Рено с Беатрисой подошли к крыльцу, возле которого застыла Эмили, бережно поддерживаемая своим мужем.
— Рено, — ласково произнесла она и коснулась рукой его щеки. — Рено, неужели это ты?
Он прижал ладонью ее пальцы к своему лицу, его глаза заблестели от навернувшихся слез.
— Да, Эмили, это я, — хриплым от волнения голосом ответил он.
— О, Рено! — горячо воскликнула она и бросилась ему на шею. Он неуклюже обнял ее, потому что ему мешал огромный живот Эмили, и закрыл глаза от счастья. Его младшая любимая сестра была опять вместе с ним.
Они долго стояли, обнявшись, пока Эмили не отстранилась от него. Она улыбнулась. Прошло столько лет, а улыбка у нее осталась прежней — по-детски наивной и светлой.
— Я просто мокрая курица. Еще немного, и я заплачу прямо на улице. Сэмюел, проводи меня в дом.
Хартли быстро, но осторожно повел ее внутрь, а за ними не спеша, последовали Рено с Беатрисой. За Хартли и Эмили шел долговязый подросток, который пару раз оглянулся назад. Рено вспомнил, что мальчика зовут Дэниел, в последний раз он видел его малышом, который только учился ходить. Теперь Дэниел сильно вырос и ростом был почти с мать.
Рено дружелюбно кивнул Дэниелу:
— Я твой дядя.
— Знаю, — ответил подросток. — У меня пара ваших пистолетов.
— Неужели? — притворившись удивленным, спросил Рено.
— Да. — Вид у Дэниела был явно взволнованный. — Послушайте! Можно мне оставить ваши пистолеты у себя?
Беатриса прыснула со смеху. Рено бросил на нее недовольный взгляд, а затем серьезно ответил подростку:
— Думаю, что можно.
Как только все расположились в гостиной, Беатриса, извинившись, вышла, чтобы распорядиться насчет чая и угощений.
— А птиц на вашем лице нарисовали индейцы? — спросил мальчик.
— Дэниел, — строго одернул сына отец. Подросток сразу потупил взгляд и смущенно пробормотал:
— Извините.
Рено невозмутимо ответил:
— Да, индейцы. Это татуировка.
Как раз в этот момент в гостиную вернулась Беатриса. Услышав слова Рено и обратив внимание на его помрачневшее лицо, она поспешила утешить его. Присев рядом с ним, Беатриса просунула свою ладонь под его руку. Он благодарно пожал ее.
— Меня зовут Беатриса Корнинг. Эмили сразу выпрямилась:
— Вы та самая Беатриса, о которой нам писала тетя Кристель. Итак, вы выходите замуж за моего брата.
Беатриса взглянула на Рено и с радостью сказала:
— Да, свадьба уже не за горами. Однако мисс Молине ни словом не обмолвилась о вашем приезде. Мы бы приготовились к встрече.
— По-видимому, она тоже ничего не знала. Я отправила ей письмо, но оно, вероятно, затерялось в пути. Дело в том, что у Сэмюела оказались неотложные дела в Англии, и я решила поехать вместе с ним, чтобы навестить тетушку. Представляете, как она удивилась, увидев нас? Она сразу же выложила нам радостную новость, что Рено жив и вернулся в Англию.
— Я понимаю вашу радость, — отозвалась чуткая Беатриса.
— Да?! — Эмили быстро перевела свой умный и проницательный взгляд, с Беатрисы на Рено и обратно. — Извините, а вы не представите нас нынешнему графу Бланшару?
— Самозванец, — буркнул Рено.
— Я его племянница, — вставила Беатриса, пытаясь снять неловкость.
— И моя будущая жена, — с гордостью поправил ее Рено.
— Гм… я слышала… — Эмили замялась. — Тетя говорит, что вы месяц назад вернулись домой.
— И за столь короткий срок он уже успел вскружить мне голову, — весело заметила Беатриса, ловко обходя неприятную тему.
Хмурый вид Эмили раздражал Рено. Он столько вынес за последние семь лет, а его младшая сестра наивно полагает, что он нуждается в ее житейских советах. Он открыл рот и уже готов был наговорить кучу дерзостей, как вдруг Беатриса довольно сильно ткнула его локтем в бок. Он с удивлением посмотрел на нее — взгляд у Беатрисы был внимательный и серьезный, будто она хотела предостеречь его от опрометчивого шага.
Благополучно избежав неприятного оборота, разговор в гостиной приобрел более легкий, живой и непосредственный характер. Хартли рассказал кое-что о своем бизнесе в Бостоне и Лондоне, Эмили вставила, причем к месту, в канву его делового рассказа любопытные подробности их знакомства. В основном светскую беседу поддерживали дамы, но Рено нравилось слышать приятный голос сестры, который удивительно гармонировал с мелодичным голосом Беатрисы. Давно забытое ощущение семейного счастья и домашнего уюта овладело его душой.
Наконец Эмили пожаловалась на усталость, и Хартли с озабоченным видом помог ей встать с кресла. Пока дамы обменивались прощальными словами и поцелуями, Хартли обернулся к Рено и произнес:
— Я рад вашему возвращению домой.
Рено вежливо кивнул. Он действительно был дома.
— Я слышал, что вы провели через леса спасательный отряд, чтобы освободить тех, кто попал в плен.
— Я сделал все, что было в моих силах, — ответил Хартли. — Если бы я знал, что вы живы, я бы прочесал все тамошние леса, чтобы найти вас.
Сейчас легко было рассуждать, что можно было бы сделать тогда, но выражение лица Хартли подкупало своей искренностью и решимостью, и Рено понял, что Хартли говорит это не ради красного словца.
— Но вы считали меня погибшим, — сказал Рено, протянув ему руку.
Хартли горячо ее пожал: — Добро пожаловать домой, в Англию.
У Рено перехватило дыхание. Чтобы Хартли не заметил его повлажневших от слез глаз, он быстро отвернулся. Проводив семейство Хартли до дверей, Рено вернулся в гостиную, где Беатриса пила чай. Он подошел к камину, на котором стояла фарфоровая статуэтка пастушки, принадлежавшая его матери. Внимательно рассмотрев ее, Рено перешел к окну. Все время, пока он молча ходил по гостиной, он чувствовал на себе изучающий взгляд Беатрисы.
— Ты себя хорошо чувствуешь? — вдруг спросила она.
— С чего ты взяла, что мне плохо? — помрачнел он, не отводя взгляда от окна.
— Прости меня, но мне показалось, что у тебя на душе тревожно.
Он тяжело вздохнул, опять удивившись ее чуткости и проницательности:
— Даже не знаю, но мне почему-то не по себе. Да, Эмили вернулась, рядом со мной родные и близкие, но мне по-прежнему чего-то не хватает.
— Семь лет в плену не могли пройти бесследно. Тебе нужно время, чтобы привыкнуть, освоиться, — рассудительно заметила Беатриса.
— Прежде всего, мне нужен мой законный титул.
Она спокойно выдержала его прямой взгляд и сказала:
— Хорошо. Значит, как только ты вернешь себе титул и состояние, ты перестанешь злиться и начнешь радоваться жизни?
— А разве может быть иначе? Я тебя не понимаю.