бессмертным поношением. – Поделом вору и вечная мука!»678
Однако далеко не всё общество разделяло восхищение либералов. «Пьеса наделала много шума в обществе. Все узнают в ней, как нельзя лучше, Уварова»; «весь город занят „выздоровлением Лукулла“. Враги Уварова читают пьесу с восхищением, но большинство образованной публики недовольно своим поэтом»; «Пушкин этим стихотворением не много выиграл в общественном мнении», – записал в дневнике цензор А.В. Никитенко679. Общество было шокировано тем, что образованного русского министра называли вором казённых дров и пр. Об анекдоте Литты, послужившем первоосновой Оды, все забыли.
Нападки на Уварова были восприняты в высших кругах, как доказательство оппозиционности поэта. Николай I велел Бенкендорфу объявить Пушкину выговор, а также предложить ему объясниться с министром. Поэт обещал это сделать, но, кажется, не исполнил обещания. «…Вчера я не мог оправдаться перед министром», – писал Пушкин в черновом письме Бенкендорфу во второй половине января 1836 г.680
Заслуженный боевой генерал князь Репнин писал Пушкину после прочтения послания Лукулла: «Вам же искренне скажу, что гениальный талант ваш принесёт пользу отечеству и вам славу, воспевая веру и верность русскую, а не оскорблением частных людей»681.
Поэт не скрыл от друзей, что сожалеет о публикации Оды. «Мне самому досадно, – писал он весной 1836 г., – что я напечатал пьесу, написанную в минуту дурного расположения духа. Её опубликование навлекло на меня неудовольствие одного лица, мнением которого я дорожу и пренебречь которым не могу, не оказавшись неблагодарным и безрассудным»682. «Одно лицо» – это император всероссийский. У Пушкина давно пропало желание ссориться с царями. В августе 1836 г. он признался Н.А. Муханову, что, написав «свой мстительный пасквиль», теперь раскаивается в этом683.
Долли Фикельмон
На склоне лет княгиня В.Ф. Вяземская, осуждая Наталью Николаевну за легкомыслие, писала: «Пушкин сам виноват был: он открыто ухаживал сначала за Смирновою, потом за Свистуновою (урождённая гр. Соллогуб). Жена сначала страшно ревновала, потом стала равнодушна и привыкла к неверностям мужа»684. Переписка поэта с женой проясняет вопрос, о каких неверностях шла речь. В письме от 12 мая 1834 г. Пушкин клялся жене: «За Соллогуб я не ухаживаю, вот-те Христос; и за Смирновой тоже. Смирнова ужасно брюхата, а родит через месяц»685.
В Александре Россет-Смирновой поэт ценил красоту и острый, ироничный ум. Её непринуждённая болтовня и дерзости забавляли Пушкина. Стихотворный портрет девицы Россет даёт самое точное представление об их взаимоотношениях.
В тревоге пёстрой и бесплодной
Большого света и двора
Я сохранила взгляд холодный,
Простое сердце, ум свободный,
И правды пламень благородный,
И как дитя была добра;
Смеялась над толпою вздорной,
Судила здраво и светло,
И шутки злости самой чёрной
Писала прямо набело.
Поэт терпеливо сносил злые шутки и полное равнодушие девушки. В старости Смирнова в минуту откровенности призналась Бартеневу, что никогда особенно не ценила Пушкина, да и он ей не оказывал особого внимания. Будучи ещё не замужем, двадцатидвухлетняя Александра Россет каждое утро являлась на дачу к Пушкиным в Царском Селе и заставляла его читать вновь написанные стихи. Натали пыталась объясниться с ней, на что барышня отвечала: «Что ты ревнуешь ко мне. Право, мне все равны: и Жуковский, и Пушкин, и Плетнёв, – разве ты не видишь, что ни я не влюблена в него, ни он в меня». Жена Пушкина отвечала: «Я это очень хорошо вижу… да мне досадно, что ему с тобой весело, а со мной он зевает»686.
Графиня Надежда Соллогуб была более серьёзной «неверностью» поэта. Своё увлечение поэт выразил в стихах:
Нет, нет, не должен я, не смею, не могу
Волнениям любви безумно предаваться;
Спокойствие моё я строго берегу
И сердцу не даю пылать и забываться;
Нет, полно мне любить…
Пушкин заканчивал стихи пожеланием счастья тому, «кто милой деве даст название супруги». Семнадцатилетняя девушка делала первые шаги в свете, когда поэт увидел её в 1832 г. В следующем году Надежда отправилась в путешествие за границу, и Александр провожал её до Кронштадта. В 1834 г. Соллогуб вернулась в Петербург, и поэт часто виделся с ней у Вяземских.
Александра Осиповна Смирнова (1809–1882); урождённая Россет, известная также как Россети и Смирнова-Россет – фрейлина русского императорского двора, знакомая, друг и собеседник А. С. Пушкина, В. А. Жуковского, Н. В. Гоголя, М. Ю. Лермонтова.
Натали и графиня Соллогуб постоянно сталкивались в светских гостиных. В октябре 1833 г. Пушкин упрекал жену: «Охота тебе, жёнка, соперничать с графиней Соллогуб. Ты красавица, ты бой-баба, а она шкурка»687. Комплимент «бой-баба» подразумевал опытную светскую львицу; под «шкуркой» имелось в виду нечто противоположное – неопытность и беспомощность. Ревность породила в сердце Натали глубокую неприязнь. В октябре 1834 г. в письме к Вяземской Андрей Карамзин упомянул о том, что Пушкина постоянна в своей ненависти к графине688.
Надежда Львовна Соллогуб (1815–1903) – графиня, фрейлина великой княгини Елены Павловны, одна из светских красавиц Петербурга
Недоразумения на почве ревности разрешались супругами без долгих объяснений. Очевидцы описали такой эпизод. Когда поэт стал в присутствии жены за кем-то ухаживать, она немедленно покинула бал и уехала домой одна. Пушкин поспешил за ней и спросил, почему она уехала. Жена дала ему звонкую пощёчину. Муж покатился со смеху. «Он, – отметил приятель поэта, – забавлялся и радовался тому, что жена его ревнует»689.
Пушкин имел репутацию Дон-Жуана, что заставляло не только чужих, но и близких людей постоянно подозревать его в «неверностях». В то время как жена ревновала мужа к Смирновой и Соллогуб, мать негодовала по поводу Элизы Хитрово. «…По утрам он очень занят, – сообщала Надежда Осиповна дочери, – затем идёт рассеяться в сад, где гуляет со своей Эрминией (Элизой Хитрово. – Р.С.); постоянство молодой особы (Натальи Николаевны. – Р.С.) выдерживает все испытания, и брат твой весьма смешон»690.
Надежда Осиповна Пушкина не могла и предположить, что её сын открыто оказывал знаки внимания Элизе Хитрово, но ухаживал за её дочерью Долли Фикельмон.
Графиня Дарья Фёдоровна Фикельмон, урождённая Тизенгаузен, была на пять лет моложе Пушкина. Современники отмечали её редкую красоту. Подруга царицы и жена австрийского посла, она занимала самое высокое положение при дворе. Внучке Кутузова не было и 30 лет, её муж – граф Фикельмон, в прошлом бравый кавалерийский генерал, был на 27 лет старше её. Граф был уроженцем Лотарингии, но