Читать интересную книгу Заговор патрициев, или Тени в бронзе - Линдсей Дэвис

Этим утром Елена Юстина дышала свежим воздухом в компании парня, который менял цветы в венке на герме на границе поместья. Я сопровождал их. Потом в поле зрения появилось два осла, которые везли Петрония Лонга, Аррию Сильвию и корзину, заполненную, насколько я разглядел, вещами для пикника: запланированная встреча.

Петроний жаждал вытащить меня выпить с того момента, как мы приехали. Это был его шанс. Он, должно быть, подумал, что праздничный карнавал както мне поможет.

Я был раздражен.

— Не смеши меня! Я ищу убийцу; он может появиться в любое время. Как же я пойду в горы…

— Не будь занудой! — подшучивала Елена. — Я еду, значит и тебе тоже придется. — Прежде, чем я успел возразить, она отправила парня домой, уговорила меня сесть на осла и забралась сзади меня. Елена взяла меня за пояс. Я взялся за свое самообладание.

Это был тихий туманный день с безобидной дымкой, которая на побережье Кампании означала, что позднее будет сильная жара. Наш маршрут выбрал Петроний. Мой осел оказался ужасно неуклюжим, что добавляло веселья.

Мы ехали вдоль темночерной пашни на низких склонах, потом через цветущие виноградники, которые тогда покрывали гору почти до самой вершины, естественным образом делая Вакха своим богомпокровителем. Пока наш путь вился все выше и выше к разреженному воздуху, дикий ракитник все еще продолжал цвести. В то время Везувий был гораздо более величественным, чем сейчас. Вопервых, он был в два раза больше — спокойная, роскошная, богато возделанная гора, хотя на вершине существовали древние тайные места, куда ходили только охотники.

Петроний Лонг остановился на дегустацию у придорожного виноторговца. Я не хотел пить. Я сказал, что всегда мечтал подняться наверх и посмотреть ущелья на самой вершине горы, где Спартак, восставший раб, победил войско консула и почти разгромил государство; я тоже пребывал в том старом добром настроении разгромить государство.

* * *

Елена отправилась со мной.

Пока ослы могли идти нормально, мы ехали на них, двигаясь наверх через спутанные кусты, где, насколько я знал, часто встречались кабаны. Мы оба слезли с осла, привязали Неда, а потом отправились исследовать последний отрезок дороги до вершины. Идти было трудно, Елена остановилась.

— Тебе тяжело?

— Я устала… Ты иди дальше; я подожду с ослом.

Она вернулась. Я пошел дальше. Я думал, что хочу побыть один, но как только Елена ушла, почувствовал себя одиноко.

Я быстро добрался до вершины, огляделся вокруг, решил, что исторические исследования не стоили таких усилий, и стал пробираться обратно вниз к Елене.

Она расстелила плащ, села, расстегнула сандалии и задумалась. Когда девушка оглянулась, я намеренно дал ей понять, что заметил это. На ней было надето бледнозеленое платье, которое показывало, что ей было, что показать. Волосы, разделенные на пробор и заплетенные так, как мне сразу понравилось, лежали над простыми золотыми серьгами. Если Елена и красилась, то это было совсем незаметно. К сожалению, я не мог убедить себя, что она сознательно планировала произвести на меня столь яркое впечатление.

— Ты дошел до вершины? Как там?

— О, пик в форме конуса с огромной каменистой впадиной и гигантские расщелины, в которых полно дикого виноградника. Должно быть, именно так восставшему войску удалось уйти, когда Красс преследовал их…

— Спартак — твой герой?

— Любой, кто борется с правящими кругами, — мой герой. — Ничто из этого меня тогда не интересовало, так что я был немногословен. — Ну, а к чему эта веселая прогулка?

— Возможность поговорить с тобой наедине…

— О Барнабе?

— И да и нет. Я видела его вчера, — призналась Елена. Ее сдержанность предотвратила мою грубость. — Все было совершенно цивилизованно; мы посидели в саду, и я ела медовые пирожные. Он хотел встретиться со мной. Вопервых, у него нет денег…

Это меня разозлило.

— Ты развелась с его хозяином. Он не имеет права выжимать из тебя деньги!

— Нет, — сказала она после странной паузы.

— Ты не давала ему денег? — придирался я.

— Нет. — Я ждал. — Ситуация очень сложная, — сказала Елена все тем же усталым голосом; я продолжал смотреть на нее. — Но у меня самой, возможно, не так много средств…

Я не мог представить, чтобы у Елены Юстины были финансовые затруднения. По женской линии она унаследовала землю, потом после развода с Пертинаксом ее отец отдал ей часть приданого, возвращенного ее мужем. И сам Пертинакс завещал ей маленькое состояние в виде дорогих пряностей. Так что она считалась богаче большинства женщин, и Елена Юстина была не из тех, кто мог растратить все на диадемы или раздавать тысячи на какиенибудь сомнительные религиозные секты.

— Я не вижу, чтобы тебе не хватало денег, если только ты не собираешься флиртовать с танцором с очень большими запросами!

— Ну ладно… — Она упорно закрывала эту тему. — Теперь ты скажи мне коечто. Что такого произошло в вилле, что тебя так сильно расстроило?

— Ничего особенного.

— Чтото связанное со мной? — настаивала она.

Я никогда не мог противиться серьезности Елены; я резко выдал:

— Ты спишь с Эмилием Руфом?

— Нет, — сказала она.

Она могла бы ответить: «Конечно, нет; не будь дураком». Это звучало бы гораздо сильнее, хотя меньше убедило бы меня.

Я поверил Елене.

— Забудь, что я спрашивал. Слушай, в следующий раз, когда ты будешь есть медовые пирожные с Барнабом, я буду прятаться за беседкой. — Ее молчание мне не понравилось. — Милая девушка, он беглец…

— Сейчас уже нет. Позволь мне разобраться с ним. Ктото должен вернуть его к реальности…

Меня поражала ее любовь к упрямству во всем.

— Елена Юстина, ты не можешь взять на себя все проблемы империи!

— Я чувствую свою ответственность… — Когда она спорила со мной, выражение ее лица оставалось странно отстраненным. — Не приставай ко мне, у меня куча других проблем…

— Каких проблем?

— Никаких. Сделай свою работу для императора, а потом мы сможем уделить внимание Барнабу.

— Моя работа может подождать; я забочусь о тебе…

— Я сама могу о себе позаботиться! — внезапно взорвалась Елена, удивляя меня. — Всегда. Мне придется — и я это хорошо понимаю!

Я почувствовал, как сжались мои челюсти.

— Ты говоришь ерунду.

— Нет, я говорю правду! Ты ничего обо мне не знаешь; и никогда не хотел узнать. Живи, как тебе хочется, — но как ты мог сказать такое про Руфа? Как ты мог такое подумать?

Я никогда не видел Елену такой обиженной. Я так привык нападать на нее, что не заметил, как неожиданно закончилось ее терпение.

— Слушай, это было совсем не мое дело…

— Все, что касается меня, не твое дело! Уходи, Фалько!

— Ну, похоже, такой приказ можно понять! — Я чувствовал себя настолько беспомощным, что тоже вышел из себя. Я грубо прогремел: — Ты наняла меня, потому что я хорош — слишком хорош, чтобы тратить свое время на клиента, который никогда в меня не поверит. — Елена не ответила. Я пошел к ослу. — Я возвращаюсь. И забираю осла. Ты будешь разумной и пойдешь со мной, или останешься одна на этой горе? — Опять тишина.

Я отвязал животное и забрался на него.

— Не бойся, — грубо сказал я. — Если из леса выйдет кабан, просто зарычи на него так же, как ты рычишь на меня.

Елена Юстина не пошевелилась и не ответила, так что я, не оглядываясь, отправился вниз.

LIX

Три минуты я спускался с одной скоростью. Как только тропинка расширилась, я остановил осла и повернул его обратно.

Елена Юстина сидела на том же самом месте, где я ее оставил. Ее лица я не видел. Никто не напал на нее: только я.

Когда сердце успокоилось, я подошел, потом наклонился и нежно погладил пальцем по ее макушке.

— Я думала, ты меня бросил, — сдавленно сказала Елена.

— А что, похоже?

— Откуда мне знать?

— Я тоже думал, что бросил тебя, — признался я. — Я такой дурак, что мог так подумать. Если ты будешь на том же самом месте, и я смогу найти тебя, то всегда вернусь. — Она задыхалась от рыданий.

Я опустился на землю и обнял ее обеими руками. Я крепко прижал ее, но после того, как несколько горячих слезинок капнули под воротник моей туники, девушка успокоилась. Мы сидели в полнейшей тишине, пока я отдавал ей свою силу, и мне показалось, что напряжение, которое я так долго испытывал, тоже совершенно естественным образом уходило.

Наконец Елена справилась со своим страданием и посмотрела на меня. Я подцепил двумя пальцами ее цепочку и вытащил свое старое серебряное кольцо. Она немного покраснела.

— Я привыкла носить его… — Смутившись, она замолчала. Двумя руками я расстегнул цепочку; Елена открыла рот, а маленькое колечко из серебра упало ей на колени. Я взглянул на надпись: anima mea, «моя душа». Я взял ее левую руку и сам надел кольцо.