― Я не хочу знакомиться с…ней, ― четко говорю в конце, ибо не знаю, как лучше называть эту женщину. ― Меньше всего хочется видеть ту, кто не мог терпеть мою мать.
― Успокойся, дитя. ― Его лица снова касается легкая улыбка. Он берет мою руку, сжимает ее, затем отстраняется, посмотрев через мое плечо в сторону сидящих. ― Все будет хорошо.
С этими словами он оставляет меня и спешит уйти, а я безмолвно пробурчав себе под нос, нацепляю на лицо спокойствие, разворачиваюсь и следую к столу. Кожу покалывает от колючих взглядов братьев. Придаю лицу как можно больше безразличия и усаживаюсь возле Эрика.
― Значит, ты и есть наша сестра, ― заявляет деловито Лео, напыщенно вздернув подбородок и скрестив руки на груди. ― Я думал, ты более…изысканнее.
Выгибаю бровь.
― Чтоб быть вашей сестрой, я должна следовать каким-то требованиям?
― Нет, просто ты, ― от одной мысли он морщит нос, ― слишком простая. Твоя одежда ― говорит об этом.
Я не тратила много времени на выбор наряда, и наугад в шкафу отобрала джинсы и белую блузку с открытыми плечами, делая акцент на то, что многие дамы предпочитают открытость в самых выразительных местах. А именно — ключицы.
― Простой быть не так уж и плохо. Я даже не стараюсь стремиться к величию, мне этого не надо.
― Тогда что ты здесь делаешь? ― Оба брата уставились на меня. Один из них нагло заострил внимание в районе груди. Паршивец.
― Дописываю до конца историю, парень, ― с язвительным акцентом добавляю в конце, привлекая его внимание. ― Я много времени не отниму, только узнаю то, что тревожило несколько дней.
― Ты…
Он не успевает закончить свою мысль, как в столовой появляется две фигуры. Уныло поворачиваюсь в сторону вошедших, и в меня как будто что-то врезается, когда я узнаю в лице женщине знакомого собеседника. Та же ровная походка, гордая осанка и кичливые движения, зато за всей этой вуалью таится другие, более скомканные и зародившиеся новой жизнью, чувства.
Я привстаю с места, стоит нашим глазам встретиться. Я помню детально наш разговор. Помню все ее слова.
«С моим мужем нам многое пришлось преодолеть, доказать обидчикам, что сильны, когда вместе. И наша любовь спасла обоих. Только…я потом из-за ослепленной любви испортила жизнь своему единственному сыну, сделала так, чтобы он никогда не женился на девушке, что так сильно любил… Да и сейчас любит.»
Статность до сих пор ее красит, да и озорной, порой лукавый блеск не выдает ее возраст, добавляя перчинку молодости. Вокруг поселяется тишина. Неотрывно смотрю на нее, на женщину, посмевшая испортить жизнь моей матери и идти со мной в контакт обманным путем. Я следовала ее словам, но, стоило узнать, кто обладатель столь гнусного авторитета, все забывается по щелчку пальца.
― Здравствуй, Ханна. Рада с тобой снова встретиться, ― ее громкий и резкий голос заставляет вздрогнуть. Сейчас она со мной разговаривает, как с какой-то глупой девчонкой, нежели с собеседником, позволяя себе расточительство признаний.
― Мама, когда ты уже успела с ней встретиться? ― недоумевает отец, посмотрев на женщину недоверчивым взглядом. ― Мы же договаривались…
― Я просто дала Ханне надежный совет, и вижу, он получил свои результаты. ― Она посматривает с весельем на парня, вставший позади меня.
Мужчина попеременно оглядывает нас, прикидывая, насколько возможен рост непредвиденной ссоры, только быстро берет себя в руки, и как прежде улыбается фирменной улыбочкой.
― Давайте немного успокоимся и все же присядем за стол. Мама, прошу.
Я плюхаюсь обратно на стул и собираюсь помассировать лоб, как рука парня меня останавливает. Пальцы Эрика начинают поглаживать бедро, успокаивая и помогая собраться с мыслями. Эмоции не помогут быть хладнокровной. Благодарно улыбаюсь ему и поверх кладу свою вспотевшую ладонь, слегка сжимая.
Служащие нарушают нашу безмолвную идиллию и ставят перед каждым сидящим за столом блюда, расставляют салаты и закуски, подливают каждому, кроме молодых людей вино, я же на все это смотрю бегло, заостряя взор на центр стола.
— Ханна, представишь нас?
Все присутствующие отрываются от своих блюд.
Скептически выгибаю бровь, но все же, прочистив горло, выдавливаю:
— Эрик, это…
— Аманда Кэмпбелл, — заметив мою паузу, вставляет. Стискиваю челюсть.
— Да. Миссис Кэмпбелл, это мой парень — Эрик.
— Что за формальности. Можешь меня называть просто бабушка.
Я ничего ей не отвечаю. Вместо этого интересуюсь другим вопросом.
― Можно узнать, зачем вы тогда ко мне подошли? Что вы хотели?
Женщина медленно поднимает голову.
― Хотела помочь. Я видела вашу сцену, и не хотела тебя оставлять в таком отчаявшимся положении. ― С снисходительной черствостью смотрит на Росса. ― К тому же. Ты моя внучка, я не могла смотреть на то, как тебе бросают грязь в лицо.
Хмыкаю на последнее заявление.
― Внучка? ― тихо повторяю. ― Кто-кто, ну уж точно я вам не внучка. Я узнала обо всех вас спустя восемнадцать лет. И мне такое говорит человек, посмевший разрушить судьбу двух любящих людей.
― Понимаю. Ты зла. Я тоже теперь не могу простить себя за такую вольность.
Еда на тарелке выглядит пусть и убедительно вкусно, вот только звуки желудка не заглушают удары моего сердца. Я и не заметила, как дыхание участилось и меня всю затрясло под давлением участившегося пульса.
― Мне все равно, ― честно выдавливаю из себя и обращаюсь к отцу: ― Я пришла сюда поговорить начистоту. У меня есть всего несколько вопросов. И после этого я уйду.
― Я думал, ты останешься на десерт…
― Нет! ― останавливаю его мольбу. ― Здесь не мое место. Меня ждет мама. Поэтому хочу узнать все, что случилось до моего рождения.
Тянусь за своим бокалом, отпивая пару глотков, для того чтобы сбавить засуху в горле. Нервная почва ― не лучший попутчик при разговоре. Через несколько секунд в теле спадает напряжение, уступая место расслабленности, хотя я все еще держу ухо востро.
― Хорошо, ― первая решает начать миссис Кэмпбелл. ― Все началось во времена, когда твой отец заканчивал университет в Бостоне.
― В Бостоне?! ― Шокировано раскрываю глаза.
― Разве тебе мама не рассказывала, что она с Бостона? ― вмешивается отец, крутя бокал в руке, чем взбалтывает вино.
Отрицательно мотаю головой.
― Так вот, ― раздраженно цедит она, не принимая тот факт, что ее перебили, и демонстративно кашляет, ― он познакомился с Мартой, как рассказал Джозеф, на вечеринке, устраивающие братства в момент рассвета первокурсников. Вышел незначительный конфликт, перешедший в отношения. Их роман длился два года, если не подводит память. И узнали мы о нем под конец их разрушившихся надежд, ведь мой сын должен был благородно продолжить род.
Кривлю губы на слова «благородно». Мы точно во времена славянских традиций, где наследники должны были ставить свои почести и долги выше любви.
― Мы заметили изменения еще в День Валентина. Мальчишка был сам не свой: нарядился, расчесался, ходил с плутоватой ухмылкой. Вообщем, походил меньше на шкодника. Меня и моего мужа очень насторожило это, а потом и вовсе не обрадовало то, что он встречается с девушкой из простой семьи. Для нас это было ударом.
― Поэтому вы решили убрать маму с дороги?
― Ну не совсем убрать, ― мрачно смеется женщина и, разрезав кусок птицы, кладет его в рот. Прожевывает и продолжает: ― Мы заботились о благополучии сына и хотели всего самого лучшего. И была вероятность, что она, твоя мама, охотится за нашими деньгами.
― Но это не так! ― горько взвыла и тут же себя укротила. ― Маме ни к чему были ваши деньги. Ей просто не хватало частички, похожая на нее.
― Знаю, дитя. Я поняла это после всего случившегося. Когда наш план был исполнен, Марта сбежала, а сын мог спокойно продолжать учиться и готовиться к предстоящему знакомству со своей невестой.
― С нашей мамой, ― выговаривает Джимми, хмуро глянув исподлобья. Старший его тычет локтем.
Ненадолго задержала на нем взгляд, отмечая, таким образом, он просто защищает честь своей матери и не стоит на него грузить свои угрозы, и вернулась к диалогу.