Читать интересную книгу Чижик – пыжик - Александр Чернобровкин

— Сделаем.

Выходя из «Звезды», я остановился перед будкой и спросил:

— Однокашник, знаешь, почему коза всех хуже?

— Нет, — ответил он.

— У нее пизда снаружи. Кто захочет, тот и выебет, — открыл ему тайну. — Догоняешь, к чему я это спросил?

Он промолчал. Молчишь — в пизде торчишь.

— К тому, что стою и думаю, выгнать тебя с работы или нет? Намек понял? — и кинул ему на прощанье: — Алямс-тралямс!

Он снова промолчал. Засунул указательный палец за воротник и провел, будто ослаблял удавку. Так-то, помнить надо, что место твое — в шестерках. Рожденному хуй сосать не дадут ебать.

Варваринов выполнил обещание, через несколько дней мы встретились в кабаке втроем: я, он и муж подруги его жены. Постоянно поправляя очки в тонкой золотой оправе, заведующий отделением сбербанка долго и нудно расспрашивал меня, уточнял детали. Осторожный, сука. Наверное, таким и должен быть банкир. Мои условия ему понравились и вскоре в городе появился первый негосударственный банк — Толстожопинский коммерческий. Семьдесят пять процентов акций принадлежали мне, пять — банкиру, а остальные разошлись по мелочи среди областной верхушки.

Как в ивановском колхозеЕбут девок на навозе.Их ебут, они пердят —Брызги в стороны летят!

Рынок Толстожопинска каким был три года назад, таким и остался — шумным и вонючим. Правда, стало больше товаров, шашлычных и нищих. У входа сидела та самая ебанашка среднего пола, рекламировала денатурат. Я по традиции кинул ей купюру. Жена удивилась, потому что знает мой жизненный принцип: на хуй нищих — бог подаст. Что поделаешь, рынок — такое место, где надо кого-нибудь наебать, а в этом деле не помешает подкормить удачу.

Я быстро протащил Иру мимо рядов, заваленных барахлом. В доме больше нет места для шкафов, которые она до отказа набивает тряпками. Почти каждый день слышны ее радостные крики: нашла одежку, купленную когда-то давно и забытую. Мы подходим к продуктовым рядам, начинаем затариваться. Домработница боится сюда ходить, Толя сегодня выходной, поехал на «вольво» в деревню к приболевшей матери, а Ирку одну нельзя сюда запускать: обязательно всучат ей отборнейшее говно и забудет купить самое необходимое.

В Карабахе азеры с хачиками воюют вовсю, а здесь стоят рядышком, наебывают славян, отстраивающих им разрушенное войной и землетрясением. Летом восемьдесят девятого азеры порезали из-за баб двух местных парней. Те собрались и немножко погоняли зверье. Мои спортсмены тоже принимали участие. Били курчаво-курносых всех подряд, а потом уже разбирались, какой национальности. Где-то с месяц после этого зверье стояло на рынке с табличками во всю грудь, на которых, чтобы опять не перепутали, толстыми буквами было написано: лезгин, осетин, ингуш… Дружба народов — дело толстое.

Я подхожу к зверю, который спрятался за баррикадой из фруктов, одна курчавая голова выглядывает. В руке у меня сотня. Я торгуюсь и верчу ее пред его загнутым шнобелем. Беру у него яблоки и сдачу с сотни. У другого прицениваюсь к бананам и тоже верчу перед носом сотню. Россия превратилась в банановую республику, только не выращиваем их в непотребном количестве, а пожираем в еще большем. Покупаю бананы и получаю сдачу. Когда я перед клювом пятого или шестого вертел сотню, у Иры появляется подозрение. Она не улавливает момент, когда и куда исчезает купюра, но точно знает, что торговец ее не получал. Округленными от удивления глазами она смотрит, как он отсчитывает мне сдачу. У следующего она зорко наблюдает за нами, опять упускает момент исчезновения и еле сдерживается, чтобы не прыснуть, когда лох протягивает мне деньги. Азер не может понять, почему она тащится, начинает нервно дергаться. Нет, в таких условиях нельзя работать!

Мы переходим в мясные ряды, где на вырученную мелочь быстро, не торгуясь, отовариваюсь у русских бабок мясом, колбасами, копченостями. Я складывал в пакет последние покупки, когда к бабке подошел зверь — не азер, скорее, чечен — и сказал:

— Дай.

Она отдала ему заранее приготовленные деньги. То же самое молча сделали и ее соседки. Я прикинул, сколько на рынке мест. Вот это да! А мы на рынок забили, мол, слишком много мороки, мол, на хую сала не соберешь. Лень, бля, наклониться за деньгами. Хотя с другой стороны хорошо, что русский человек ленив — меньше революций. Я прошел к параше, понаблюдал за зверьем, которое там тусовалось. Трое стояли ближе к забору и пиздоболили. Чуть в стороне, рядом с урной, тусовался четвертый, лягушка икряная. Нарком подходил к троице, платил и шел погулять. Один из зверей топал к лягушке, передавал заказ. Лягушка клала наркоту в урну и растворялась в толпе. Возвращался нарком, его отправляли к урне, где он и брал то, за что заплатил. Да, хорошая многоходовка. Наверное, гроссмейстер консультировал. Лохи-мусора ни за что не прихватят с поличным. За те минут пятнадцать, что я наблюдал за зверьем, они обслужили двоих. А за день сколько? Пора нам браться за рынок.

У выхода меня нагнал азер, которого наебал последним. Глаза страшные, как у таракана.

— Дорогой, подожди, да!

— В чем дело? — говорю я.

— Так нельзя, да! Купил — заплати! И сдачу верни, да! — замахал он руками.

Хуй тебе в горсть вместо сдачи!

— Иди нахуй, гетверан (пидор по-азербайджански)! — посылаю его. — Не умеешь торговать, не берись.

Он сунул руку в карман. Может, за ножом, а скорее, понтовался. Я не стал выяснять, заехал ногой в рыло, потому что руки были заняты пакетами. Азер крякнул и осел на пятую точку. Хуй тебе — еще кому? Два его земляка, собиравшиеся подписаться, передумали, исчезли в толпе.

Уже у машины я спиной почуял опасность. Накатывались трое. Не те, что тусовались у параши. Сколько же их здесь? Я открыл переднюю дверцу, кинул пакеты на седушку и на всякий случай достал из тайника пистолет.

Звери притормозили, увидев, что я хозяин «мерса». Для них тачка — мерило человека. А когда разглядели пистолет, и вовсе передумали.

— Чего-то хотели, орлы? — окликнул я их.

Народ вокруг нас начал стремительно разбегаться. Ирка зашла за машину, задышала громко, будто стометровку отмахала на рекорд. Звери молча топтались на месте. Не хотите срать, не мучайте жопу.

Я демонстративно сплюнул в их сторону и сел в машину. В зеркальце было видно, что они обмениваются мнениями обо мне. Судя по отсутствию жестов, эмоции у них тусклые, на отвагу не тянут. Не по-ихнему вышло: думали — хуй, а попали на дышло. Шоблой на беззащитного — это они умеют, а почувствуют силу — начинают кругами ходить, чтобы в спину ударить. Среди воров мусульманин — такая же редкость, как целка среди старшеклассниц. Они не знают, что такое честь, слово вора, западло. Их принцип — наебать любым путем, игра стоит очка! Я посигналил им на прощанье.

Это правду говорят,Что я совсем состарился:Выеб шестерых девчат,На седьмой запарился!

Я дал установку Михалевскому последить за рынком, установить, кто пасется, сколько гребут, кого из мусоров подкармливают. Хотел перекинуть это дело Вэке, но друг детства загулял по буфету. Запой затянулся еще на три недели и я запамятовал о рынке. Хватало дел посерьезней. Я с юношеским рвением занялся бизнесом, а хозяйство вести — не хуем трясти. Времени не хватало жене изменить. Да и ее стал реже ебать. Она долго пыталась выведать, кто моя новая блядь. У баб мысли только в одном направлении работают, которое они почему-то называют любовью. Впрочем, для них любовь — все, что не скучно и бесплатно. Я связался с Биджо и мы начали перекачивать через мой банк и офшорные фирмы за кордон какие-то правительственные кредиты на подъем сельского хозяйства. Одна такая операция приносила мне больше, чем моя братва собирала за месяц со всей области. После первой операции банкир с неделю ходил охуевший, даже в цифрах путался. Постепенно привык. Сейчас миллионы зеленых перебрасывает туда-сюда, как тюки макулатуры. Варваринов тоже лихо развернулся, пооткрывал магазинов по всему городу и области. Навару было меньше, чем от банка, но почти столько, сколько от рэкета. Убедившись в этом, я все больше занимался легальным бизнесом и все реже навещал Вэку и кодлу.

Намандячишься за день, а вечером шагай на прием. То к губернатору, то к директору «Тяжмаша», то к тестю, у которого жена родила сына. Тесть уверен, что это его работа. Расхаживает гордый, насвистывает что-то задорное из тридцатых-комсомольских. Свистнул бы в хуй — там тоже дырка. Пацан похож на мамашу, но все бабы, и Эльвира в том числе, утверждают, что на папу. Имеют ли все они в виду одного мужчину или разных? Но больше меня интересует, кем ребенок приходится моей жене и ее сыну? Обычно пацаны похожи на деда по матери. Поэтому и говорят, что у настоящих мужчин рождаются девки: чтобы повториться через поколение. Раньше от меня все больше девок рожали, а теперь одни пацаны пошли. Наверное, оттого, что жизнь стала стремная.