Читать интересную книгу Святой вечер - Дилейни Фостер

Я прижала пальцы к губам и поцеловала его. — Я тоже тебя люблю, папа.

Как только мой отец вышел и за ним захлопнулась дверь, на губах Линкольна заиграла лукавая улыбка.

— Так ты имел в виду мою задницу в буквальном смысле или...

Его рот прижался к моему, заставив меня замолчать. Мои пальцы запутались в его волосах, притягивая его глубже в поцелуй. Все было здесь, раздетым и сырым, истекающим кровью из моей души в его. Я застонала в его рот. Еще. Он поклонялся мне своим языком и наказывал меня своими губами. Он устроился между моих бедер, его член был твердым и пульсировал в моем сердце даже сквозь ткань нашей одежды. Он оторвал свой рот от моего, перехватив мои губы зубами.

То, с какой нежностью он смотрел на меня, разорвало меня на части. — Ты больше никогда не сможешь так со мной поступать, птичка, — прошептал он с прерывистым дыханием, а затем провел кончиком носа по моему. — Понятно?

Я кивнула.

— Хорошая девочка. — Он перевернулся на спину и прижал меня к своей груди, его рука провела по моим волосам.

— Что случилось? Где твой отец? — И Грей. Где был Грей? Последнее, что я помнила, это как они с Каспианом появились перед тем, как Линкольн отнес меня наверх. Сразу после того, как Малкольм вогнал лезвие в мою кожу.

Ледяной холод заставил мое тело содрогнуться. Дыхание перехватило в легких. Он все еще там?

Голос Линкольна успокаивал меня. — Никаких вопросов. Не сегодня.

Я приподняла бедра с кровати, безмолвно умоляя его прикоснуться ко мне.

Он ухмыльнулся. — Как бы я ни хотел трахнуть тебя прямо сейчас, сегодня мы просто будем лежать здесь. — Он поцеловал меня в макушку. — Сегодня вечером мы просто заживем.

И это было то, что мы делали. Это было то, кем мы были — две поврежденные души, пытающиеся исцелить друг друга. Я влюбилась в Линкольна не потому, что он был хорошим человеком. Я влюбилась в него, потому что мое одиночество нашло приют в его темноте. Я никогда не ставила перед собой цель найти героя, потому что мой отец всегда учил меня спасать себя. Я любила Линкольна, потому что быть с ним — это как выйти на солнечный свет после жизни в тени. Я любила его, потому что, хотя я всегда говорила все, что думаю, он понимал все то, что я не говорила. Я была мотыльком, загипнотизированным его пламенем, и вместе мы сожгли бы весь мир, чтобы согреть друг друга.

Глава

42

Линкольн

Лирика спала, свернувшись калачиком у меня на груди, всю ночь напролет. Чертов рай. Я вообще не спал. Вместо этого я провел всю ночь, просто наблюдая за ней. Так спокойно. Наконец-то я смог отдохнуть.

Мне удалось выскользнуть из постели незамеченным, и теперь я стоял на кухне и взбивал яичницу, пока бекон шипел на сковороде.

Я не любил кофе, но Лирика обожала это дерьмо, поэтому я сделал и его.

Как раз когда я собирался вылить яичницу на сковороду, мой телефон пискнул новым текстовым сообщением.

Чендлер: 15 канал.

Черт. Это случилось. Наконец-то.

У Чендлера были связи с даркнетом. Этот ублюдок был в курсе всего. Благодаря его связям, прослушке, которую я установил на папин компьютер, и тайному логову Каспиана в стиле Бэткейва, они смогли найти доказательства того, что папаша серьезно увлекался порно. Не просто порно — такое, которое было запрещено везде, кроме каких-нибудь суперхуевых стран третьего мира. Такое, в котором мужчины получали удовольствие от пыток и убийств женщин, а затем трахали их безжизненные тела, пока те истекали кровью. Мой отец не только финансировал один из сайтов, который снимал это дерьмо, но и посылал им девушек для использования. Не лучший образ для парня, баллотирующегося в президенты. От осознания того, что он когда-либо был рядом с Лирикой — или моей сестрой — мне хотелось блевать.

Я схватил пульт и включил телевизор. Там, конечно, показывали, как моего отца выводят из нашего дома в наручниках с офицером по обе стороны, держа его за руки, пока они вели его к черному внедорожнику. Камера переместилась на входную дверь, где моя мать стояла, прикрыв рот рукой, словно не могла поверить в происходящее, словно не знала, за какого человека она вышла замуж.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Внизу экрана мелькнул заголовок:

Кандидат в президенты Малкольм Хантингтон задержан оперативной группой ФБР в ходе международной операции по борьбе с торговлей людьми.

Он никогда не покинет стены этой тюрьмы. Я схватила телефон со стойки и отправила ответное сообщение. Ты знаешь, что теперь делать. Затем я нажал кнопку питания на пульте и взбил свои гребаные яйца.

Солнце проникало сквозь щель в занавесках, освещая нежные изгибы тела Лирики. Она высунула одну ногу из-под одеяла, а ее голова уютно устроилась на подушке, подоткнутой под ее руку.

Я прислонился к дверной раме с подносом для завтрака в руках и смотрел, как она спит. Впервые за почти пять лет я снова мог дышать. Мое сердце билось, а не колотилось. Я не пил больше недели и ничего крепче пива. Это были не наркотики, от которых я был зависим. Это был побег, которого я жаждал. Я мог обходиться без них неделями — месяцами, когда тренировался.

Теперь Лирика была в моих венах. Мне больше ничего не было нужно.

Она зашевелилась, когда я подошел и поставил поднос на кровать. Я провел пальцем по ее щеке, призывая ее проснуться. Она потянулась, как ленивая кошка, затем открыла глаза и медленно улыбнулась мне.

— Что это все такое? — спросила она, увидев поднос, полный еды.

Я наклонился и поцеловал ее в лоб, затем сунул ей в рот ломтик бекона. — Что? Я не могу принести тебе завтрак в постель?

Она сузила глаза, пережевывая пищу.

Я засмеялся и взял кусочек бекона себе. — Это я говорю тебе, что собираюсь провести остаток своей жизни, делая тебя счастливой.

— Это значит...

— Да, детка. Теперь ты в безопасности. — Я переставил поднос на пол, затем устроился между ее ног. — Больше никакого Малькольма. Больше никакой Шотландии. — Я провел языком по ее губам. — Больше никакого Грея. — Я сорвал с нее покрывало и прижался к ней своим твердым членом. — Ты вся моя, и я позабочусь о том, чтобы все об этом знали.

Эпилог

Линкольн

Месяц спустя...

Моя кожа стала более плотной, как будто мне не хватало места внутри собственного тела. Моя кровь быстрее текла по венам. Мое сердце билось как рекордсмен.

Дыши, Линкольн. Просто дыши, мать твою.

Все это было очень поэтично — то, что его тюрьма была похожа на церковь. Ведь именно в церкви я впервые влюбился в Лирику.

Массивное кирпичное здание имело ряды арочных окон вдоль фасада и круглые башенки, обрамляющие вход в стиле собора. Как и большинство старых зданий в Нью-Йорке, оно выглядело готично и жутко.

Внутри это была мрачная каменная коробка с клетками, поставленными друг на друга. По крайней мере, так казалось. Полы были из бетона, а стены выкрашены в белый цвет с потертостями. Ряды клеток размером десять на десять с белыми прутьями выстроились вдоль стен и уходили в высоту на три этажа. И пахло здесь комбинацией отбеливателя и застоявшейся гребаной воды.

Мое сердце билось о грудную клетку, когда я прислонился к крашеным шлакоблокам и ждал. Чендлер подкупил парня из тюрьмы пакетом травы и фотографиями стриптизерш, чтобы тот отвел Малкольма в тюремный кафетерий. Он также купил мне десятиминутное окно в лазарете, а чертовы часы тикали быстро.

В коридоре раздались крики, за ними последовал высокий звук набираемого цифрового кода, затем металлическая дверь захлопнулась.

Вот и все.

Время платить.

Я подождал еще секунду, пока не услышал, как дверь снова захлопнулась, а затем медленно вышел из ванной, где прятался.