Я сделал доклад Гитлеру в Оберзальцберге вечером 6 марта. Более трех часов я раскрывал причины, из-за которых невозможно было отбросить врага назад к морю, несмотря на все наши подкрепления. После пяти лет войны войска были изнурены до устрашающей степени. Тяжелые потери серьезно усложняли задачи командиров всех рангов. Например, теперь редко было возможно скоординировать огонь разных видов орудий. Гитлер часто перебивал, но мне каждый раз удавалось удержать его внимание на теме. В конце явно под влиянием эмоций Гитлер заявил, что он хорошо понимает, что изнурительная война влияет на народ и на вермахт. Он пообещал подумать, как прийти к быстрому решению. Однако, чтобы сделать это, ему нужна победа. Победа широкомасштабная. На Восточном фронте она невозможна, потому что у нас на это не было сил. Поэтому он надеялся, что нападение на Неттуно принесет успех. Я покинул кабинет с ощущением, что наткнулся на стену непонимания. Позднее Кейтель попрощался со мной словами: «Вам повезло. Если бы мы, старые болваны, сказали даже половину из того, что сказали вы, фюрер повесил бы нас». На самом деле казалось, что в тот вечер Гитлер был удручен. Но, оглядываясь назад, можно решить, что он посочувствовал нашим трудностям в Италии лишь с тем, чтобы успокоить нас. В течение двух последующих дней он расспрашивал офицеров с фронта, но те лишь подтверждали сказанное мною. Однако последствиям, на которые мы надеялись, не суждено было наступить.
Прошли первые четыре месяца 1944 года, и союзники не смогли прорвать германский фронт в Италии или завоевать сколько-нибудь значительную территорию. Однако Кессельринг давно уже оставил надежду сокрушить плацдарм. Противники располагали громадным резервом солдат; некоторые из их дивизий еще не видели боя. Вероятно, их придерживали для решительного сражения. Заявления Черчилля четко указывали на это. Мы должны были ожидать общего наступления с целью полного разгрома германской группы армий. Сила и мощь этого большого наступления, которое могло начаться в любой день в первых числах мая, не скрылись от глаз немцев. Единственный вопрос: «Где?», ибо группа армий была почти слепа. Наша воздушная разведка больше не могла проникать глубоко на материк. Рапорты от агентов почти не поступали. Пленных брали редко. Единственная полезная информация приходила благодаря перехватам и расшифровке радиообмена врага. Активность противника в этом отношении была настолько интенсивной, что мы ежедневно перехватывали множество радиосообщений, а некоторые даже шли «клером», то есть без шифра. Однако такая форма разведки всегда могла быть ошибочна с точки зрения места и интерпретации.
Представляя себя в шкуре противника, Кессельринг пришел к выводу, что почти полное отсутствие германских военно-морских сил и слабость люфтваффе могли бы сделать возможными большую высадку без значительных препятствий в районе Ла-Специа – Легхорн. В этом случае союзники смогли бы не только вступить на сушу, но также заблокировать проходы через Апеннины перед германскими дивизиями, большинство из которых шли пешком, и могли бы пройти триста пятьдесят километров, отделявших их от места высадки. Такая операция привела бы к коллапсу фронта в Средней Италии и нанесла бы роковой удар по группе немецких армий. Но даже высадка ближе к фронту обязательно вынудила бы обе армии отступить, потому что у немцев не было достаточно сил, чтобы отбить атаку на фронте и высадку. Особенно тревожил тот факт, что вражеским военно-воздушным силам не особенно мешала погода. А потому перемещать войска или припасы можно было лишь в течение нескольких ночных часов.
Задача группы армий состояла в том, чтобы защищать район к югу от Рима. Следовательно, наступления союзников приходилось ожидать на нынешних позициях. И все же необходимость широкого и, вероятно, быстрого отхода могла легко возникнуть из-за высадки противника у нас в тылу или по ходу битвы. Фундаментальные замыслы Верховного командования могли сделать это исключительно сложным. Однако прежде всего нужно было сделать все, чтобы обеспечить высшую степень готовности к обороне. Меры, направленные на это, состояли в укреплении плацдармов, увеличении складов припасов, укреплении фронта между берегом и Кассино, где имелись безошибочные признаки концентрации врага, и образовании мобильного резерва из четырех дивизий.
Эти меры еще отчасти продолжались, когда 11 мая 1944 года началось наступление союзников. Несмотря на то что оно не сопровождалось ожидаемой высадкой, наступление вскоре увенчалось успехом. Рим пал 5 июня. Попытки удержать фронт у Кассино и вокруг плацдармов продолжались дольше, чем могла бы гарантировать мощь наших войск, следовательно, линия растянулась до места разрыва и грозила полностью развалиться. Иногда казалось, будто изможденные германские войска, которым еще угрожали партизаны с тыла, едва ли могли сделать еще шаг. Между тем в конце концов, после яростного и стоившего многих жизней сражения, они сумели добраться до позиции на Апеннинах[38] и остановились там. Только после большого наступления весной 1945 года германская группа армий попала в клещи. Отвод нескольких союзных дивизий, которые должны были принять участие в высадке на юге Франции, несколько смягчил опасное положение немцев.
Германское и союзническое руководство
Характер ведения войны определяется многими факторами. Я упомяну лишь о самых значительных, чисто военных факторах. Это количество и качество имеющихся сил, наличие взаимной поддержки всех трех частей вооруженных сил, объем снаряжения (и возможность регулярной поставки их в войска), а также способности командующих. Последние должны реалистично оценивать все данные, четко рассчитывать время и место, быть смелыми и в то же время осмотрительными.
Сначала рассмотрим стратегию немцев в Италии. Германские силы обладали большим опытом в бою и хорошим или очень хорошим качеством; количество их в целом было адекватно задаче обороны, выдвинутой перед ними. С другой стороны, люфтваффе почти полностью вытеснены с неба, и они были не способны предоставить серьезную помощь, разве что своими орудиями. Военно-морские силы были малочисленны. Основное бремя войны, таким образом, приходилось выносить сухопутным силам. И они могли бы лучше справляться с этим бременем, если бы было возможно обеспечить их адекватным снабжением и боеприпасами, а также поставлять прочие необходимые вещи. Однако здесь был не тот случай. Рацион и медицинское обслуживание были хорошими, но боезапаса не всегда хватало, и едва ли орудия могли стрелять больше, чем в пропорции один к пяти или один к десяти по сравнению с количеством стрельбы противника. Разумеется, нам недоставало бензина, запасных частей и обмундирования. Даже те скудные поставки, которые направлялись нам, не всегда регулярно доходили до фронта. Вражеские военно-воздушные силы днем и ночью, всякий раз, когда позволяла погода, атаковали железнодорожные пути, поэтому никто не мог предсказать, сколько времени потребуется на то, чтобы провизия, добравшаяся до Верхней Италии, может попасть в руки войск, сражавшихся на линии фронта. С учетом того, что мы уступали в воздухе, именно такие трудности с поставкой снаряжения вызывали наибольшую тревогу у германского руководства в Италии.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});