Шрифт:
Интервал:
Закладка:
17
Когда следователь-садист вышел, мужчины сочувственно осмотрели прислонившую к стене между столом и сейфом, избитую, смертельно измученную женщину, и в кабинете воцарилось неловкое молчание. Жерми конечно же не нравилось, что сразу трое мужчин ее — в таком виде! — рассматривают, словно уличное привидение. Собственный взгляд Анны был преисполнен саркастического осуждения.
Впрочем, турнир взоров длился недолго, и прервала его сама Жерми:
— Так что, господа? Процесс опознания считается завершенным? — она нашла силы озарить энкавэдистов своей старательно отрепетированной улыбкой. При этом левый глаз ее синюшно заплыл, нижняя губа оказалась рассечена, а на подбородке и на скулах запеклись комочки крови — пусть господа офицеры полюбуются тем, чем хотели полюбоваться.
— Извините, Анна, но так было необходимо, — сугубо по-генеральски извинился перед ней Шербетов.
— Если необходимо, тогда стоит ли оправдываться, генерал? — вновь озарила его Жерми улыбкой Квазимодо. — Не утруждайте себя жалостью.
— Речь идет не о жалости, а о жестоких реалиях нашей службы. В утешение всем нам сообщу: сегодня поступило подтверждение того, что проверку младший лейтенант Жерми прошла и ее зачисляют в специальную разведшколу.
— Наконец-то я вижу проявление некоторого благоразумия, — сдержанно прокомментировала Анна.
Доселе молчавший подполковник Гайдук неожиданно обрел дар речи и предложил Жерми присесть. Его тут же, извиняющимся тоном поддержали генерал и полковник. Анна смертельно устала, поэтому инстинктивно шагнула к стулу, на каком еще недавно восседал ее экзекутор, однако опуститься на него так и не решилась, побрезговала.
— Лучше уж я постою, — процедила сквозь распухшие губы она.
Осознав неловкость положения, в котором все они пребывали, находясь в этой камере пыток, генерал признал свою ошибку тем, что предложил пройти в его кабинет.
Пока адъютант накрывал стол четырьмя рюмками коньяка, бутербродами с маргарином и пирожками, вызванная Шербетовым медсестра-сержант, из бывших лагерных надзирательниц, провела Анну в офицерскую душевую и помогла привести ее внешность в порядок.
Они выпили за победу, за доблестную разведку и за всех тех, кто в эти дни сражался на видимых и невидимых фронтах.
— Прямо скажу, — возобновил разговор генерал, обращаясь к Жерми, — о восстановлении вас в звании подполковника, до сих пор к тому же не подтвержденном документально…
— …не может быть и речи, — завершила его фразу Анна.
— Мне бы хотелось выразиться деликатнее: «Речь вести пока что рано». Улавливаете разницу в формулировках?
— Лично я — да, улавливаю, — благодаря усилиям медсестры вид у Анна стал более или менее благопристойным. Во всяком случае, Жерми пыталась убедить себя в этом. — Вопрос: улавливают ли ее те, от кого эти формулировки зависят?
— Одно могу сказать: со временем, возможно, в звании вас все-таки повысят. Главное, что вам присвоено первое офицерское звание, а значит, вы стали кадровым командиром. Поверьте, это дорогого стоит.
— Не слишком ли много мы уделяем этому внимания, товарищ генерал? — агнецки-елейным голосом упрекнула Жерми. — Когда, по щедроте душевной, генерал Врангель, от имени гибнущей России, даровал мне чин подполковника, я тоже особого значения этому не придала. Свой настоящий чин я всегда определяла собственной самооценкой в ту или иную пору своей жизни, в той или иной обстановке.
«Неплохо сказано, — отметил про себя Волынцев, наблюдая за тем, как подполковник Гайдук повторно наполняет рюмки коньяком. — Правда, ее раскрепощает то, что с Шербетовым она уже знакома, и тот протежирует ей. И тем не менее…» Полковник удивился, с какой раскованностью Анна ведет себя в разговоре с генералом. В иной ситуации это покоробило бы его, но сейчас, в роли инспектора, он воспринимал эту особенность характера Анны с точки зрения ее способности вжиться в высокородную среду. Аристократизм поведения и светская непринужденность — вот то, чего не хватало многим агентам, которых готовили для работы в белогвардейской и дипломатической среде; и привить это было, ох, как непросто!
— Я так понимаю, — не стала разочаровывать его Анна, — что задание мое будет заключаться не в проведении какого-то банального теракта, для этого у вас людей хватает, а в том, чтобы я достойно обосновалась в белоэмигрантской среде.
— В общих чертах — да, — признал Волынцев. — К конкретному же разговору об операции мы вернемся через пару месяцев.
— Стало известно, — произнес генерал после того, как была отдана дань второму тосту, «за сотрудничество во имя спасения великой России», — что многие бывшие белогвардейцы уже сейчас, на этом этапе войны, активно сотрудничают с немцами. Притом, что значительная часть их прошла специальную подготовку в различных разведывательных школах и на пропагандистских курсах.
— Этого и следовало ожидать, — спокойно парировала Жерми. — Замечу, однако, что сотрудничать с немцами решатся далеко не все бывшие офицеры Белой гвардии. Даже сгорая при этом от ненависти к коммунистам. Не все! — она с внутренним удовлетворением проследила за нервной реакцией генерала и особенно полковника: не так уж часто им приходилось слышать о ненависти к коммунистам. — Презрение к нашему историческому врагу — германцам — у многих все же сильнее, нежели презрение к своим идеологическим противникам в России. Кстати, вам стало что-нибудь известно о судьбе моего отца?
Генерал выразительно взглянул на Волынцева. Тот прокашлялся и, сомкнув густые седеющие брови, пробубнил:
— Мне не хотелось бы затрагивать эту тему прямо здесь и сейчас. Но, поскольку вы, Анна Альбертовна, просите об этом, и тут все свои…
— Он жив?
Волынцев снял пенсне, бархаткой протер стекла, словно намеревался зачитать какой-то документ, и только потом спасительно выдохнул:
— Судя по тем данным, которые… Словом, жив.
— Что по-настоящему трогательно.
— В сотрудничестве с гитлеровцами пока что не замечен. Обитает в небольшом горном имении, где-то в княжестве Лихтенштейн. Женился на обедневшей, но все еще финансово независимой аристократке из шведской королевской династии.
— Он всегда мечтал доживать свои дни где-нибудь в небольшом горном имении, — проговорила Жерми, как бы размышляя вслух. Появление рядом с отцом мачехи, пусть и королевских кровей, она предпочла оставить без комментариев.
— По каким-то династическим канонам за ним признан наследственный титул графа Римской империи, дарованный в свое время его предку в Саксонии вместе с приставкой «фон».
— Этот титул генерал Подвашецкий носил и раньше, — уточнила Жерми, — но, поскольку возникали трудности с документальным обоснованием родового герба, он дипломатично воздерживался от официального титулования себя вплоть — как он извещал в своем письме членов императорской геральдической комиссии — «до окончательного прояснения родовых геральдических источников». В вопросах родословной он всегда являлся человеком болезненно щепетильным.
— За что мы с вами должны быть признательны ему, — резюмировал полковник. — Я консультировался по этому вопросу. Титул «граф фон Подвашецки», как именуют его в западных источниках, является наследственным. Следовательно, вы становитесь его полноправной владелицей, графиня фон Подвашецки.
— Странный день выдался, не находите ли, господа? Весь преисполненный сюрпризов и страстей, — заметила Анна.
— При всем моем пролетарском неприятии подобных буржуазных атрибутов, искренне поздравляю с обретением данного высокородного титула, — определил свою позицию генерал. — При возвращении в белую среду он окажется очень востребованным.
Волынцев и Гайдук молчаливо склонили головы, давая понять, что присоединяются к поздравлениям.
— Привыкайте к своему новому положению, графиня, — даже не пытался смахнуть с губ ироническую ухмылку подполковник. — Мог ли я предположить, с кем сведет меня судьба?
— До чего же удачно избраны вами, господа, время, место, а главное, — обвела она рукой свое лицо и туловище, — физическое состояние дамы, для удостаивания ее столь высокой чести! — откровенно съязвила Жерми. — Воистину, из грязи — в князи.
— Ситуация пикантная, не спорю, — развел руками Волынцев и взглянул на часы. — Машина появится через двадцать минут. Разведшкола расположена в монастыре, где вам уже выделена отдельная келья. Ваш способ жизни должен полностью соответствовать способу бытия: мозолить глаза ни к чему. Подготовку будете проходить под псевдонимом «Изида». Но это завтра, а сегодня… Не знаю, как вы намерены распорядиться своей душой, но для телесного очищения вам предоставлено не менее двенадцати часов.
- Голубые солдаты - Петр Игнатов - О войне
- Солдаты и пахари - Михаил Шушарин - О войне
- Сирийский марафон. Книга третья. Часть 1. Под сенью Южного Креста - Григорий Григорьевич Федорец - Боевик / О войне
- Щенки и псы Войны - Сергей Щербаков - О войне
- Дни и ночи - Константин Симонов - О войне