Читать интересную книгу Хозяин Фалконхерста - Кайл Онстотт

— Нам и здесь хорошо. — Она дотронулась пальцем до его губ. — Мы бы предпочли, чтобы вы с Кьюпом жили здесь, с нами. К чему нам королевская жизнь в Новом Орлеане? Останься, Аполлон, не пропадай больше!

Он тоже прикоснулся пальцем к ее губам, а потом махнул рукой, напоминая Кьюпу, чтобы тот подал ему один из узлов, который он вручил матери. Пока та развязывала веревку, он подтолкнул Кьюпа босой ногой, и тот, спохватившись, подал своей матери второй такой же узел. Некоторое время женщины были заняты веревками, потом они дружно всплеснули руками. Мадам Беатрис досталась черная расшитая шаль с бахромой, Жанне-Мари — фуксиновый головной платок с блестками.

— Кьюп сам выбрал подарок для тебя, — сказал Аполлон, чтобы сделать Жанне-Мари приятное. — А теперь мы достанем свою одежду.

Женщины понесли обновки в дом, сыновья последовали за ними. Жанна-Мари зажгла свечные огарки в гостиной. Здесь тоже хватало признаков былого благополучия. Аполлон осторожно опустился на позолоченный шезлонг, памятуя о сломанной ножке, Купидон развалился в кресле, тут же прилипнув потным телом к темному атласу спинки. Присели и женщины. Какое-то время все молча разглядывали друг друга, блаженно улыбаясь. Первым нарушил молчание Аполлон:

— Я собираюсь жениться. — Он произнес это небрежно, желая увидеть, как подействует сообщение на мать. Та не стала скрывать удивления, но ее улыбка не пропала.

— Давно пора, Аполлон. Кто же та счастливица, которой достанется мой красавчик сын?

— Я еще не просил ее руки, maman. Вдруг она не согласится? К тому же она далеко не девица. По-моему, она старше меня лет на пять, а то и больше. Полновата, — он раскинул руки и повел плечами, — и косовата в придачу.

— Аполлон, mon fils, перестань дразнить свою бедную мать! Если ты в нее влюблен, то она должна быть красавицей из красавиц, потому что только такая достойна красивейшего из мужчин.

— Кто говорит о любви, матушка? Любовь здесь ни при чем. Зато, по слухам, она — богатейшая женщина Юга. Пока она даже не знает о моем намерении на ней жениться. Она ни разу меня не видела, но это не важно: я собираюсь жениться, а знает ли она об этом — дело десятое.

— Ты привезешь ее сюда? — в нетерпении спросила Жанна-Мари.

Аполлон покачал головой.

— Нет, жить мы будем у нее. Слыхали когда-нибудь о Фалконхерсте? Это в Алабаме.

Мать неторопливо кивнула, пытаясь вспомнить, с чем у нее ассоциируется это знакомое название.

— Фалконхерст, Фалконхерст… Кажется, знаю. — Она повернулась к негритянке. — Помнишь, Жанна-Мари, как месье Бошер привез из Нового Орлеана негра Вермийона?

— Как же мне не помнить! Вермийон был таким красавчиком! Масса Бошер дал ему Моргану, и у них родился Кловис. Хозяин продал их всех одному приезжему из Арканзаса.

Мадам Беатрис кивнула и опять перевела взгляд на Аполлона.

— Твой отец всегда хотел купить негра из Фалконхерста, а купив, вечно хвастался приобретением, называя эту породу лучшей на всем Юге. Обладание негром из Фалконхерста воодушевляло его. А как он баловал этого парня: особая еда, лучшая одежда, все что угодно! И повсюду таскал его с собой, хвалился им. Я всегда твердила, что бедняге Вермийону больше приходится щеголять без своих нарядов, чем в них. Да, Фалконхерст мне знаком: он не сходил у твоего отца с языка, когда он купил этого негра и даже когда продал. Уж как он гордился, что у него был раб из Фалконхерста!

— Так вот, женщина, на которой я собираюсь жениться, — владелица Фалконхерста.

— В таком случае она сказочно богата!

— Знающие люди говорят, что так оно и есть.

— Но ведь ты ее не любишь, Аполлон! — Мадам Беатрис встала, подошла к сыну, положила руку на его голое плечо. — Во что превратится твоя жизнь с нелюбимой женщиной? О, как я любила твоего отца!

— А он тебя, maman?

— И он меня сильно любил, — твердо ответила она. — И взять Жанну-Мари предложила ему я. В ту зиму я сильно хворала, ты был совсем мал, и я была ему ни к чему. Он не мог жениться на мне и сделать тебя законным сыном, зато отправил тебя учиться на Север, где цвет кожи не имеет такого значения. Он освободил меня и тебя, чтобы ни я, ни ты не оказались на аукционном помосте. Да, твой отец меня любил. И я любила его.

— Он был добрым человеком, Аполлон, — вставила Жанна-Мари.

— А на меня он почти не обращал внимания, — проворчал Купидон.

— Зато он не стал тебя продавать! — сказала его мать с упреком. — Он всех продал, кроме меня, старого Джейсона и тебя. Он позволил мадам Беатрис растить тебя в господском доме. С тобой обращались не как со слугой, а как с родным сыном.

Купидон кротко кивнул, не желая спорить. Аполлон встал и направился в свою комнату, Купидон поспешил следом за ним.

Наверху, в спальне, было жарко. Наглухо закрытое окно заросло паутиной, на которой висели засохшие мухи и осы. Почти всю комнату занимала двуспальная кровать с пологом. На вбитых в стену гвоздях висела старая одежда, которую братья носили, когда навещали родной дом прежде.

— Мне спать здесь, с тобой, как всегда? — осведомился Купидон.

— Другого места все равно нет, разве что на полу, — усмехнулся Аполлон. — К тому же это огромное облегчение — спать рядом с человеком, который не станет донимать меня ночь напролет. Но если ты намерен спать здесь, тебе придется вымыться. Я не терплю, когда от тебя несет потом.

— Почему бы нам не искупаться в реке? Если принять ванну здесь, то пот очень скоро снова будет сбегать по телу в три ручья. А в реке вода приятная, прохладная; солнце уже садится, так что твоя драгоценная кожа не потемнеет.

— Отличная мысль! — Аполлону удалось распахнуть окно, однако в комнате не стало прохладнее. — Пускай твоя мать выдаст нам склянку жидкого мыла. Держи!

Он открыл дверцу высокого шкафа в стиле «ампир» и, найдя два старых полотенца, швырнул одно Купидону, после чего расстегнул свои неопрятные штаны, уронил их на пол и переступил через них.

— Погоди, я тоже раздеваюсь. — Расстегивая штаны, Купидон вспомнил, как часто делал это, чтобы предстать обнаженным перед любопытствующими белыми или перед потенциальным покупателем. К счастью, тут, дома, ему ничто не угрожало.

Обернувшись полотенцами, братья покинули раскаленную мансарду, сбежали вниз по голым ступенькам и оказались на крыльце. К воде они понеслись что было мочи и бултыхнулись в воду с гнилой пристани вниз головой. Сначала они резвились в воде, как два дельфина, потом принялись мылить друг друга с ног до головы и нырять, оставляя на воде переливающиеся мыльные пузыри. Солнце готовилось скрыться за горизонтом, воздух стал свежим. Они выбрались на пристань, растерли друг друга полотенцами и сели на провисающие доски, болтая в воде ногами.

— Давай-ка сядем после ужина в пирогу и сплаваем в Лендинг, Аполлон! Там полно креолок для тебя и цветных женщин для меня. — Видя нерешительное выражение на лице брата, Купидон стал рисовать радужные перспективы: — Помнишь Мадлен? Она тебе нравилась. Наверное, она до сих пор там.

Аполлон покачал головой.

— Я никуда не поплыву. И ты тоже. Первый вечер надо посвятить матерям и рано лечь спать. И потом, я не чета тебе. Я же говорил: спать с женщинами — моя работа. Сейчас я в отпуске. А в отпуске я не работаю, Кьюп.

— Ты хочешь сказать, что… — От разочарования у Купидона отвисла челюсть.

— Я хочу сказать, что, пока мы дома, о женщинах придется забыть даже тебе, Кьюп. Мы станем охотиться, удить рыбу, бороться, чтобы не потерять форму, и подолгу дрыхнуть. Я не хочу заявиться в Фалконхерст в образе старого распутника, утратившего былую прыть. Мне надо остаться свежим и привлекательным. А если так поступлю я, то и тебе не пристало от меня отставать.

— Ничего, пройдет неделя — и ты передумаешь.

— Не передумаю. Тебе меня не переубедить, так что не старайся. — Теперь он говорил серьезно. — Заруби себе на носу: если ты отправишься по бабам, я найду отцовский хлыст и велю сделать из тебя решето. Джейсон, возможно, стар, но силенки у него еще есть, так что с ним на пару мы оставим от тебя мокрое место. Не забывай, mon frere, что ты — моя собственность и я могу поступить с тобой так, как мне заблагорассудится.

— Как скажете, масса Плон, сэр. — Купидон мигом преобразился в услужливого, льстивого раба. — Если вы уже высохли, масса Плон, сэр, то лучше пойдемте домой, масса Плон, сэр.

— Брось! — Аполлон встал и обмотал бедра полотенцем. — Оставь свои глупости! Ни моей, ни твоей вины в этом нет. Вини Бога за то, что Он создал негров черными. Вини папашу Бошера за то, что он обрюхатил твою мать. Вини этих твердолобых белых недоумков, которые все это придумали. Я ненавижу их, Кьюп, ненавижу всех до одного, и всех их обведу вокруг пальца. Я выужу у них все деньги, до последнего цента, я буду грабить их мужчин, бесчестить их женщин, надувать их, лгать им, делать все, что в моих силах, чтобы оставить их ни с чем. А потом, когда я добьюсь своего, когда мы разбогатеем, мы захватим наших матерей и уберемся из этой чертовой страны туда, где замухрышка-белый не станет приглядываться ко мне, чтобы сообразить, есть ли во мне частица негритянской крови.