Дверь пред ними открылась сама собой. Хозяйки пока видно не было, но магистр Теор явно чувствовал здесь себя довольно спокойно.
Внутри аккуратный двухэтажный домик с приятными очертаниями крыши, резными рамами и притягивающими взгляд балясинами на крыльце оказался примерно таким, каким представляла жилище мага Альба: красивая деревянная мебель, ковры, отделка в спокойных коричневых и бежевых тонах. И книги. Много книг во многих шкафах. А еще в гостиной, помимо кресел, стола и стеллажей с книгами находилась целая коллекция… сов. Не настоящих, разумеется. Керамические — в самых разных исполнениях. Резные. В виде чучел. В виде детских игрушек. Даже парочка, кажется, цельнолитых была… И часы, часы с изображением совы. Все это занимало целый стеллаж в углу, и Альба не смогла сдержать интереса, нет-нет да поглядывая туда.
— У всех есть небольшие слабости, — раздался от входа в комнату знакомый голос, и Альба резко развернулась, встретившись взглядом с зелеными глазами пожилой хозяйки совиной коллекции.
Встретилась — и запоздало попыталась сначала выстроить щит, а потом просто отвернуться. Последнее удалось после того как ей это словно бы… разрешили.
— Лучше, чем в прошлый раз. Но все равно безрассудно.
Альба украдкой все равно рассматривала пожилую женщину, рядом с которой плыл по воздуху поднос с чайником, кружками и сладостями. У себя дома она была одета в просторную блузку и штаны по местной моде, но все же не узнать ту самую «старушку» из храма было невозможно.
Впрочем, магистр ведь говорил, что знал, с кем Альба там встретилась…
— И не стоит так явно удивляться, — пожилая женщина заняла одно из кресел. — В храм ходят по велению сердца, а оно от магических достижений не зависит.
Теор коротко представил их друг другу. Впрочем, у Альбы было четкое ощущение, что профессор Вероника Данн о ней уже знала, и знала немало.
— Теор говорил, что тебя заинтересовали работы покойного магистра Клааси и граничное условие его теории, — чайник без участия магистра сам разливал чай по кружкам. — Не удивлена тем, что в них нет ясности. Кайм был по-своему гениален, но как все гении — немного безумен, и свои выкладки излагал так, что и коллеги его не всегда понимали, что уж говорить о студентах. Жаль, что сейчас не так много магов интересуется его трудами. Как я понимаю, в твоем родном мире подобные отрасли знаний куда более популярны. Если ты расскажешь о знакомых теориях, то мне будет проще объяснить выкладки Кайма без множества менталистических терминов.
Альба подобралась, стараясь собрать воедино все отрывочные знания и ничего не переврать.
— Только не нужно мне экзамен сдавать, — неожиданно усмехнулась профессор.
На колени Альбе прилетела мягкая сова.
— Ее зовут Вера. И ее и рассказывай.
Кажется, даже Теор был удивлен.
— А что такого? Если сумеешь объяснить так, что и плюшевой сове понятно будет, то значит как минимум понимаешь, о чем говоришь, а не просто что-то где-то услышала и повторяешь. А ты бери на вооружение, — это было ясно сказано магистру. — Только Веру не отдам, ищи себе сам кого-нибудь. И не из моей коллекции.
Альба попыталась сохранить серьезное выражение лица, но по виду магистра — получилось не очень. Судя по всему он сам был когда у профессора Данн студентом или что-то вроде того, и с возрастом это никак не поменялось.
— Вера ждет, — при этих словах сова помахала крыльями.
Альба сбилась на истории учения о темпераментах и Гиппократе. Посмотрело на сову. Плюнула на все и попыталась рассказать как понимала:
— Наш разум управляет телом с помощью нервных импульсов, благодаря которым мы можем оперировать конкретными и абстрактными образами, реагировать физически на окружающую среду, и, в общем-то, жить. Но скорость реакции, скорость появления этих импульсов, как и сила, у разных людей различается. Поэтому кто-то взрывается от пустяка, который другой осмыслит лишь через несколько минут, когда переменится ситуация, кто-то способен предаваться фантазии о других мирах смотря на снег за окном, а кто-то, наоборот, никак не реагирует ни на какие отвлекающие факторы. Поэтому в страхе одни замирают, другие бегут, а третьи нападают, и поэтому кто-то легко пресыщается обществом, а другим людям, наоборот, нужно больше и больше общения. При это развивается нервная система до рождения человека, формируя четыре основных варианта, но многие типы реакций закладываются в течении жизни, выводя при некоторых ситуациях из равновесия самого спокойного или, наоборот, не задевая даже обычно остро чувствующего. Теорий о соотношении природного и социального в поведении людей довольно много, но, разумеется, померить это нельзя, и получаются следующие варианты…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Конечно, охватить все было просто невозможно. Над вопросом работали и педагоги, и психологи, и социологи, и философы…
На удивление, Альба, общаясь с совой, как-то увлеклась переводом своих знаний на понятый язык, дойдя до присходинамической теории Фрейда — той, где все проблемы из детства, а потом было про Эго, Супер-Эго, Ид, теорию социального научения вообще из другого научного подхода…
Говорили она до самого вечера. Про граничные условия Альба выяснила. Как и то, что некоторые и известные ей теории и пересекались с магическими. И про то, что она несколько вещей вообще неверно понимала… Общаться с профессором Данн было интересно, тем более что она, как поняла Альба, немалую часть своей научной деятельности посвятила как раз поведенческим исследованиям, хотя и работала как раз в местном аналоге скорее когнитивистских теорий, чем исключительно бихевиористских.
В итоге Альба вернулась в университет на вызванном профессором дилижансе. Это был даже не аналог такси, а, кажется, что-то вроде личного транспорта. По крайней мере возницу пожилая леди знала и в лицо, и по имени. Теор же остался в гостях у профессора, взяв обещание не встревать никуда. Куда она должна была встрять сидя в дилижансе — было решительно неизвестно.
Перед сном осталось только проверить конспекты на завтра — бытовая магия осталась по понедельникам, как и теория, а историю заменила магическая этика. Впрочем, за каникулы Альба сумела достаточно корректно оформить несданные вовремя работы, благо рука не болела, как в начале прошлого семестра, да и писать за это время пером она научилась.
Прошлый семестр она встречала с растерянностью и тревогой, этот — с интересом.
**
— Занятное создание, — заметила архимаг Данн, наливая себе еще чая. Теперь — с хорошим тишильским коньяком. — Чем-то похожа на тебя в молодости, только без криминальных наклонностей.
Теор почти залпом проглотил чай, желая скрыть смущение. Вот поэтому он и откладывал личный визит к профессору. Ладно хоть большинство других его преподавателей давно покинули нынешнее место работы, а то наверняка пришлось бы оказываться в таких ситуациях еще не один и не два раза.
— Присматривай за ней. Насколько я могу судить, в ее мире информации намного больше, и потребляют ее, особенно в юном возрасте, куда интенсивнее, чем мы привыкли. Это даже без выраженного перекоса потенциала в менталистику способно давать непроизвольное использование простейшего контакта.
Теор кивнул. Он предполагал, что Данн скорее всего прочитала в сознании Пришедшей и историю с внушением, но все же архимаг обсуждать ее не стала, лишь продолжив:
— Я смогу настоять на принудительном обучении, но — до определенных пределов, разумеется. Потенциал есть, жаль будет блокировать его после какой-нибудь скверной истории, которую наверняка раздуют в Совете. Ладно, я знаю, что ты не только ради потенциального решения потенциальных проблем в гости пришел. Хотя мог бы, кстати, и работу свою принести. Видела я публикацию — кто так тезисы формулирует?
Теор только вздохнул. Про себя. Вот потому и не пришел…
Архимаг смягчилась.
— Будешь подавать в «Вестник», а ты будешь, я слышала об истории с последователем Ольгафа. Словно Вар Вранн не в курсе, чем закончил основатель его любимой идеологии. Все равно рано или поздно выплыло бы наружу. Вытянул из него что-нибудь ценное?