А Калинин — он мог бы стать финальным маршем, с которым хорошо идти по жизни, высоко подняв голову, с улыбкой, с праздником в сердце. Он был бы незыблемой основой бытия, умудренной опытом страстью, новым стимулом и мудрой поддержкой. Какой нежностью, какими ласками можно было бы наградить его, зная, что все это будет оценено по заслугам и принято с благодарностью. Но, скованное обстоятельствами, загнанное в угол гордыней, чувство это не родилось и вряд ли уже родится.
Людмила Сергеевна давно уже забыла, что такое слезы. Но сейчас они сами по себе вдруг начали наворачиваться на глаза. От выедающей душу пустоты, от разрывающей сердце жалости. Ей стало жалко сразу всех: и себя, и этих несчастных мужчин, которые вслепую гонялись за ее тенью. Зачем? Какой во всем этом смысл? Она, утратив много лет назад главное в жизни — любовь, теперь чувствовала себя мертвой. Был ли смысл куда-то стремиться, карабкаться, ломая себя, вверх по социальной лестнице, добывать, зарабатывать, побеждать? Брать на себя ответственность за все на свете, быть сильной по-мужски, всегда за всех решать? Людмила уже несколько лет физически ощущала, как вслед за душой, давно избавившейся от женственности, тело ее теряет пол. Оно не отзывается больше на ласки мужчин, не реагирует на прикосновения — безучастно сносит то, во что его вовлекают. И все это только потому, что она лишилась когда-то любви. Заставила себя жить так, как того требовал холодный разум. Первая любовь не оправдала честолюбивых ожиданий? Ладно, переживем. Поищем более сильного мужчину. Он не пожелал связывать с нами свою жизнь? Черт тогда и с ним! Просто забыть. И Людмила разлюбила, забыла, переключила всю страсть и энергию на карьеру. Да, в агентстве ее уважали, да, там она ощущала свою значимость, обожала это их общее дело, но ведь не ляжешь с любимой работой в постель!
А теперь она осталась одна. Среди многих людей, но одинока. И не умела вызвать в очерствевшем сердце своем даже отголоска далеких чувств. Невыносимо хотелось начать жизнь сначала, научиться беречь, холить и лелеять самое ценное в человеке — его любовь. Да только поздно уже. «Еще каких-то пять-семь лет… — пронеслось в голове, — и занавес столетью». Так все и закончится. Будут маски, будут игры, даже новые мимолетные приключения будут. Но пустота в душе никогда уже не сменится любовью, желание не обретет живую плоть и не подарит настоящего блаженства ни ей, ни близкому мужчине. Останутся только кошмарные сны, бесцветные, хорошо хоть редкие, ласки мужа и чувство брезгливости и стыда от того, что с ней произошло. Она уткнулась лицом в подушку и расплакалась, как маленькая, навзрыд.
Измена
Все у Любы в жизни складывалось неплохо, кроме одного. На седьмом году супружеской жизни она окончательно и бесповоротно разлюбила мужа. Просто не могла переносить его больше рядом, и все. Раздражало, как он ест, как говорит, как бреется, как спит. Как не убирает после себя посуду со стола, как разбрасывает грязные носки, как оставляет по всему дому корки и огрызки от фруктов. Люба очень надеялась, что он найдет себе другую женщину и бросит ее сам — вечно сварливую, вечно кричащую, вечно недовольную. Но Степа не находил. И не уходил соответственно.
Время шло. Нервы у Любы сдавали. Она пару раз требовала развода. Он коротко говорил «не дам» и закрывал эту тему. Для себя, видимо, сделав вывод, что женушка бесится с жиру. В ответ на такую реакцию Люба бесилась еще страшней.
Хуже всего становилось, когда наступал момент близости. В основном Любе удавалось отвертеться, но пару раз в месяц никакие отговорки не помогали. Люба посильнее зажмуривала глаза и терпела. Было невыносимо, очень хотелось оттолкнуть ненавистное тело и крикнуть громко «все, хватит уже!». Скрипя зубами, Люба сдерживалась и ненавидела еще больше. Степа ее мучений, казалось, не замечал — отрабатывал программу и мирно засыпал, повернувшись на левый бок. А Люба долго потом не могла сомкнуть глаз и лежала в темноте, сверкая желтыми от злости зрачками.
С Валерием она познакомилась на работе. Причем давно, но внимания на него Люба не обращала. К счастью, он не был ей ни начальником, ни подчиненным. Просто сотрудник из другого отдела. Но если смотреть по иерархической лестнице, Люба в компании стояла неизмеримо выше. И какой-то там интерес при подобном раскладе поначалу казался ей просто смешным. Чего нельзя было сказать о Валере. Обладая природной наглостью и инстинктом охотника, он на такие мелочи, как субординация, внимания не обращал. Упорно и целенаправленно добивался своего. Звонил. Приглашал. Ждал. Подкарауливал. Люба злилась и, гордо вскинув голову, от общения уходила. Но как-то раз оказалась с ним за одним столиком в кафе во время обеда — не было других свободных мест, и ей пришлось подсесть — и разговорилась.
Валера оказался на удивление интересным собеседником. Жизнерадостным, начитанным, озорным. Люба даже не выдержала — наградила увесистым комплиментом:
— Валера, вы бесподобны!
— Это значит, — Валера с ходу перевернул, — я подобен бесу? Вы мне льстите, но все равно приятно! — Они оба совершенно синхронно рассмеялись.
После совместного обеда Валера окончательно осмелел — ворвался как-то в ее рабочий кабинет посреди бела дня и пригласил в театр. Причем «на сегодня». Люба даже думать над этим не собиралась — уже открыла рот, чтобы отказаться. Но Валера ей и слова вставить не дал.
— Люба, не говорите ничего! — Валера частил, боялся, что его перебьют. — Вам обязательно понравится — спектакль по пьесе Юрия Полякова «Хомо Эректус». Я бы не стал предлагать вам всякую ерунду. До Театра сатиры от офиса рукой подать — никаких временных затрат. Прошу-у-у! — И он грохнулся перед ней прямо на колени, успев зажать билеты в зубах, словно розу, и глядя снизу вверх таким преданным и просящим взором, что Люба не устояла.
Да и так, наверное, сдалась бы. Имя Полякова было для нее чем-то вроде магического заклинания — к нему тянуло как на магните. Даже с учетом того, что пьесу она уже видела. И вообще прочитала и перечитала все, что можно было купить или найти в Интернете. Только вот откуда Валера об этой ее слабости узнал? Произведения Полякова они не обсуждали. Совершенно точно.
Как бы то ни было, в восемнадцать тридцать Любовь Андреевна дисциплинированно выключила компьютер, переобулась и, взяв сумочку, вышла из кабинета. Валерий, сияющий, как электрическая лампа в тысячу ватт, ждал ее в коридоре. Брать ее под руку или делать что-то в этом роде он, слава богу, не решился. А то с него бы сталось, на радость всем любопытствующим. Просто смиренно пошел рядом. Любе даже шаг сбавлять не пришлось. Так что их совместный выход с работы выглядел совершенно невинно — ну, встретились в коридоре два сослуживца. Люба мысленно добавила Валерию несколько баллов за понимание и такт.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});