть он не интересовал ее больше, но это не значит, что он не мог сделать ей больно. Во всех смыслах он мог и хотел. И делал. С каким-то изощренным упорством Вася не упускал ни одного случая, чтобы не ткнуть ее в больное место и не провернуть по живому рукоятку кинжала.
– Какая разница, как я выгляжу! – возмущенно воскликнула она, тряхнув рыжими волосами.
– Ты как бы моя жена, и сидеть рядом со старым потрепанным пугалом – это не по мне. Знаешь что. Сходи спроси, может, тут есть какой-то визажист. Пусть нанесет на тебя толстый слой этого… шоколада, – Вася усмехнулся «удачной» шутке и вышел, не дожидаясь ответа жены.