Теперь самым страшным и опасным похитителем душ было зеркало.
Конечно, нехорошо так дурачить людей ради нескольких снимков. Поэтому сама я то и дело усаживалась перед зеркалом на корточки, чтобы причесаться, вытереть лицо, поглядеть на себя, а потом отходила как ни в чем не бывало, показывая, что совершенно его не боюсь. Со временем даже дети перестали бояться и подходили ближе. Они пулей проносились мимо зеркала и, обнаружив, что ничего страшного не произошло, пробегали перед ним снова и снова. Наконец вокруг зеркала собралась целая толпа громко галдящих людей. Эпопея с похищением душ на этом закончилась.
После моего замужества не только я стала собственностью Хосе. Мой фотоаппарат тоже угодил в его лапы.
За все время нашего свадебного путешествия в дюнах мой повелитель ни разу не позволил мне прикоснуться к моему же сокровищу. Теперь главным похитителем душ в пустыне был он. И все чаще эти души принадлежали нашим красавицам-соседкам.
Однажды мы взяли напрокат джип и отправились к Атлантическому побережью, за тысячу километров от нашего поселка.
Пустыня… Иногда она черная, иногда белая; иногда желтая, а иногда алая. Я люблю пустыню величественно черной, а Хосе она нравится белой. Он говорит, что под ярким солнцем она напоминает филигранно выписанный снежный пейзаж.
В районе полудня мы проезжали через ослепительно белые пески. Берег пустыни омывал глубокий синий океан. Вдруг, откуда ни возьмись, в небе возникло бледно-пунцовое облако, медленно спускавшееся к воде. Небо над океаном окрасилось закатными лучами.
Я в изумлении глядела на это необычайное небесное явление. Как же это возможно – предзакатные сумерки в полдень?
Пригляделась… Боже мой! Это была стая розовых фламинго. Несметное число бок о бок летящих фламинго, тянущих головы к берегу, подхватывающих с земли неизвестно какие лакомства.
Я легонько дотронулась до фотоаппарата и сказала тихо:
– Дай я сниму. Сиди спокойно, не шевелись.
Но Хосе меня опередил: миг – и он уже нацелил объектив.
– Снимай скорей!
– Не могу поймать, слишком далеко. Дай я выйду.
– Не выходи, сиди тихо, – зашипела я.
Хосе не стал меня слушать, снял ботинки и, стараясь не делать резких движений, поспешил к заливу. Он будто подкрадывался к гостям, спустившимся прямо из рая, чтобы внезапно на них напасть. Но стоило ему подобраться поближе, как пунцовое облако мигом взмыло в воздух и исчезло без следа.
Жаль, что нам не удалось сделать снимок розовых фламинго, но это чудесное мгновение навсегда сохранится в моей душе, я всю жизнь буду о нем помнить.
Как-то раз мы с приятелем из местных отправились в гости в один шатер: в тот день хозяин торжественно зарезал козу и пригласил нас на угощение.
Приготовить козлятину проще простого: козу разделывают на десять кусков, бросают истекающее кровью мясо на огонь; когда оно наполовину зажарится, его складывают в большое глиняное корыто и посыпают солью, затем все садятся вокруг и вместе едят.
Все мы взяли по большому куску. Откусив несколько раз, сложили их вместе и пошли наружу пить чай и играть камешками в шашки. Спустя час нас снова собрали вместе, и мы опять прилежно принялись за мясо, хватая чьи попало куски, не обращая внимания на то, кто откусывал от них прежде. Так продолжалось несколько раз – поев немного, мы отдыхали, а затем снова принимались за еду, пока от козы не остались одни кости.
Я попросила Хосе сфотографировать меня поедающей мясо. Но на карточке мы видим лишь застывшее движение. Как сфотографировать такую фразу: «Я жую кусок мяса, на котором слюна троих-четверых, а то и больше, едоков», я не знаю.
Однажды мы с Хосе пошли смотреть на рождение верблюжонка. Нам рассказывали, что верблюжонок, появляясь на свет, падает из утробы прямо на землю. Ничего подобного нам видеть не приходилось, и мы, конечно, взяли с собой фотоаппарат.
Кто же знал, что верблюжонок заупрямится и не захочет появляться на свет. Я извелась от долгого ожидания и пошла прогуляться. И увидала издали, как приглядывавший за верблюдами старик встал на колени, явно не для молитвы, затем поднялся снова.
Глядя на него, я подумала вот о чем. В пустыне ведь нет туалетной бумаги, как же без нее обходятся люди, справляющие большую нужду?
Не бог весть какой животрепещущий вопрос, но я все же начала над ним размышлять. Я подбежала к Хосе и тихонько спросила его:
– Хосе, как они это делают?
– Когда он встал на колени, а потом поднялся – это он по малой нужде ходил, не по большой.
– Ты хочешь сказать, в этом мире есть люди, справляющие малую нужду стоя на коленях?
– Кто на коленях, кто на корточках. Разве ты не знала?
– Сфотографируй это, пожалуйста!
Открытие, достойное быть увековеченным.
– Он же со всех сторон укрыт халатом. На фото выйдет просто человек, стоящий на коленях, чего тут интересного.
– Все равно интересно: где еще в мире есть такой диковинный способ справлять малую нужду?!
По-моему, это было чрезвычайно любопытно.
– Ну и в чем тут художественная ценность? А, Сань-мао?
Я не нашлась что ответить.
Что же до самой-самой забавной моей фотоистории, то и она произошла в пустыне.
Мы разбили палатку неподалеку от Эль-Аюна. Один молодой человек, сахрави, увидев нас, подошел поболтать. Он был молод и дружелюбен, говорил по-испански, рассказал, что в свое время помогал монахиням из передвижного госпиталя, и всячески подчеркивал, что он – человек цивилизованный.
Наш новый знакомый с большой готовностью отдал нам свою душу, вежливо попросив Хосе одолжить ему одежду для фотосессии. Он аккуратно надел на руку часы Хосе, долго причесывался то так, то эдак, пока наконец не остановился на совершенно не подходившем ему по стилю варианте. Он был похож на неотесанного чурбана, строившего из себя европейца.
– Скажите, у вас цветной фотоаппарат? – учтиво спросил он.
– Что? – Его вопрос застал меня врасплох.
– Ваш фотоаппарат, он цветной? – повторил он.
– Вы имеете в виду негативы? Фотоаппарат не может быть цветным.
– Может! Вот раньше у монахинь был черно-белый фотоаппарат. Но лично я предпочитаю цветные.
– Вы о фотопленке? Или о технике? – Слушая его, я уже ни в чем не была уверена.
– О технике, конечно. Сами не понимаете, так у мужа спросите. Фотоаппарат у него, как я погляжу, снимает в цвете.
Он бросил на меня снисходительный взгляд – ох уж, дескать, эти женщины.
– Все верно! Не шевелитесь! У меня в руках – лучший в мире цветной фотоаппарат. – Хосе торжественно поднял фотоаппарат и сделал снимок этого утонченного юноши, полагавшего себя поборником цивилизации.
Я