Читать интересную книгу Сибирская трагедия - Дмитрий Барчук

Но Екатерине Константиновне такое обращение показалось фамильярным, и она с размаху ударила шофера веером по щеке и обозвала хамом.

Я же нес Григория Николаевича. Он оказался на удивление легким и, несмотря на свою слепоту, сразу узнал меня:

– Это вы, Пётр Афанасьевич? Как я рад, что вы не уехали за границу, остались с нами строить новую Сибирь! А как Поленька? Я слышал, что у вас родился сын. Поздравляю от всей души!

Брешко-Брешковская и слышать не хотела никаких извинений. Она была почти глухой и воспринимала только крик. Букет ей понравился, и она одарила меня жеманной старушечьей улыбкой.

– Екатерина Константиновна, это мой бывший помощник и секретарь Пётр Афанасьевич Коршунов, – прокричал ей Григорий Николаевич.

Старая революционерка окончательно успокоилась и по-товарищески пожала мою ладонь своими цепкими птичьими пальцами.

По дороге в гостиницу Потанин успел пригласить меня на свою лекцию о культе Эрлика в восточной мифологии, которую он намеревался прочесть нынче вечером в зале Общественного собрания.

Я невольно улыбнулся. Свершаются революции, меняются правительства, идет Гражданская война, а он носится со своим Эрликом. Но потом вспомнил гибель шамана Мамлыя, и улыбка исчезла с моего лица. Может быть, хоть духи помогут примирить наш народ?

Григорий Николаевич словно прочитал мои мысли и сказал:

– А вы знаете, что большевики послали на Алтай карательный отряд и разогнали тамошнюю думу?

Я отрицательно покачал головой.

– Хотели арестовать Буркина, но он скрылся. Вот какое самоопределение для национальностей они готовят. Ну как, придете ко мне на лекцию? Я нашел много новых фактов в доказательство своей гипотезы о сибирском происхождении Христа.

– С удовольствием бы прослушал вас, но нынче вечером я уезжаю в командировку в Екатеринбург.

– На фронт?

– Нет. Уже в тыл.

Но Потанин последнюю мою фразу не расслышал и стал рассказывать, как он однажды по юной глупости участвовал в боях в Семиречье, расширяя владения российской короны.

В Екатеринбург мы приехали рано утром. На вокзале нас встретил почетный казачий караул с оркестром. Сибирский главком принял рапорты от здешних командиров и пригласил их вместе с небольшой группой штатских общественных деятелей подняться к нам в вагон на короткое совещание.

Делегацию возглавлял инженер, состоящий в партии кадетов. Он-то и высказал мнение уральцев относительно будущего политического устройства своего края.

– Мы бы хотели, чтобы Урал был выделен в особую автономную область с областным правительством во главе, ведению которого бы подлежали все дела местного значения.

Золотов и Гришин-Алмазов переглянулись, но ничего не сказали.

Тогда уралец, видимо, чтобы раззадорить посланников Сибирского правительства и сделать их более сговорчивыми, вскользь обмолвился, что в Екатеринбург уже прибыли два комиссара Комуча с намерением подчинить Урал власти Самарского правительства, и нынешним вечером совещание представителей партийных и общественных организаций Екатеринбурга будет решать, кому отдать предпочтение.

Военные подали командарму автомобиль, и Гришин-Алмазов пригласил в него нас с Золотовым.

При въезде на соборную площадь Иван Иннокентьевич неожиданно поднялся во весь рост и перекрестился. Он еще в вагоне расспрашивал о Романовых. Теперь я понял, что именно.

– Вот он – дом горнопромышленника Ипатьева, – произнес он трагическим голосом, указывая на закрытую высоким деревянным забором усадьбу. – Здесь 17 июля свершилось мрачное злодеяние. Последний русский царь, его супруга, их невинные дочери и наследник престола были зверски расстреляны большевиками.

Военный министр приказал шоферу остановиться. Мы вышли из машины. Следом за нами остановились две подкатившие коляски. Одна с офицерами, а другая – со штатскими.

– Начальник гарнизона уже распорядился произвести следствие об убийстве государя и его семьи, – отрапортовал молодой штабс-капитан из Академии Генштаба, недавно эвакуированной из Петрограда. – Его ведет судебный следователь Начёткин. Изволите допросить его о результатах?

Гришин-Алмазов утвердительно кивнул. Военные провезли нас по своим заведениям, а после доставили на парадный завтрак к начальнику гарнизона. Мне выделили место за столом с офицерами. В своем штатском костюме я выглядел белой вороной среди военных кителей, пока за наш стол робко не подсел немолодой человек с веснушчатым лицом в мундире судейского следователя. В руках он крепко сжимал картонную папку и все время оглядывался по сторонам, ожидая, что его вызовут для доклада.

За завтраком разговор снова зашел об убийстве царской семьи. Все сразу стихли, слушая речь начальника гарнизона.

– Царственных узников все время держали в доме Ипатьева. Чтобы оградить их от внешнего мира, большевики построили второй деревянный забор высотой более сажени. Снаружи их караулили красноармейцы, а изнутри только чекисты из иудеев и латышей. В окнах верхнего этажа всегда стояли наготове два пулемета, чтобы отразить возможное нападение. А когда стало ясно, что Сибирская армия вот-вот возьмет Екатеринбург, тюремщики получили приказ на уничтожение царской семьи. В ночь с 16 на 17 июля их всех привели в подвал дома и расстреляли вместе со слугами. Потом трупы вывезли на подводе в лес, рассекли на части, сбросили в ствол шахты, облили бензином и подожгли. Недавно мы обнаружили их останки.

В зале установилась гробовая тишина. Даже у меня, никогда не питавшего к царю теплых чувств, по коже поползли мурашки. Это злодеяние из тирана его сразу превратило в мученика.

– А детишек-то за что? Они в чем провинились? – недоуменно переспросил Золотов.

– Это логика их революции. Если рубить династию, то под корень. От большевиков пощады не жди, – ответил Гришин-Алмазов.

– Цареубийцам удалась сбежать. Кстати, руководил расстрелом томский фотограф Янкель Юровский[132]. Мы арестовали сестру этого чудовища и еще кое-кого из красноармейцев внешней охраны. От них-то и получили первые сведения, – поведал начальник гарнизона.

В этой трагической, поминальной атмосфере было уже не до заслушивания судебного следователя, главное мы уже знали. Нас ждала жаркая схватка с самарскими социалистами за Урал, и о Начёткине сибирские министры забыли. Меня же очень заинтересовало содержимое этой папки, и я сговорился со следователем встретиться вечером у него дома.

– Сибиряки, как никто другой, знают, что такое гнет метрополии, доведенный до абсурда централизм. Поэтому Сибирское правительство не возражает против предоставления Уралу областной автономии и даже приветствует таковую. Как говорит великий сибирский мыслитель Григорий Николаевич Потанин: «Пусть каждая область зажжет свое солнце, и тогда вся земля будет иллюминирована!»

Это высказывание министра снабжения Сибирского правительства зал встретил овацией. Однако Иван Иннокентьевич сразу оговорился:

– Но только при одном условии.

– Каком? – послышался вопрос из зала.

– Верховная власть будет принадлежать Сибирскому правительству.

– И на каком основании? – ехидно полюбопытствовал посланник из Самары. – Вы – такие же областники, и никто вас не уполномочивал брать на себя право образовывать новые областные деления, особенно вне территории Сибири.

Командарм не выдержал и вспылил:

– Вы спрашиваете о наших полномочиях? Кто нам их предоставил? Гражданская война, господин социалист. Сибирские войска освобождают сейчас Урал от большевиков. Этого вполне достаточно для присоединения Урала к Сибири.

В зале повисла тишина. Раздались возгласы об империалистической агрессии Сибири. Спас Золотев, придав дипломатического лоска словам военного.

– Если Приуральское правительство, избранное представителями населения, проявляет желание больше координировать свои действия с Омском, а не с какой-либо другой властью, то объяснение этого, конечно, лежит не в действиях Сибирского правительства, а в объективных фактах.

До квартиры Начёткина я добрался, когда на город спустились густые сумерки. Следователь жил скромно. По аскетической обстановке было видно, что и в лучшие времена здесь мало внимания уделяли комфортному обустройству быта, а в нынешние – и совсем забыли. На кухне, куда меня сразу провел хозяин, даже приличных чашек для чая не было. Кипяток из закопченного чайника он разливал в помятые солдатские кружки. Хотя чая, как такового, у Начёткина тоже не было.

– Прошу извинить меня за скудность угощения. Но это у вас в богатой Сибири все есть, а у нас, в столице красного Урала, чай из магазинов давно исчез. Только на рынке спекулянты продают втридорога. Да и не чай, а труху всякую. Я вообще на травы перешел. Завариваю ромашку, зверобой, мать-и-мачеху. И для здоровья полезней, и для кошелька не накладно. Ну как, попробуете моего отвару?