Конезавод… Как отныне будет больно видеть лошадей, щиплющих в лугах траву! Действительно ли стоит продолжать разводить этих чистокровных скакунов?
Когда десять минут спустя в дверь постучала Аксель, Грейс по-прежнему находилась в раздумье, хотя решение уже было принято.
— Входи, моя дорогая. Ты уже едешь?
— Я зашла, чтобы сказать тебе «до свидания».
— Надеюсь, речь действительно идет о «до свидания». Ты приедешь еще?
— Постараюсь, Грейс, но это будет нескоро.
— Да, я понимаю. На тебя свалился тяжелый груз, не так ли?
— Вероятно, — коротко ответила племянница.
Грейс внимательно и с интересом посмотрела на нее, думая о том, до какой степени Бенедикт мог обожать Аксель и возлагать на нее свои надежды.
— Послушай, дорогая, я обещала поведать тебе о своей тайне, и я сдержу слово… но не сейчас. У тебя нет времени, у меня — смелости. Есть две-три более насущные вещи, о которых я должна тебе сказать. Прежде всего, твой брат. Ты знаешь, какие у него планы?
— Думаю, он хотел бы побыть еще несколько месяцев с вами.
— О… Хорошо, почему бы и нет? Я плачу ему зарплату и буду продолжать это делать.
— Дугу? — удивилась Аксель.
— Да, чтобы дать ему возможность немного успокоиться. Естественно, Бенедикт не был в курсе дела, он бы не согласился. Похоже, твой брат работает хорошо. Если он хочет, дадим ему время завершить начатое. В любом случае, вступление в наследство займет некоторое время, пусть он поживет пока здесь.
Аксель, казалось, растерялась оттого, что обнаружился еще один секрет. Она посмотрела прямо в глаза Грейс и решительно спросила:
— Вы планируете и дальше заниматься конезаводом?
Она, без сомнения, была готова к плохой новости. В конце концов, им не интересовались ни Грейс, ни Джервис, а Кэтлин и того меньше.
— Ситуация несколько осложнилась. Мне нужно еще подумать над этим вопросом, но… видишь ли, как бы странно это ни было, но этих лошадей десять лет тому назад мне передал Бенедикт. Пока он был на ногах, то появлялся здесь нечасто, а лишь наносил краткие визиты Джервису в Лондон. Но, оказавшись прикованным к коляске, он был вынужден доверить тренировки тебе и стал наведываться чаще и на более длительное время. Наконец-то я смогла воспользоваться им!
Она внезапно остановилась, на лице ее появилась грустная улыбка.
— «Воспользоваться», возможно, неправильное слово. Хотя… правильное, иного я не подберу. — Глянув на старинные часики на камине, она воскликнула: — Тебе пора бежать, дорогая! Не придавай моим словам значения, у тебя и так полно забот.
В совершенно не свойственном ей порыве она сжала внучатую племянницу в объятиях.
— Подожди, Грейс, — прошептала Аксель. — Я хотела бы знать…
— Не сейчас. Я не могу! Но обещаю, ты обо всем узнаешь.
Она поспешила подтолкнуть молодую женщину к двери. Вопреки ожиданиям, еще не все слезы были выплаканы.
8
Антонен спустился первым, чтобы приготовить завтрак. Рассвет наступит минимум через полчаса, но он хотел иметь в запасе немного времени.
За несколько дней он привык здесь и чувствовал себя настолько хорошо, что перспектива покинуть дом его удручала. Устроившись в гостевой комнате, он спал с открытым окном, слушая привычные звуки, доносившиеся из конюшни. Он умирал от желания вновь сесть на лошадь, продолжить свою карьеру, но еще более желал, чтобы Аксель оказалась в его объятиях. Долгими часами он мечтал о том, какой могла быть жизнь здесь, с ней. Для них двоих не было ничего невозможного, они были бы идеальной парой! Они разделяли страсть к скакунам, предпочитали одинаковый образ жизни и прекрасно знали друг друга. Бесконечно влюбленный, Антонен был уверен, что мог бы сделать Аксель счастливой, но как убедить ее? Как доказать свою искренность? У него теплилась надежда, что смерть Бенедикта все изменит и, возможно, удача ему улыбнется.
Он принялся за приготовление кофе, поджарил тосты и положил в корзинку фрукты. Английская трость, стоявшая у стойки, нужна была ему только на дорожках. Он стремился как можно скорее восстановить форму, преуспевая в этом больше, чем того требовали кинезитерапевты, и ходил почти нормально. Вскоре ужасное падение в Отей стало лишь неприятным воспоминанием.
— Уже на ногах? Ну, ты и расстарался…
В кухню вошла Аксель с взъерошенными волосами и глазами, еще немного припухшими от сна. На ней были розовая футболка, шорты и золотистые сандалии.
— Я рада, что вернулась, — выдохнула она, усаживаясь на высокий табурет. — Констан еще не встал?
— Пока нет. И я этим воспользуюсь, чтобы…
Обойдя стойку, он подошел и поцеловал ее в шею.
— Со сна ты чудо как хороша! — прошептал он.
Она слегка отступила, вероятно, чтобы отрезвить его. Несомненно, она еще не оправилась от шока после кончины Бена. Накануне она возвратилась очень поздно и, должно быть, плохо спала. Он подал ей чашку кофе, положил два кусочка сахара.
— Я распланировал сегодняшнее утро. Посмотришь, все ли тебя устраивает.
— Ничего особенного не произошло?
— Нет, я ведь говорил, все идет хорошо. У меня не возникло ни одной проблемы, даже было время ввести отчеты в твой компьютер. У тебя забавная программа…
— И впрямь забавная! А теперь скажи, как тебе снова оказаться в роли тренера?
Несмотря на то что вопрос был задан безобидным тоном, в нем, конечно же, скрывался подвох, и лучше было бы ответить откровенно.
— Это было очень поучительно, очень радостно, почти опьяняюще! Мне действительно очень понравилось, не стану отрицать. Но все-таки мне не терпится сесть в седло. Мне так этого недостает!
Конечно, ему понравилось играть роль того, кто решает и отдает приказания. Он не был лишен амбиций и знал, что карьеру жокея не продлить до пенсии. Тем не менее он не воспринимал Аксель ни как средство спасения, ни как надежду на продвижение в обществе. Она была женщиной, которую он желал более всего, женщиной, рядом с которой хотел бы засыпать по вечерам и просыпаться по утрам.
— Если хочешь, — предложил он, — я могу помогать тебе какое-то время.
— Нет, тебе нужно отдыхать, продолжать реабилитацию. Я справлюсь сама, я привыкла. В конце концов, Бен по полгода проводил в Англии. Не так уж много сейчас изменится.
— Кроме того, что ты звонила ему за каждым «да», за каждым «нет»!
— Его мнение много значило, но я научусь обходиться без него.
Обходиться и без него, Антонена. Это было очевидно, поскольку она отвергала его помощь. Он расстроено вздохнул:
— У тебя чудесный дом, мне будет жаль уезжать отсюда.