Их моментально окружила хохочущая толпа.
– Ты посмотри, Дровосек, какая славная невеста у парня!
– Вот так красотка! А ну-ка поцелуй ее!
– Зачем ты испортил невинную девушку?
– Да еще жениться отказывается, ха, ха!
– Матье, это не твоя ли прабабушка?!
– Гы-гы-гы!
Соленые шуточки и подначки сыпались со всех сторон, пока Альбер, с бранью отдирал от себя старую каргу.
Наконец освободившись, Альбер, а с ним и капитан вошли в распахнутые двери Нотр-Дам-де-Руа.
На полу храма, усыпанном обломками иконостаса и кусками разбитых статуй святых, сидели и лежали бунтовщики; их собралось тут не меньше трех тысяч. Завывал орган, на котором пытался играть пьяненький мужичонка, одетый в доспехи с золотой гравировкой. У подножия ведущей на верхние этажи лестницы мореного дуба, плиты пола были взломаны; снизу, из ямы, доносился лязг заступов и брань.
– Ищут спрятанные епископом сокровища, – пояснил с многозначительной миной Альбер.
В поисках начальства они заглянули в алтарь, где в куче сваленных на пол шелковых и парчовых облачений рылась босоногая женщина лет тридцати, одетая в бархатное платье явно с чужого плеча.
Время от времени Альбер принимался расспрашивать у окружающих, не видали ли они Пьера Адвокатника, но от него только отмахивались. Сам Жорж Кер между тем прикидывал – как бы ему отделаться от некстати подвернувшегося знакомого. Наконец, его спутник заметил ввалившихся в собор человек пятнадцать, нагруженных едой, и кувшинами, среди которых, должно быть были его знакомые. Он моментально потерял интерес к Керу.
– Ладно, приятель, чай, ты сам дорогу найдешь. Счастливо тебе! И он устремился к веселой компании.
«Чтоб ты люпену на обед попался!», – подумал про себя капитан, глядя в спину удалявшемуся бунтовщику.
Выждав несколько минут, он двинулся к выходу из собора, но тут его ожидало разочарование – буйно веселящаяся компания, к которой примкнул его старый знакомый, расположилась как раз неподалеку от дверей. Раздосадованный Кер вернулся вглубь собора, рассчитывая отыскать другую дверь. Он поднялся на хоры, несколько раз перешагивая через мирно дремлющих пьяниц, в поисках выхода прошел по галерее в самый дальний угол архитрава, поблуждал по верхним ярусам величественного здания. Храм, построенный более трехсот лет назад, скрывал в гранитной толще стен тайные ходы, каморки, кельи. Поминутно из полумрака появлялись люди и тут же исчезали в темных переходах. Чертыхаясь, он спустился вниз и, наконец, нашел дорогу. Едва не наступив на спавших в обнимку совсем юную девушку и парня, из расстегнувшейся сумы которого вывалилась пригоршня драгоценных камней, золотые и серебряные пряжки и медальоны, капитан через маленькую дверь выбрался на задний двор собора.
Неподалеку от ворот, у длинного кирпичного флигеля стояли, лениво переминаясь с ноги на ногу, человек шесть, одетых в кожаные куртки с нашитыми металлическими пластинами. Они как будто не обратили на него внимания, и Кер решил проскользнуть мимо них к боковой калитке. Но он просчитался.
– Что надо? – недобро осведомился один из них, судя по тону и выражению лица – старший. – Чего это ты тут гуляешь? – Мне это… я начальство ищу, – пробормотал капитан, всем своим видом изображая смирение.
– А, ну проходи, – милостиво разрешил тот.
Однако другой оказался настроен не столь благодушно.
– Это какое же начальство? – недоверчиво уставился он на Кера. – И зачем? Что-то я тебя, братец, не припомню.
– Мне нужен Арно Беспощадный, – сказал капитан первое, что пришло в голову, надеясь, что это имя благотворно подействует на караульных.
Они недоуменно переглянулись.
– Жак, проводи его, – бросил наконец старший. Его товарищ открыл дверь флигеля, пропуская капитана вперед.
На секунду Кер почувствовал страх. «Вот уж попал, так попал, – пронеслось в голове. Пальцем в небо, а мордой в говно». Он чуть замешкался, и Жак, положив ему на плечо ладонь, легонько подтолкнул вперед.
За столом в небольшой комнате сидели два человека, чью беседу они прервал своим появлением. Один – немолодой уже низенький горожанин, другой – высокий, широкоплечий, неопределенного возраста, с сединой в темных волосах, глубоко запавшими глазами и угрюмо сдвинутыми бровями. Несмотря на жару, он был в кожаной куртке с въевшейся смазкой от долго носимой брони. Оба с неудовольствием воззрились на вошедших.
– Прощенья просим, уважаемые, – этот человек говорит, что ему нужно к Арно Беспощадному.
– Ну я буду Арно Беспощадный, – с легким удивлением в голосе ответил высокий. Что тебе, человече?
– Хочу сражаться за Светлую Деву… то есть вступить в ее непобедимое войско, – севшим голосом пробормотал Кер. Тот, кто назвался Арно Беспощадным, недоуменно фыркнул.
– Ну, так и вступай, я что – не пускаю тебя? Подойди к любому из наших старших, тебя и примут.
– А чего ты умеешь делать? – вступил в разговор буржуа. Если оружейник или там кузнец, – к себе заберу.
– Я не кузнец, уважаемый, я бывший капитан королевских лучников, – словно его тянули за язык, вымолвил Жорж Кер, успев подумать, что отрезает себе путь к отступлению. Стражник за его спиной тихо охнул.
– Эге… – только и сказал коротышка, приподнимаясь.
– И кто может подтвердить твои слова? – с неожиданной заинтересованностью спросил Арно Беспощадный.
– Альбер Жуви, – прежняя твердость вернулась в голос капитана, – мой старый товарищ. Он сейчас десятником у Пьера Адвокатника.
– Ну и каким ветром тебя к нам занесло? Или король совсем жалование платить перестал? – рассмеялся коротышка. Слышь, Арно, этак скоро к нам и коннетабль прибежит, не будь я оружейный мастер!
– Погоди, Ги, – остановил его собеседник, – пусть и впрямь объяснит, почему пришел к нам, а мы послушаем. Он кивнул караульному, и тот поспешил захлопнуть за собой дверь. – Ты присаживайся, добрый человек, – в последних словах сквозила явная ирония, – присаживайся: в ногах правды нет.
Чувствуя, как предательски холодеет в груди, капитан, под немигающим взглядом Беспощадного, опустился на скамью.
Подумал, что если сейчас ошибется хоть самую малость, то, скорее всего, до вечера не доживет. Мелькнула и тут же пропала мерзкая мыслишка: что, если сейчас во всем признаться и сдать своих спутников – авось помилуют…
– История моя, мессиры… – он поперхнулся, осознав неуместность этого обращения здесь, среди бунтовщиков, на что, впрочем, сами бунтовщики внимания не обратили, – история моя вот какая…