class="p1">— К хорошему быстро привыкаешь, Койоми, — очаровательно улыбнулся мне он.
— Даже не буду спорить, — согласилась с его словами.
Зачем нужны споры, когда все так прекрасно? Даже воздух изменился. В нем больше не веяло того холода и тоски, которыми жили наши люди. Холода и тоски, которые скрывались в его невидимых переплетениях.
- Что случилось с Треусом? — спросила я, единственного знающего человека во всем Амадиале.
Никто не поднимал этот вопрос, но мы все прекрасно видели, что Треус был ранен. Он исчез, но не погиб…
— Не беспокойся, он больше никому никогда не причинит вреда. Он заточен в кристальном обелиске, который когда-то давно хотел разрушить. Уснул беспробудным сном.
Я нахмурилась.
— Значит, он жив…
— Не совсем. Его душа жива. Треусу дан шанс исправиться. Если он когда-нибудь будет заслуживать великой чести перерождения, то ему даруют этот подарок.
«По-моему он не заслужил этого шанса», — отметила про себя.
— Щедрый подарок, — протянула я, пытаясь вложить в эти слова все осуждение, которое испытывала.
— Не забывай, что его еще нужно заслужить. Обман Треусу не поможет, только чистые помыслы. И ты об этом знаешь.
Я кивнула, соглашаясь с его словами.
— А сейчас тебе лучше вернуться к своему народу. Важная миссия скоро предстоит для магов Амадиаля.
— Что за миссия? — предприняла попытку получить ответ.
— Узнаешь, — хитро улыбаясь, ответил мужчина.
Он начал таять на глазах, превращаясь в невидимую пелену. Мне же не оставалось ничего, кроме как последовать его совету.
Далия
Я проснулась от звуков музыки, приглушенно играющей рядом. Сейчас как раз играл припев одной из моих любимых песен группы «Poets of the fall» — «Temple of thought»:
«So when you're restless, I will calm the ocean for you.
In your sorrow, I will dry your tears.
When you need me, I will be the love beside you.
I'll take away all your fears…».
Мой разум зацепился за слова этой песни, в котором прекрасный голос исполнителя обещал защиту и любовь (Поэтому, когда тебе тревожно, я для тебя океан успокою. В твоём горе я слезы осушу твои. Когда ты нужна мне, рядом с тобой я любовью буду. Я прочь унесу все страхи твои). Именно в данный момент для меня это было очень символически. С учетом того, что я прекрасно помнила взгляд Брайдена, перед тем, как я отключилась. Как бы мне хотелось, чтобы он был сейчас рядом!
«Как странно и необычно, что про эту музыкальную группу известно в Амадиале», — сонно подумала я, и попыталась перевернуться на другой бок, чтобы устроиться поудобнее.
Но мне что-то мешало. Что именно я не могла понять.
Недовольно вздохнула и открыла глаза. А потом сразу же зажмурилась.
«Быть такого не может», — думала я, страшась снова посмотреть на белый потолок, на котором висела прямоугольная светодиодная лампа.
Но назойливый писк рядом со мной утверждал, что может. Очень даже может.
Долго бегать от реальности я не стала, решив, что это бесполезно. Снова взглянула на помещение, где оказалась. Самое угнетающее, что было тут — это белые стены. И на их фоне бледно-голубая штора выглядела ярким пятном, которая радовала глаза. Огромное окно слева от меня было практически во всю стену. Оно открывало вид на синее небо, по которому плыли облака. А также на высотные дома, которые больше напоминали серые коробки с застекленными окнами-дырочками.
Прямо возле окна стоял белый кожаный диванчик, на котором лежали плед и подушка. Рядом с ним стоял круглый стол, а на нем ваза с букетом из белых альстромерий. Мой взгляд остановился на цветах, и я с трудом оторвала от них взгляд. Напротив кровати была стена. На ней висел большой телевизор, который сейчас был включен. Я была приятно удивлена, когда поняла, что источником музыки был именно он. Кто-то заботливо включил один из концертов группы, которую я так любила. Рядом с кроватью стоял кардиограф, показывая мне на экране полоски и цифры. Именно от него шел этот отвратительный пищащий звук. А также мой взгляд зацепился за трубки и провода.
Поразительно, но я вернулась в свой мир. Я не понимала, как это произошло, ведь, по словам Брайдена — это было невозможным! Но самое главное, противный голосок в моей голове ехидно твердил:
«Ну, ты же хотела вернуться в свой мир! Радуйся. Мечта сбылась!»
Я его всеми силами старалась заглушить. Но получалось как-то не очень. Мне хотелось закричать:
— Да, я хотела вернуться! Но не при таких обстоятельствах… И тем более не теряя дорогих мне людей!
Кто бы мог подумать, что Амадиаль за такой короткий промежуток времени станет для меня родным?
Но я не закричала. Понимание того, что при любом исходе я была в минусе, больно резанул по сердцу…
Внезапно дверь палаты распахнулась, пропуская блондина, о котором, к своему стыду (наверное, я должна испытывать стыд, но его не было!), я уже успела забыть.
Парень заметил, что мой взор устремлен на него. Вмиг хмурый взгляд переменился. Лицо словно просветлело от радости.
«А меня тут ждали…» — как-то удивленно, осознала я.
— Далия, любимая! Как я рад, что ты пришла в себя! — воскликнул Майкл, и подлетел ко мне.
Парень взял мою руку, и, поднеся ее к губам, поцеловал несколько раз. Я же смотрела на такие знакомые черты лица, которые уже стали чужими. И не чувствовала ничего, кроме желания убрать руку, которую Майкл целовал. Мы столько времени были с ним вместе… Столько пережили. И лишь сейчас ко мне пришло осознание, что прикосновение Майкла не заряжают меня такой энергией, как прикосновения того, кто, сейчас должен меня ненавидеть.
— Я так боялся, что потеряю тебя! Ты так долго была в коме… Никто не знал, что с тобой было. Не мог понять причин… Но это уже не важно. Главное, что ты теперь снова с нами.
Парень бормотал эти слова, а мне было неловко от его заботы и участия.
— Майкл… — выдохнула его имя.
Мне так много нужно было ему сказать. Столько спросить… Но парень приложил палец к моим губам и покачал головой.
— Родная моя, береги силы. Мы еще успеем с тобой наговориться. Я от тебя теперь ни на шаг!
Я могла лишь прикрыть глаза в ответ. Мне действительно было дурновато.
«Противная слабость. Чем они меня тут накачали?»
— Как наша пациентка? — вошел в палату доктор, привлекая мое внимание.
Лысый мужчина средних лет, в серо-синем медицинском костюме. Он был слегка полноват. Однако выглядел доброжелательно и располагал к себе. Его карие глаза светились умом и участием.