– У тех, кто придет после.
Тайная летопись жреца Инени
Глава 12
Течение лет
Ночью к нему пришла То-Мери.
Груди ее были тяжелы и прохладны, бедра – широки, кожа пахла мускусом, и в свои семнадцать лет она казалась сочным плодом граната: нажмешь, сдавишь слегка – и брызнет сладкий живительный сок.
В скромном домике Тотнахта ложа не нашлось, и Семен устроился на спальной циновке под покрывалом, ибо в месяц фармути ночи бывали холодными – даже здесь, в стране Пиом, напоминавшей райский сад. Тотнахт, получивший землю на вновь орошенных территориях, на запад от Озера и городка Хененсу, трудился вместе с братом в полях и лугах, а строительству жилищ внимания не уделял: стояли у него пять хижин из тростника, для супруги, детишек, всяческой утвари и запасов, и самую просторную из них он предоставил Семену. Ако с Техенной и остальная свита расположились у соседей, ну а То-Мери, служанка, ведавшая пищей и одеждой господина, была, разумеется, при нем. И в эту ночь – совсем близко…
Ближе некуда! – думал Семен, чувствуя, как прижимается к нему юное сильное тело. Девочка из Шабахи, дочь Хо, охотника на слонов, выросла красавицей, и все мужчины в доме, начиная от Ако и Техенны и кончая учениками из мастерской, уже пару лет посматривали на нее с плотоядным интересом. Но она избегала мужского внимания, и это казалось Семену вполне понятным: слишком ранний сексуальный опыт и насильник Икеда могли отбить всякую тягу к плотской любви. Что же касается чувств платонических, то этого простой народ в Та-Кем не понимал. Да и какие платонические чувства? Она была высока и стройна, с бархатистой шоколадной кожей, гибкой талией и длинными ногами, с грудью, как две виноградные грозди, и милым улыбчивым личиком; всякому роме было понятно, что боги создали ее не для бесплодных мечтаний, а для любви.
Однако к мужскому роду-племени То-Мери относилась с недоверием. За двумя исключениями: старый Мерира был ей приемным отцом, тогда как Семен – разумеется, господином, но еще и кем-то вроде дядюшки, богатого, доброго и щедрого. Он обучал ее счету, чтению и письму, водил в святилища и мастерскую, рассказывал о царских дворцах и своих путешествиях, следил, чтобы к праздникам ей приготовили подарок – нитку бус, зеркальце из полированной бронзы, тонкое полотно на платье. Как-то так получалось, что дома она всегда была поблизости, и ее присутствие, почти незаметное, не тяготило Семена – наоборот, казалось чем-то естественным и даже приятным. Повзрослев, она мало-помалу оттеснила других служанок, не позволяя ни одной из них касаться одежды господина, чистить его украшения или прислуживать во время трапез. Возможно, тут не обошлось без девичьих разборок, но То-Мери в пятнадцать лет была сильней и выше хрупких дочерей Египта, и кулачок у нее был тяжеловат. Ну, а там, где она не справлялась, помогала Абет, с палкой для раскатывания теста.
Последние годы То-Мери сопровождала Семена во всех его странствиях – в каменоломни у острова Неб, и в рудники Долины Рахени[34], и в города Мен-Нофр и Пермеджет, и в земли Дельты, что превращались во время половодья в архипелаг окруженных водой островов. Она побывала с ним на побережье Уадж-ур, в Буто, Саи и Хетуарете, у канала Та-тенат и в стране Гошен, граничившей с бесплодным Синаем; и во всех этих местах, изобильных или пустынных, к услугам Семена были чистые одеяния, накрытый стол и чаша с водой для омовений – а в чаше плавали лепестки роз или иных цветов, смотря по сезону. В общем, сплошная идиллия, как и положено между заботливой племянницей и добрым дядюшкой.
Но, как выяснилось в эту ночь, одних идиллий для То-Мери было маловато.
Семен уже дремал, когда она пришла, откинула покрывало и по-хозяйски, будто супруга с десятилетним стажем, расположилась рядом. Ее теплое бедро легло на его живот, шевельнулось туда-сюда, а через мгновение, убедившись в неизбежном результате, она наклонилась над ним, крепко обхватив коленями и прижимая к лицу нежные полные груди. Семен не успел и слова молвить, как его ладони оказались у нее на бедрах, и началось плавное скольжение – то вверх-вниз, то вперед-назад, и получалось это у нее отнюдь не хуже, чем у арфисток, и даже чем у возлюбленной Меруити. Эта неожиданная опытность ошеломила его – вряд ли толстяк Икеда мог обучить ее любви за ту неделю, когда насиловал малышку в своей хижине. Выходит, надоумили служанки… объяснили, что господину надо пребывать в покое, вкушая наслаждение, а девушка должна трудиться, работать одним местом – вот так, вверх-вниз, вперед-назад…
Он попытался высвободиться, но То-Мери держала крепко, уперевшись в его плечи ладошками, и в лунных лучах, едва озарявших хижину, Семен видел, как поблескивают ее глаза и зубы и мерно колышется грудь. Сопротивление могло привести к нешуточной схватке – в этой девчонке текла кровь охотников на слонов, и она умела добиваться своего! Подумав об этом, он рассмеялся, обхватил ее плечи и стан, прижал к себе покорное тело и слегка ей помог – так, что она всхлипнула и застонала, обдавая его шею теплым дыханием. Вскоре стоны сделались частыми, мышцы под бархатной кожей напряглись, и Семен ощутил, что сам улетает куда-то – быть может, в те волшебные края, какие он посещал доселе лишь с одной Меруити. Он прикоснулся к губам То-Мери – они были жаркими, сухими, как ветер ее родной саванны, пьянящими и сладкими, будто перебродивший мед.
Наконец девушка судорожно вздохнула и вытянулась в блаженной истоме, все еще стискивая его бедрами, приникнув влажным лоном к его животу. Семен лежал, поглаживая пышные пряди ее волос, чувствуя, как в бешеном ритме бьется сердце То-Мери, и размышляя, как понимать случившееся. Каприз? Позыв физиологии? Желание услужить господину? Может быть, подольститься к нему?
Однако блаженная улыбка на губах То-Мери доказывала, что все не так-то просто.
– Господин был щедр к своей служанке и могуч, словно Амон на ложе Мут, – отдышавшись, промурлыкала она. – Господин доволен?
– Господин желает знать, как пришла тебе эта идея. Сама додумалась или подсказали?
– Ну-у… – она куснула зубками ухо Семена. – Может, сама додумалась… а может, кто подсказал…
Семен шлепнул ее по упругой ягодице, и То-Мери взвизгнула.
– Отвечай, когда я спрашиваю! И без уверток! Ты в моем доме пять лет, и этот дом к тебе добрей, чем родичи в Шабахи… Ты решила отблагодарить меня? Или чего-то хочешь? Или замуж тебе пора? Или…
Ладошка То-Мери прижалась к его рту.
– Мой господин очень мудр… знает причины всякого дела – целых семь, и ни одной истинной… Как глуп мой господин!
– Но-но! – строгим голосом сказал Семен. – Не забывайся, женщина! Выпорю или продам в Гебал[35] длиннобородым джахи!
– Выпори, но никому не отдавай, ни в Та-Кем, ни за его пределами, – шепнула она. – Я хочу остаться с тобой, господин, ибо ты дорог сердцу моему… давно, очень давно… Маат видит, что это – истина!
Семен замер, боясь вздохнуть, а она все шептала и шептала, обжигая горячим дыханием его щеку.
– Я знаю о великой госпоже, чье имя нельзя произносить… знаю, что душа твоя – в ее ладонях… но мне, мой господин, надо совсем немножко места… вот здесь, у твоей груди… Я знаю, великая госпожа не станет гневаться… она понимает: ты – мужчина, сильный муж в этой стране, и если, ради любви к ней, ты не берешь жену, то должен взять наложницу… взять себе девушку, чтобы ночи, когда ты не с великой госпожой, не были пустыми и тоскливыми… А какая девушка подойдет тебе лучше меня? Какая, скажи?
Конечно, она была права – случались ночи пустые и тоскливые, ибо владычица Та-Кем – не из обычных женщин, чья жизнь вращается между постелью супруга и кухонной плитой. Они с Меруити виделись реже, чем хотелось бы, трижды или четырежды в месяц, и царица не раз намекала, что склонность души и потребности тела – вещи разные, и их не стоит смешивать. К таким вопросам в Обеих Землях относились проще, чем в грядущие века, но в этой простоте была несомненная мудрость, утерянная в христианскую эпоху. Если мужчине хватает сил на нескольких женщин, то что в этом грешного? Скорее, наоборот: много женщин – много детей, а дети угодны богам. Мужчина может взять супругу или не взять, а без наложницы ему не обойтись, и дело его, чем станет эта наложница – телесной усладой или отрадой сердца.
Говорила Меруити и о другом – о том, что зримые черты могущества необходимы людям, приближенным к власти и разделяющим ее с пер’о. Этот намек касался простых одеяний Семена и скромных украшений, а также упорного нежелания расстаться с домом на нильском берегу. Его, вместе со слугами, он унаследовал от Сенмута, живущего теперь во дворце, в царских садах, как и положено чати. И для Семена был приготовлен дворец с обслугой по категории VIP, но он предпочитал свою усадьбу и прежних слуг, в чьей верности не приходилось сомневаться.