Читать интересную книгу Голая правда - Светлана Успенская

— Для чего вы хотели увидеться с Шиловской?

— Я намеревался еще раз обсудить с ней обстоятельства развода. — Барыбин поджал губу и продолжал: — Примерно в девять сорок пять я выехал на совещание в «Оним-банк». Там могут подтвердить мое присутствие. На совещании я находился примерно до одиннадцати. Мне должны были подготовить некоторые документы, поэтому появилось полчаса свободного времени, и я решил потратить эти полчаса для выяснения отношений с бывшей женой. Из банка мне звонить не хотелось, к тому же ее дом находится неподалеку, и я решил пройтись пешком.

— Итак, вы вышли из банка и?..

— И пошел к Евгении. Я поднялся по лестнице и позвонил в дверь.

— Вы никого не встретили в подъезде?

— Нет, никого.

— Что у вас было в руках?

— Ничего.

— Пакет? Цветы? Бумаги?

— Нет, правда ничего, — заверил Барыбин. Его севший голос звучал напряженно и глухо.

Брови Ильяшина удивленно приподнялись, что означало: «Неужели не Барыбина видела около квартиры Шиловской та симпатичная девчонка в мини с шестого этажа?»

— Сколько вы пробыли у Шиловской? — Костырев сосредоточенно вертел в руках фарфоровую безделушку.

— Минут двадцать, не больше.

— Расскажите как можно подробнее весь ваш разговор.

Костырев почувствовал, как напрягся его собеседник. Его ответы стали односложными, короткими, сжатыми. Возможно, он устал, но, скорее всего, за куцыми, с трудом выжатыми фразами стояли мучительные переживания и страх.

— …Мы стали с ней спорить, — продолжал Барыбин. — Она выталкивала меня, требовала, чтобы я ушел… Я понял, что разговора не получится, а в банке мне надо было быть через каких-то двадцать минут. И решил, что лучше уйти. И ушел…

Он замолчал. От волнения он с трудом сглатывал, его кадык жалко дергался. Лицо сморщилось — рана в плече напоминала о себе тянущей болью.

Ильяшин недоумевал: Барыбин вел себя странно, он признавался в том, что посещал свою бывшую жену перед ее смертью, признавался, что они ссорились, что она его выталкивала из квартиры, он признавался во всем, но не в том, что смерть Шиловской — дело его рук. Не дурак же он, должен понимать, что это почти равносильно признанию в убийстве, за которое могут припаять добрый десяток лет, несмотря на целую когорту самых дорогих адвокатов, которых он сможет нанять.

— Итак, вы поговорили с Шиловской и ушли от нее, оставив свою бывшую супругу в добром здравии и без малейших признаков того, что она намеревается распроститься с жизнью, не правда ли? Отдаете ли вы себе отчет в том, что на вас падает подозрение в причастности к ее смерти?

— Да, отдаю.

— Вы говорите об этом так спокойно. Вы считаете, что это не будет иметь для вас никаких последствий?

— Я просто надеюсь на то, что вы опытный человек и сможете отыскать того, кто стал истинным виновником гибели моей бывшей жены. Вы не из тех молодчиков, которые по вечерам с дубинками наперевес патрулируют улицы города. Но думаю, что в МУРе не держат дознавателей, которые готовы повесить на первого попавшегося человека обвинение в убийстве.

Костырев еле заметно усмехнулся — этот тип считает, что он ведет хитрую и осторожную игру. Или он действительно предполагает, что Костырев станет носом рыть землю после его комплимента? Если это только лесть, то прием, что и говорить, дешевый. Странно видеть, что им пользуется бизнесмен, имеющий репутацию опытной финансовой акулы.

— Никому другому, только вам была в достаточной степени выгодна смерть жены, — сказал Костырев. — И только она помогла бы разрубить затянувшийся узел ваших отношений.

— Нет, — покачал головой Барыбин. — За четыре дня до гибели Евгении я забрал исковое заявление из суда и отказался от развода. Я пошел на попятный, решил, что бесполезно бороться с ветряными мельницами, и если Евгения не хочет развода, то его не хочу и я.

— Все сказанное вами обращается против вас, — пожал плечами Костырев. — Я могу так объяснить этот факт: вы забрали заявление потому, что решили расправиться с бывшей женой более действенным методом. Это не меняет дела.

— Но я не мог убить ее, понимаете? — возбуждаясь, проговорил Барыбин. — А если бы даже и решился на убийство, то не стал бы самолично лезть в петлю — вы же знаете, что для таких случаев существует масса людей, которые за сходную цену готовы избавить вас от обременительных хлопот, связанных с разводом. Я не хочу хвастаться, но я не бедный человек, и у меня на примете есть несколько людей, которые были бы готовы пожертвовать некоторой толикой совести во имя кругленькой суммы.

— Не эти ли люди стреляли в вас сегодня? — спросил Костырев, едва сдерживая нахлынувшее раздражение.

Этот богач готов купить все и всех, потрясая туго набитой мошной! И как спокойно он об этом говорит ему, муровцу! Будто в этом нет ничего предосудительного, так, взаимовыгодная сделка двух джентльменов.

«Тогда зачем ему приходить к Шиловской как раз перед тем, как по его заказу должны были расправиться с ней? — возразил сам себе Костырев. — Нет, версия заказного убийства выглядит не слишком убедительно. Картина преступления не похожа на работу обычного киллера, но бывают и нетипичные случаи… Если произошла накладка… Надо зайти с другой стороны», — решил он. Исподтишка наблюдая за Барыбиным, он нарочито медленно потянулся рукой в карман и, старательно расправляя складки плаща, достал свернутую в трубочку клеенчатую общую тетрадь — одну из тех трех, которые удалось отыскать в квартире Шиловской.

При виде тетради Барыбин еле заметно вздрогнул, отвел глаза, как будто хотел продемонстрировать свое полнейшее равнодушие, но потом с болезненным любопытством стал внимательно следить за тем, как Костырев молча листал страницы, исписанные нервным почерком с сильным наклоном вправо — почерком, который ему был так памятен…

— Вы знакомы с содержанием этих тетрадей?

Барыбин молчал. Разговор о книге доставлял ему беспокойство, которое он тщетно пытался замаскировать. Его выдержка плохо вязалась с внимательным тревожным взглядом больных глаз.

Наконец он промямлил:

— Евгения Викторовна рассказывала мне, о чем собирается писать…

— Нам известно, что вы боялись опубликования книги, поскольку это грозило вам крупными неприятностями со стороны неких высокопоставленных лиц…

Барыбин устало прикрыл глаза темными набрякшими веками. Казалось, у него не осталось сил и он старается обрести краткую передышку перед новой схваткой.

Наступившую тишину нарушил робкий стук в Дверь. В щель заглянула Ирина, держа в руках поднос, на котором стояли хрупкие кофейные чашечки. Ильяшин принял у нее из рук поднос. Тишина бросила тревожный взгляд на своего мужа.

Костырев взял в руки маленькую прозрачную чашечку из светящегося хрупкого фарфора. Он удобно откинулся на стуле, как будто намеревался здесь надолго задержаться. Барыбин угрюмо следил за ним и, кажется, мучительно соображал что-то, на что-то решался. По комнате распространился уютный мягкий аромат, располагающий к долгой беседе. В звенящей тишине, нарушаемой только серебряным позвякиванием ложки, стало слышно хриплое частое дыхание хозяина.

Наконец Барыбин не выдержал.

— Вы меня арестуете? — хрипло спросил он.

Костырев молчал.

— Я очень устал, у меня кружится голова.

В наступившей паузе стал отчетливее слышен скрипучий ход старинных часов.

— Итак, продолжим, — как будто не слыша слов, произнес Костырев, отодвигая чашку, на дне которой плескались остатки коричневой густой жидкости. — Итак, вы пришли к вашей бывшей жене и?..

— Я шел к ней для того, чтобы умолять ее не печатать книгу. Я хотел объяснить, чем ее издание грозит мне. Евгения должна была понять, что если книга в конце концов выйдет, то мне останется только за бесценок продать все свое движимое и недвижимое и бежать за границу, куда-нибудь в Латинскую Америку, спасая свою жизнь. В этом случае она не получила бы ничего, за исключением морального удовлетворения от того, что испортила всю мою налаженную, удобную, комфортную жизнь.

— Но вас бы не выпустили на постоянное место жительства за границу без согласия супруги, — резонно возразил Костырев.

— Я бы и не стал пытаться выехать легальным путем, — ухмыльнулся Барыбин, качнув головой. — Это слишком долго, муторно. Официальный путь требует большого количества взяток и закончился бы многомесячной волокитой. Все гораздо проще. Я купил бы поддельные паспорта, оформил бы счета фирмы на доверенных лиц и уехал. А она кусала бы локти в бессильной злобе оттого, что не удалось слупить с меня изрядный куш, который наверняка она уже считала своим.

— Вы шли к ней, рассчитывая, что она согласится на ваши условия?

— И так, и не так. Шансы были примерно пятьдесят на пятьдесят. Многое зависело от ее сиюминутного настроения. Но мне надо было торопиться — у меня почти не осталось времени: я только что узнал, что издательство «Бест бук» широко анонсировало ее книжку и даже в каком-то журнале уже появилось несколько глав из нее. Я боялся, что слухи об этом скоро донесутся до тех, кому шумиха вокруг прошлых коммерческих мероприятий была так же невыгодна, как и мне. Поэтому у меня не было выбора — я пошел на попятный.