Читать интересную книгу Маленький стрелок из лука - Вильям Козлов

- Какой ты молодец, Кирилл, что вытащил меня из Ленинграда, - проговорила Евгения, не переставая наносить мазки на холст. - Ты знаешь, я даже не скучаю по Ольке. Это, наверное, нехорошо? Каждое утро, просыпаясь и видя, что за окном хорошая погода, я радуюсь, как когда-то в детстве, зная, что нынче праздник и мне преподнесут подарок...

- Мне бы кто-нибудь преподнес подарок... - пробурчал Кирилл. Ему было приятно, что Евгения счастлива.

- Не порти мне настроения, - заметила Евгения. - Скажи лучше, когда мы поплывем на остров Важенка?

- Хоть сейчас, - ответил Кирилл.

- Давай завтра, - предложила она. - Рыбаки говорили, что всю неделю будет хорошая погода.

- Завтра так завтра, - согласился Кирилл. Ему действительно хотелось посмотреть на монашеский скит, сфотографировать его, а потом, в Клевниках все равно больше делать было нечего. Побывают на Важенке, и надо трогаться дальше. От деда Феоктиста он слышал, что в Терском районе есть такая деревня Морошкино, там живет его кума, так она столько понарасскажет, что этой штуковины не хватит записывать... Куму звать Ефимья Андреевна; она знает все старинные обряды: ее к на свадьбы зовут, и на похороны. Она и песни поет и а голос плачет... Да вообще Морошкино исстари славится сказителями и еще знаменитыми бондарями. Никто таких добротных бочек да кадушек не делает, как морошкинцы.

Кирилл узнал, как туда добраться, это оказалось не так-то просто. Нужно ловить на большаке лесовоз и на нем ехать по проселочной дороге до Умбы - районного центра, а оттуда на пароходе по Белому морю в сторону Кандалакши до Синявино. Вроде бы от поселка ходит автобус, когда нет распутицы. Да там недалеко, что-то около тридцати километров, можно и на своих двоих...

Кирилл бы уже и раньше туда отправился, но Евгения никак не могла расстаться со своей Пуповой горой, она умоляла пожить здесь еще хотя бы неделю, а теперь вот предстоит путешествие на Важенку... Кирилл во всем идет ей навстречу, а она... после десяти вечера, здесь рано ложатся спать, уже и на порог своего дома не пускает.

Кирилл устал стоять у нее за спиной и присел на поваленную березу. Здесь, на Севере, ветры и штормы бывают столь свирепые, что вырывают деревья с корнями из земли. Плывешь по Оленю, и все берега ощетинились корягами и черными сучьями. Иногда их так много навалено, что и пристать невозможно.

- Мне Глаша сегодня призналась, что если бы у нее не было Саньки, то она в тебя бы влюбилась, - бросив на него смешливый взгляд, сказала Евгения.

- Мне Глаша тоже много чего наговорила...

- Потешная девчонка!

- Например, она заявила, что никак не может взять в толк, приехали, мол, вместе, а живем порознь, - продолжал Кирилл.

- Иногда она высказывает такие мысли, что только диву даешься. Даже странно слышать подобное от ребенка.

- Глаша - молодчина.

- И еще она спрашивала, почему я всех в деревне рисую, а тебя нет.

- И что же ты ей ответила? - заинтересованно спросил Кирилл.

- Почему-то мне пока не хочется твой портрет написать, - пожала она плечами. - Или ты очень ясен, или я тебя еще совсем не знаю...

- А тех, кого пишешь, хорошо знаешь?

- Когда пишу, я их узнаю, - ответила она.

- Мне нравится Глашин портрет, - сказал Кирилл.

Она благодарно взглянула на него и ничего не сказала. Мазки на холст теперь ложились медленно, неуверенно. Солнце отклонилось в сторону, от берез и сосен вытянулись длинные искривленные тени. Олень превратился в овцу, весь покрылся белыми барашками. Глухо и тревожно бухали в берега свинцовые волны, но чувствовалось, что это последняя попытка озера побуйствовать, вдали волны уже не были такими большими, как у берега, небо над озером стало розовым, будто его киноварью разбавили, стихал ветер. Теперь он дул со стороны деревни и был не таким обжигающим. У ног Кирилла копошились маленькие черные муравьи, бледно-лиловая бабочка порхала над голубым цветком с каплей росы в желтой чашечке. Крики чаек па песчаной косе стали тише, ветер относил их резкие голоса в озеро. Послышался негромкий тарахтящий звук лодочного мотора: в синей дали на волнах замельтешила черная точка. Она быстро увеличивалась, принимая очертания лодки. К деревне приближался карбас. Скоро можно было различить на корме неподвижную фигуру человека в плате Одной рукой он держался за румпель. Ветер заносил б сторону капюшон, когда он опускался на простоволосую голову рыбака, тот свободной рукой отбрасывал его. Нос лодки был задран, блестел оцинкованный бидон с горючим.

- Кто мы с тобой, Евгения? - спросил Кирилл, и в голосе его прозвучали тоскливые нотки. Он на самом деле не знал, как себя вести с этой женщиной? С каждым днем он чувствовал к ней все большую любовь, казалось, что они знакомы вечность, но он совсем не знает ее. Не знает, что у нее на уме, что она может выкинуть в любую минуту. Затоскует по своей Ольке, бросит все и уедет, как уехала из Ленинграда. Уж если она смогла удрать от матери и дочери, то уж от него-то и подавно удерет... Он улыбнулся, вспомнив детскую сказку про колобок, который и от дедушки ушел, и от бабушки ушел... А если она и впрямь уйдет, укатится, как хитрый колобок, то ему будет плохо. Он это точно знал. Несколько раз, просыпаясь утром, ему вдруг казалось, что Евгения уехала и он остался один. Вскакивал, не умываясь, со всех ног мчался к ее дому, заглядывал в окно и, увидев на тумбочке ее вещи - косметику, щетку для волос, духи, - успокаивался. Утром Евгении никогда дома не было, она вставала раньше его и уходила на Пупову гору или еще дальше, где за березовой рощей начиналась тайга с комарами и мошкой. Завтракали они вместе на веранде, и в эти утренние минуты Кирилл бывал счастлив. Он видел ее, иногда ловил взгляд, добрый и внимательный. Искры в ее глазах мельтешили, посверкивали. И вся она была свежей, благоухающей, будто умылась росой, даже красные пятнышки на лице от комариных укусов не портили ее.

Ели они блины, макая их в густую вязкую сметану домашнего приготовления, пили крепкий чай с твердыми, как камень, белесыми пряниками, которые Глаша привозила из магазина. Когда кому-нибудь из них никак было не раскусить пряник, они смеялись, им даже нравилось, что пряники такие крепкие.

- Мы с тобой, Кирилл, хорошие знакомые, - не сразу ответила она. - Разве это так уж мало? Я не очень-то легко схожусь с людьми, а с тобой мне легко к празднично.

- Мне тоже, - сказал он. - Но так ведь вечно не может продолжаться? Я иногда ловлю себя на мысли, что однажды просыпаюсь, а тебя нет...

- Куда же я денусь, Кирилл? - улыбнулась она.

- Испаришься, как этот туман над озером, - совсем не весело ответил он.

- От своего счастья люди не убегают.

- Счастье - это... - Кирилл обвел взглядом окрестности, - озеро Олень, небо, твоя работа... Или еще что-нибудь другое?

Он будто мальчик признавался в своей любви и путался, стеснялся. Почему-то никак не мог назвать вещи своими именами. От этого ему становилось досадно, неловко и перед ней, и перед самим собой. Но судя по всему, его смущение ей нравилось. Глаза ее еще ярче заблистали, когда она повернулась к нему, забыв про мольберт. На кисти алела крошечная капелька.

- Все вместе, Кирилл, - сказала она.

- Я понимаю, тебя устраивает именно такое счастье, - заметил он.

- Я ведь предупреждала, что со мной будет трудно.

- До встречи с тобой мне казалось, что я любил двух женщин... - начал было он, но она перебила:

- Фу, какие примитивные слова!

- Я вас люблю - это тоже примитивные слова, однако они прекрасны, если это правда. Но дело не в словах... Так вот послушай... Одна меня обманула, и мне показалось, что я навсегда разочаровался в женщинах. Встретил вторую и снова я поверил...

- И вторая тебя бросила?

- И ты знаешь, что я понял? Не бывает женщин хороших или плохих. Есть просто женщины, которых мы любим или не любим. Если любим, мы и некрасивую превратим в божество, и наоборот...

- Так что же случилось с той, второй твоей любовью? - спросила она.

- Это была не любовь, - сказал он. - Добровольное заблуждение. Обман самого себя. Причем она даже не старалась помочь мне обманываться, скорее наоборот... Самые опасные женщины это те, которые никого не любят, даже себя... Они приносят людям истинное несчастье.

- Видишь, после второй, любви ты помудрел... - она без улыбки смотрела на него. Капля на кисти съежилась и помутнела.

- Я не сказал, что это была любовь. Мне так казалось.

- А сейчас? - поддразнила она.

- Сейчас мне не кажется, - просто ответил он. - Я люблю тебя, Евгения. И знаю, что без тебя мне будет очень плохо.

- Мне не хотелось бы сделать тебя несчастливым, - вздохнула она. - А одному человеку я уже принесла несчастье. Моему бывшему мужу. Мы прожили ровно год и шесть месяцев. Он даже ни разу не видел Ольку. Да, пожалуй, и не знает, что она его дочь.

Кирилл ждал, что она расскажет дальше, но Евгения умолкла. Перевела взгляд на холст, ткнула кисть в палитру, но больше не сделала ни одного мазка.

- Кажется, стало теплее, - сказала она и невесело улыбнулась: - А у меня пропало вдохновение...